Искусствоведческий казус

Известна история о том, что, когда русский художник Куинджи выставил на выставке свой пейзаж, зрители хотели заглянуть за полотно, поскольку им казалось, что там установлено специальное освещение, которое пробивается сквозь холст и создает то самое невероятное свечение, которое исходило от этого полотна. Понятное дело, что светильников за картиной не находили, а мастерству художника продолжали удивляться. При том, что, действительно, его вещи для своего времени, наверное, были в определенном смысле авангардными, теперь они могли бы восприниматься именно в таком контексте, поскольку живописность там сведена была до демонстративной изобразительности, почти до фокуса, до игры с цветом и освещением.

Так и биография Зельфиры Трегуловой, которая теперь в качестве Генерального директора руководит Государственной Третьяковской Галереей, кажется чем-то вроде иллюзии. Хотя, познакомившись с биографией этой деловой и целеустремленной женщины, понимаешь, что она вроде бы на своем месте. Правда, чувствуешь, что есть в последовательности ее карьеры что-то хоть и правильное, но и невероятное, мистическое, если не тайное.

Исторический факультет столичного университета, работа в Музее имени Пушкина, стажировка в Штатах (и не где-нибудь, а в Нью-Йорке, в Музее Соломона Р. Гугенхейма). Подготовка в качестве куратора эффектных по названию и содержанию выставок не только русского искусства, длительный, с начала двадцать первого века, период работы в объединении музеев Московского Кремля в качестве заместителя старшей дочери Юрия Гагарина, которую на пост директора утвердил Президент РФ, через короткое время после вступления в должность. Короткие годы деятельности в РОСИЗО (организации, которая занимается закупкой произведений искусства и организацией выставок). И вот – как золотая медаль на олимпиаде – должность  первого лица в Третьяковки.

Ирина Лебедева, которая в феврале 2015 года покинула этот ответственный пост, человек редкой образованности и культуры, одна из ведущих специалистов по современному искусству. Ее сняли с должности по официальной версии по двум причинам: во-первых, в Третьяковке вроде бы было не совсем комфортно посетителям; во-вторых, не начато строительство второго корпуса рядом с историческим зданием галереи. Обсуждались и конспирологические версии увольнения известного искусствоведа в ее лице: в том смысле. Что она не проявила вовремя нужную общественно-политическую активность или лояльность, что совершенно невозможно: где политика, а где – искусство.

Но факт остается фактом: ушла Лебедева, торжественно и уверенно пришла Трегулова. И сразу же заявила о себе художественной сенсацией: на выставку Серова стали буквально ломиться (после того, как ее посетил и Президент РФ, показ картин русского классика живописи продлили, а напор зрителей стал так велик. Что ломали даже входные двери.) Такой же сенсацией оказалась и выставка Айвазовского, чей юбилей удивительно своевременно был использован в качестве и пропаганды не только искусства, а внешней и внутренней политики нашего отечества. Завершился победный ряд больших выставок экспозицией советского художника Гелия Коржева, безукоризненно владевшего техникой, чьи работы напоминали шедевры старых мастеров, хотя по содержанию оказались совершенно банальными и прямолинейными.

Будучи по российским законам уже почти 10 лет пенсионеркой, Зельфира Трегулова деятельна, активна и последовательно во всем, что касается ее места в культурной жизни города и страны. На смену большим монографическим выставкам пришли выставки столь же звучные, но камерные. На этот календарный год планируют показать картины Михаила Ларионова, Куинджи (вот почему он вдруг вспомнился в размышлениях о Трегуловой) Брюллова, Верещагина, Никича, Никогосяна. Даже этого перечисления достаточно, чтобы представить, насколько разнообразна музейная деятельность Третьяковки.

Да, конечно, есть в перечне имен некоторая пестрота и суета, желание удивить, поразить тем, что вроде бы знакомо, но все же еще воспринимается остро и колоритно в контексте впечатлений.

Понимая, какую поддержку власти имеет дама от искусства (на недавней презентации главенствовала вице-премьер Правительства России Ольга Голодец), прекрасно отдаешь себе отчет в том, что у Зельфиры Трегуловой все получится. И обязательно хорошо, а главное – как надо.

То, что второй корпус рядом со старым зданием Третьяковки еще, кажется, и не начинали строить, и там забор, огораживающий пустырь с видом на Москву-реку – не проблема. За это, то есть, за отсутствие его, нового корпуса Ирину Лебедеву сняли чуть ли ни в одночасье, а Трегулова – в полном порядке. Несомненно, со стройкой все  же есть прогресс: приняли вроде бы окончательный вариант здания, которое должны возвести рядом с историческим. Внешне оно выглядит красиво, а по сути – ужасно, как вторая очередь Мариинского театра в Питере, только с пилонами и стеклом, как в облике Дворца Съездов в Кремле. (Заметим, что лужковская эпоха в архитектуре российской столицы способствовала строительству новоделов – разобрали гостиницу «Москва», магазин «Военторг», а на их месте соорудили нечто помпезное до пошлости. Гостиницу внешне повторили, военторг – нет, от чего он выглядит еще банальнее и эклектичнее с акцентом на имперский стиль.)

Вспомним, что историческое здание Третьяковки было аккуратно и прилежно отреставрировано. Несомненно, что оно – тесновато, но зато в нем и рядом с ним удалось создать нечто аутентичное. Не настолько, как это получилось у Ирины Антоновой и теперь – сменившей ее Марины Лошак, которые в окрестностях Музея имени Пушкина развивают идею музейного городка, имея для этого много возможностей, в первую очередь, по площади. Третьяковка, находящаяся в Замоскворечье, кварталах, густо застроенных жилыми домами, расти может при расширении ее площади только вниз, поскольку с одной стороны – река, а с трех других сторон – дома, которые вряд ли когда-то соберутся сносить. Тем не менее, удалось поставить рядом с ней так называемый Инженерный корпус, просторное здание в несколько этажей, которое постоянно пустует, поскольку посещается мало и редко. (Вот что необходимо обязательно отметить, так это то, что Зельфира Трегулова прекрасный пиарщик от искусства. Почувствовав, что интерес к выставке Серова невероятно велик, она ввела продажу электронных билетов, чтобы задействовать и разные поколения, и разные слои зрителей. Правда, это не особенно помогло, как и ограничение времени на вход, поскольку те же узкие стеклянные двери из советских времен, не могли быть использованы с большей пропускной способности. Тем не менее, предлагать искусство, как качественный и востребованный, модный продукт Трегулова умеет и может просто замечательно. Возможно, у нее с Лебедевой получилась бы отличная пара менеджеров – искусствовед и менеджер. Но, видно, сэкономить решили, объединив обеих в одной персоне.)

То есть, по сути своей, все те претензии, которые от предыдущего руководства достались в наследство новому Гендиректору Третьяковки, остались не преодоленными до сих пор. Но целеустремленность администратора высокого уровня вселяет уверенность, что все будет исполнено  и сделано так, как надо. Не искусству, а комиссии, которая принимает проекты.

Надо сказать, что зарубежным архитекторам, которые даже побеждают в отечественных конкурсах, потом нередко приходится разочаровываться в своем успехе. Так, например, было с Фостером, который при Лужкове и по инициативе его энергичной жены-миллиардерши (Юрий Михайлович с простодушием высказался в эфире в том духе, что Елена Батурина добилась бы большего в бизнесе, если бы ей не мешал его пост градоначальника) хотел напротив входа в Парк Горького вместо Центрального дома художника объединенного на Крымском Валу с Новой Третьяковкой построить нечто настолько модернистское, что москвичи не выдержали и похерили этот помпезный проект. Несколько иначе получилось с Музеем имени Пушкина, где Фостер предложил оригинальную концепцию развития московского пространства как музейного городка. Он выиграл конкурс, но не согласился с переделками, и снял свой проект с реализации.

А вот голландскому архитектору Рему Колхасу, не менее именитому, чем Фостер, в Москве, в России повезло больше. Вероятно, и потому еще, что его предложения совпали с тем, что хотела провести в жизнь Зельфира Трегулова.

Окончательно определившись со вторым корпусом Старой Третьяковки, она обратила внимание на Новую Третьяковку. И это тоже песня, грустная и немного заунывная.

На берегу Москвы-реки еще не в самую плохую пору советской эпохи соорудили громадное здание  в форме параллелепипеда в основании. Сначала пафосно писали, что в него переведут фонд Третьяковки, что здесь будут проходить большие выставки (что было в значительной мере реализовано). По сути, идея была вполне логичная – собрание Третьякова сохранить и как памятник коллекционирования, а последующие поступления разместить уже в более просторном помещении. Как всегда, забыли про мелочи: про то, что соседство с рекой влияет на влажность здания, что картины из-за этого портятся, что оно не представляет внешне художественной ценности. И очень напоминает все тот же Дворец Съездов, только без присущего ему некоторого изыска и комфорта.

Потом здание разделили на две, возможно, равные части – одну отдали Международным союзам художников, что особенно актуальным оказалось после распада СССР, а вторая и стала Новой Третьяковкой. Если в ЦДХ входили с фасадной части через громадные двери, то в новую старую галерею – сбоку, что неудобно и непрестижно с любой точки зрения.

Когда Лужков, ведомый своей богатой супругой, хотел тут разместить творение Фостера под названием «Апельсин» (здание представляло собой в проекции громадные дольки апельсина, заметим, разрезанного), то встал вопрос о сносе здания с обеими его частями. Там были варианты – снести и Центральный Дом Художника, и Третьяковку, или все же Третьяковку на Крымскому Валу все же оставить. В новостях стали показывать сюжеты о том, как галерейщики готовятся к переезду неизвестно куда, оставляя обжитое ими место. (А надо сказать, что ЦДХ внутри смотрелось очень красиво – громадные люстры, много света, свободного пространства. Но все упиралось в неудобные лестницы, высокие и длинные, так что узкие эскалаторы несколько сминали впечатление от роскоши здания, во всяком случае, этой его части, поскольку в Новой Третьяковке все было почти тоже. Но без эскалаторов, скромнее и еще менее комфортно, чем в ЦДХ.)

И потому, что протесты горожан приобрели массовый характер, и по каким-то иным причинам (вдруг предложили здание, которое собирались разрушить до основания, считать памятником архитектуры позднего советского времени) проект сноса здания остановили. Сначала думали, что временно, поскольку Лужков – человек упорный и немного подкаблучник. А тут и его самого сняли, а жена с дочерьми уехала в Шале, кажется, в Швейцарию. Так что и вовсе стало не до Фостера и его «Апельсина».

И тут к третьей годовщине пребывания Зельфиры Трегуловой на посту Гендиректора Третьяковки ей сделали поистине царский подарок – прошла презентация проекта Рема Колхаса, суть которого – переоборудование всего здания на Крымском Валу. Тут еще остались сущие формальности – чтобы Международные союзы художников, которым принадлежит часть здания, проиграли суды. И тогда оно полностью перейдет во владение Третьяковки. Куда уедут со своими выставками все те же галерейщики – вопрос не компетенции Трегуловой. И уж тем более – не Рема Колхаса. Он предлагает здание усовершенствовать, насколько возможно, использовать пространство внутри параллелепипеда, которое есть как бы городской сад, снять ненужные, по его мнению, перегородки, зрительно расширить пространство за счет окон и колонн. То есть, формально, реконструкция или косметический ремонт. И на картинках все выглядит очень даже внушительно и впечатляюще. Обратим внимание, проект презентовали сейчас, хотя у одного и того же здания два хозяина. И судебная перспектива не столь определенна, как может показаться. Но при поддержке министерства культуры и Правительства России трудно быть пессимистом. Так что, можно не сомневаться, что у Зельфиры Трегуловой все задуманное – получится, осуществится, поскольку она умеет добиваться решения поставленных задач, которые, по странному стечению обстоятельств, оказываются в мейнстриме как будто только искусства, а на самом деле – и политике. Да и не только их.

Вот почему захотелось рассказать и об этой тихой, внешне скромной и интеллигентной женщине, которая последовательно и четко оказывается в нужном месте в нужное время, оставаясь как бы в тени, но при этом всегда на виду – по планам и свершениям, что есть пример поистине государственного мышления не только в области живописи или культуры, а бытия в современной российской реальности, будучи примером сочетания воли и мягкости, кажущейся неспешности и креативности, что достойно, как минимум, анализа и признания в своей образцовости и единичности.

Илья Абель