Интервью с Джорджем Мартином

Джой Уорд — автор одного романа. У нее есть несколько напечатанных рассказов, опубликованных в журналах и антологиях. Кроме того, она регулярно берет интервью по заказу различных изданий.

Джордж Мартин — один из самых плодовитых писателей нашего времени. Многие считают его величайшим из ныне живущих писателей. Он согласился встретиться с Джой в своем доме, где находится работающая копия робота Робби в полный размер и множество других удивительных моделей и коллекционных игрушек, в том числе его первый набор космических пришельцев.

Джой Уорд: Когда вы начали писать?

Джордж Мартин: Я писал всегда. Сколько я себя помню. Когда я был маленьким, я придумывал рассказы о своих игрушках и записывал их. Я всем давал имена. У меня была целая коллекция космических пришельцев. Позже я узнал, что они назывались «Пришельцами Миллера». Я оттолкнулся от того, что они были с какой-то другой планеты, например, с Марса или с темной стороны Луны — мне этого было вполне достаточно. Я дал всем им имена и решил, что это банда космических пиратов. Один пришелец был мозгом всей операции, другой — лейтенантом. Третий отвечал за пытки. В коллекции был маленький пришелец, который держал в руке странное оружие, которое напоминало мне дрель, поэтому я подумал: «Этот парень, должно быть, отвечает за пытки». У них было странное оружие и всякие интересные штуки, поэтому я выдумал различных персонажей из их мира и стал сочинять их приключения — приключения этой шайки космических пиратов. В то время мне было лет девять-десять.

Я также сочинял истории про монстров, которые я продавал другим детям за пять центов, а потом я на эти деньги покупал себе батончик Milky Way. Обычно эти истории были на две страницы, написанные от руки. Я писал про оборотней — мне нравилось пугать других детей.

Но этим я занимался не слишком долго, потому что у одного из детей начались ночные кошмары. Его мать пришла к моей и сказала: «Прекратите пугать детей. Им больше нельзя рассказывать эти истории про монстров». И мой источник доходов, которые я тратил на дополнительные батончики Milky Way и комиксы, исчез.

— Чем вы занялись тогда?

— Я просто прекратил пугать других детей — на несколько лет. Я много читал. Книги стали моими комиксами.

Когда я переживал этап становления, один из маминых друзей подарил мне книгу в твердой обложке под названием «Имею скафандр — готов путешествовать!» Роберта Хайнлайна (Robert A. Heinlein) издательства Scribner. Разумеется, она до сих пор остается одной из моих самых любимых научно-фантастических книг. Это один из величайших научно-фантастических романов всех времен. И один из лучших романов Хайнлайна, как мне кажется, хотя он и был написан для детей и подростков. Но ее можно читать и взрослым. Я до сих пор читаю ее с большим удовольствием.

Эта книга познакомила меня с научной фантастикой. Каждую неделю мне давали доллар, и мне приходилось решать — книги в мягкой обложке стоили 35 центов — готов ли я потратить сумму, которой хватило бы на три журнала с комиксами, на одну книгу в мягкой обложке. Порой принять такое решение было очень трудно. Я объясню. Предположим, перед вами новый «Человек-паук» и «Фантастическая четверка», но что это? Вот книга Роберта Хайнлайна, которую я прежде нигде не видел, или Андре Нортон (Andre Norton), или А. Э. Ван Вогта (A. E. van Vogt). Книги издательства Ace Double. Мне очень нравились книги этого издательства, потому что за 35 центов вы получали целых две истории. Подаренную мне книгу Хайнлайна «Имею скафандр — готов путешествовать!», которая была красивым первым изданием в твердой обложке издательства Scribner, я зачитал до дыр, но на протяжении целого десятилетия это была моя единственная книга в твердой обложке, потому что наша семья жила довольно скромно.

— Книги каких писателей вы читали?

— Я уже упомянул некоторых из них. Андре Нортон была еще одной замечательной писательницей, чьи работы публиковались издательством Ace Double. Мне нравились ее книги.

Мне нравился Джерри Сол (Jerry Sohl). У него было несколько хороших книг. Я читал Ван Вогта, но он меня не слишком зацепил. Было интересно, но его истории в некотором смысле сбивали меня с толку. Они до сих пор сбивают с толку. Но, несомненно, они оригинальны. Айзек Азимов, Джек Уильямсон (Jack Williamson) и все те, кто писал в то время или в предыдущие несколько десятилетий.

В какой-то момент я открыл для себя Дока Смита (Doc Smith), и я залпом прочел всю серию — «Космический жаворонок» (The Skylark of Space) и все сиквелы.

Затем в какой-то момент я открыл для себя жанр фэнтези. Впервые меня с ним познакомила небольшая книга Спрэга Де Кампа (Sprague de Camp) в жанре «мечи и магия» — я взял одну из книг, расставленных на вращающемся стеллаже, и это была книга о Конане. Я сразу же увлекся — особенно Конаном.

Затем я переключился на литературу в жанре хоррор — я называл эти книги историями с монстрами. На вращающемся стеллаже я обнаружил антологию литературы ужасов — любимые страшные истории Бориса Карлоффа или что-то в этом роде. В этой книге был рассказ «Шепчущий во тьме», первый рассказ Лавкрафта, который я прочитал. Мне никогда не приходилось читать ничего страшнее этого рассказа.

— Какую свою работу вы продали первой?

— Прежде чем заняться этим профессионально, я был просто фанатом, чьи работы время от времени печатались. Сначала я писал для фанатских журналов.

Я много раз высказывался — в интернете и не только — против фанфиков. Иногда фанаты критикуют меня за это, потому что не понимают. Они спрашивают: «Вы говорите, что писали фанфики, а теперь вы выступаете против них». Но то, что я писал в прошлом, не было фанфиками в том смысле, в каком мы понимаем их сегодня. Сегодня, когда мы говорим о фанфиках, мы имеем в виду, что люди берут моих персонажей, или персонажей Робина Хобба (Robin Hobb), или персонажей Роберта Джордана (Robert Jordan), или Керка, или Спока, или любого другого персонажа телешоу или фильма и начинают писать о них. То есть сочиняют свои рассказы о чужих персонажах. Я никогда этим не занимался и никогда это не одобрял.

На самом деле я писал фанатскую литературу. В 1960-х под этим подразумевалась литература, написанная фанатами и опубликованная в фанатских журналах. Это были оригинальные рассказы об оригинальных персонажах. Да, некоторые из них были очень похожи на известных персонажей. Стоило копнуть чуть глубже, и становилось ясно, это перед вами Бэтмен, даже если его имя заменили на Кукабуррамен.

Я писал истории о Манте Рее, Пауэрмене и множестве других персонажей — некоторых из них придумал я, остальных — другие писатели, которые затем поручили мне писать об их персонажах. Эти истории публиковались в фанатских журналах, и постепенно они стали довольно популярными. Меня часто хвалили, и это меня вдохновляло.

В детстве я был очень застенчивым и замкнутым. Мне кажется, мое воображение стало для меня убежищем — мечты, книги и комиксы.

Я всегда немного сомневался в том, стоит ли мне этим заниматься. Не знаю, почему — из-за страха, неуверенности или по какой-то иной причине. Но когда мои работы публиковались в журналах, когда редакторы говорили: «Отлично, это одна из лучших историй, которые мы когда-либо получали», когда читатели писали и говорили, что «этот Джордж Мартин потрясающий», меня это очень вдохновляло. Я думаю, это стало переломным моментом в моем развитии.

— Как вы относились к тому, что многие люди называли вас великим писателем?

— Эти люди казались мне старшеклассниками, которым просто не приходилось читать ничего лучше. В то время 90% поклонников комиксов были детьми, которые учились в средних и старших классах. Были еще 10% студентов колледжей и взрослых людей, которые занимали руководящие позиции в этой области, заставляя ее развиваться, но все те, с кем мне приходилось общаться, были школьниками. То есть я был в младшей лиге. Я был звездой младшей лиги. Но это вовсе не значило, что я смогу чего-то достичь в старшей лиге. А я всегда мечтал играть именно в старшей лиге.

Я знал, что в конечном итоге я хочу писать комиксы на профессиональном уровне. Я хотел писать рассказы на профессиональном уровне. Но я сомневался в том, стоит ли мне делать этот шаг. Что если я не понравлюсь? Что если меня не будут читать? Что если мне скажут, что я недостаточно хорош? Поэтому я хотел дождаться того момента, когда я стану писать лучше. Через пару-тройку лет я стану немного старше и буду писать немного лучше.

Потом я поступил в колледж. Учась в колледже, я старался пользоваться любой удобной возможностью, чтобы пройти курсы, где меня могли научить, как нужно писать. Я закончил курсы писательского мастерства и мастерства короткого рассказа.

На курсах я часто спрашивал: «Можно мне вместо курсовой работы написать художественное произведение?» Шел второй год обучения в Северо-западном университете в Эванстоне, штат Иллинойс, и я проходил курс по скандинавской истории. История была второстепенным предметом. Нам нужно было написать курсовую работу, поэтому я подошел к своему профессору и спросил: «Можно мне вместо курсовой написать историческую повесть?» Ему никто прежде не задавал подобного вопроса, но он был заинтригован. Он сказал: «Конечно. Давайте посмотрим, что вы сможете сделать с той историей, которую мы вам здесь преподаем».

И я написал повесть о русско-шведской войне 1808 года и взятии великой крепости Свеаборг — «Северного Гибралтара». В тех событиях есть множество загадок. И написал повесть, в которой я попытался все объяснить. Она называлась «Крепость». За нее я получил «отлично», и это было замечательно. Однако я не просто получил отличную оценку: моему профессору так понравилась моя повесть, что он отправил ее в профессиональный журнал под названием American-Scandinavian Review. Им она тоже понравилась, но они не печатали художественную литературу. Они отправили моему профессору очень вежливое письмо с отказом, которое он передал мне. Это письмо стало первым отказом напечатать мою работу. Я сказал: «Ладно, профессиональный редактор счел мою повесть хорошей. Возможно, мне нужно перестать бояться».

Поэтому на следующий год я начал курс писательского мастерства и написал несколько рассказов в жанре научной фантастики и несколько обычных рассказов. Я стал самостоятельно рассылать их в специализированные журналы. Что касается моих обычных рассказов, я получал только отказы. Однако если говорить о двух написанных мной научно-фантастических рассказах, то в конечном итоге мне удалось их продать — хотя один из них я продал только спустя десять лет. Но второй я продал уже через два года. Он назывался «Герой» (The Hero).

Это была моя первая сделка профессионального уровня. Этот рассказ я написал, кажется, на третьем курсе в Северо-западном университете — когда я учился на курсе писательского мастерства. Я отправил его в несколько журналов и даже получил письмо с отказом от Джона Кэмпбелла-младшего (John W. Campbell Jr.), чем я очень горжусь. Он лично составлял эти письма. А потом мой рассказ принял журнал Galaxy. И его напечатали в этом журнале в 1971 году. За него я получил 94 доллара, что по тем временам было довольно неплохо.

Я помню тот момент, когда мой рассказ появился в журнале в феврале 1971 года. Мы с моим другом прочесывали Чикаго в поисках этого журнала. Мы покупали пару копий журнала в одном киоске, пару — в другом, а затем несли их домой. В то время авторам не отправляли авторских копий. Нужно было самому искать эти журналы.

Было довольно увлекательно. Первый раз — это всегда увлекательно, будь то опубликованный рассказ или секс. И это запоминается навсегда. Как открываешь конверт и видишь в нем чек. Было довольно странно видеть журнал на прилавках газетных киосков — с моим именем, напечатанным на его страницах. Мое имя, напечатанное под рассказом. Это было потрясающе.

Мне очень повезло. Я знаю многих людей, которые годами пытались пробиться, собрали огромные стопки отказов — мне тоже приходило много отказов. На курсе писательского мастерства я написал четыре рассказа — и на три из них я получил больше 40 отказов. Некоторые из них мне так и не удалось продать.

Но тот факт, что один мой рассказ все-таки приняли, вселил в меня уверенность. Если бы я получил 40 отказов на все четыре рассказа, я, возможно, упал бы духом и даже прекратил свои попытки, но это вдохновило меня, заставив упорно идти к своей цели. Потом я написал еще несколько рассказов, и их тоже удалось продать. Научная фантастика, фэнтези. В 1970-х годах я печатался везде, где можно. В 1973 году был месяц, в котором три моих рассказа были одновременно опубликованы в трех разных журналах — в журналах Analog, Amazing и F&SF.

Это было потрясающе. Мне казалось, что я завоевываю весь мир.

Я писал и печатал рассказы на протяжении начала и середины 1970-х годов. Меня номинировали на премию Кэмпбелла. Разумеется, я ее не получил. Меня номинировали на получение премий «Хьюго» и «Небьюла», но их я тоже не получил. Наконец меня выдвинули на премию «Хьюго», и я ее получил. За «Песнь о Лии» (A Song for Lya), в 1975 году. За лучшую новеллу.

В тот момент я подумал, что мне пора взяться за первый роман. «Умирающий свет» (Dying of the Light) был опубликован в 1977 году. И снова мне очень повезло. В 1970-х годах молодые писатели, которых я знал, получали 3 тысячи долларов за свои первые романы.

В 1977 году, когда я уже заканчивал свой роман, я не был уверен, что у меня получится написать более масштабное произведение, потому что прежде я писал только рассказы. Пока я писал свой роман, начался бум научно-фантастической литературы, пришедшийся на конец 1970-х годов. Впервые книги в жанре научной фантастики начали попадать в списки бестселлеров. Великие писатели Золотого века и 1950-х, Азимов и Хайнлайн, впервые столкнулись с тем, что их книги превратились в бестселлеры. Издательства, с которыми они работали, были просто счастливы, но тогда же появилось множество новых издательств. На место Большой пятерки пришла Большая тридцатка. Начались поиски молодых и перспективных писателей — новых Азимовых и новых Хайнлайнов. Стали проводиться аукционы, сумасшедшие аукционы, в ходе которых люди делали гигантские ставки на первые и вторые романы начинающих писателей.

Я оказался в нужном месте в нужное время. Четыре издателя боролись за мой роман «Умирающий свет», поэтому мне удалось продать его за гораздо более значительную сумму, чем было возможно еще год назад. Это позволило мне задуматься над тем, чтобы заняться литературой профессионально.

До этого переломного момента в моей карьере я всегда где-то работал. Я был организатором шахматных турниров. Некоторое время занимался журналистикой. Я даже два года проработал волонтером VISTA. Занимался связями с общественностью. Но я смотрел на карьеры других писателей и понимал, что, к примеру, Хайнлайн был профессиональным писателем с самого начала. Но был также и Клиффорд Саймак (Clifford Simak), который никогда не был профессиональным писателем. Он всегда писал только в свободное время, и мне казалось, что я тоже постепенно к этому иду — пока я не продал «Умирающий свет» за очень щедрое вознаграждение.

После «Умирающего света» я написал «Гавань ветров» (Windhaven) — совместно с Лизой Татл (Lisa Tuttle) — и «Грезы Февра» (Fevre Dream). Эти романы помогли мне немного отойти от научной фантастики в чистом виде.

Потом я написал роман «Шум Армагеддона» (The Armageddon Rag). Он вызвал бурный энтузиазм среди тех, кто его прочел, и стал моим первым серьезным шагом вперед. До того момента в моей жизни я как будто находился под действием каких-то чар. К несчастью, этот роман никто не купил. С коммерческой точки зрения он стал провалом. Я быстро понял, что издательский мир — это такой мир, где никогда нельзя успокаиваться и чувствовать себя в безопасности. Вы будете востребованы, только пока востребована ваша новая книга, фильм или телесериал.

— Как вы оцениваете ваш путь от, возможно, лучшей телевизионной истории любви, «Красавицы и чудовища», до сериала «Игра престолов», который фактически является ее противоположностью?

— Для меня они не были такими уж разными. Я всегда писал в разных жанрах. Будучи ребенком, я влюбился в научную фантастику, в фэнтези, в жанр хоррор — и писал во всех этих жанрах. Если посмотреть на мои первые работы, на «Героя», к примеру, который был опубликован в журнале Galaxy, то это была научная фантастика в чистом виде. Второй мой рассказ, который я продал журналу Fantastic, был рассказом с привидениями, действие которого разворачивалось тогда, когда люди перестали пользоваться автомобилями. То есть это был жанр фэнтези с элементами хоррора и страшных историй. Даже в своих первых рассказах я сумел соединить три жанра. Я продолжал искать. Мне никогда не нравилось повторяться. Мне всегда нравилось развиваться и что-то менять и придумывать, что можно сделать дальше.

Я был ребенком вращающейся витрины. В Бейонне, штат Нью-Джерси, у нас не было книжных магазинов, когда я рос. Я покупал свои книги в мягкой обложке, находя их на вращающейся витрине, рядом с комиксами. Там все книги стояли вперемешку. Романы Дюма рядом с Норманом Винсентом Пилом (Norman Vincent Peale). Я всегда много читал, и мне всегда нравилось много писать.

— Как вы используете смерть в своих произведениях?

— Я не рассматриваю смерть в таком ключе — не рассматриваю смерть как некое средство, используемое для достижения определенных целей. Мне кажется, писатель, даже тот, который работает в жанре фэнтези, обязан говорить правду. А правда заключается в том, что, как мы знаем по «Игре престолов», что все люди должны умереть. Особенно если вы пишете о войне, которая, несомненно, стоит в центре «Игры престолов». Война и смерть часто встречаются в моих произведениях — не во всех, но во многих — начиная с рассказа «Герой», в котором рассказывается о воине. Невозможно писать о войне и насилии, не прибегая к смерти. И если вы хотите быть честными, смерть должна касаться в том числе главных героев. Нам всем миллионы раз приходилось читать о том, как несколько персонажей отправляются на поиски приключений, и главный герой, его лучший друг и его возлюбленная проходят через массу опаснейших испытаний и остаются живы. Умирают только второстепенные персонажи.

Но это обман. Так не бывает. Они идут в бой, и их лучшие друзья гибнут или получают страшные раны. Они теряют ноги, и смерть настигает их совершенно неожиданно.

Смерть очень капризна. Она всегда рядом. И рано или поздно она придет за нами. Мы все умрем. Я умру. Вы умрете. Смерть лежит в основе всего. Поэтому нужно писать о смерти, если вы хотите быть честными, особенно если вы пишете о каком-то серьезном конфликте. Как только мы признаем, что обязаны писать о смерти, нам нужно смириться с тем, что она может настичь любого персонажа и в любой момент. Вы не сможете жить вечно только потому, что вы являетесь милейшим ребенком, или лучшим другом главного героя, или самим героем. Герои тоже гибнут — по крайней мере в моих книгах.

Я люблю своих персонажей, поэтому мне всегда трудно их убивать, но я знаю, что это необходимо. Я стараюсь думать, что не я их убиваю, а другие персонажи. Так я снимаю с себя ответственность.

— Какой совет вы могли бы дать молодому Джорджу Мартину?

— Писательство — это ужасная карьера, если ее рассматривать именно как карьеру.

Не стоит выбирать писательство в качестве способа заработать деньги, сделать себе имя или в каких-то других, связанных с этим целях. Если вам нужно писать, если внутри вас рождаются истории, если в детстве вы придумывали имена и биографии своим игрушечным пришельцам, спросите себя, что будет, если никто и никогда не даст вам за ваши истории ни пенса. Станете ли вы писать в этом случае? И если вы ответите на этот вопрос утвердительно, тогда вы писатель. Тогда вы обязаны писать. Это единственное, что вы можете сделать. Если ответ будет отрицательным — я перестану писать, если в течение пары-тройки лет мне не удастся ничего продать — тогда вам стоит отказаться от этой затеи уже сейчас и заняться, к примеру, информатикой. Я слышал, что за компьютерами будущее.

Все смотрят на образ жизни писателей. В нем очень много положительных моментов. Но вы должны писать, только если у вас есть истории, которыми вы готовы поделиться. Если внутри вас собралось множество персонажей, которые отчаянно хотят выбраться наружу. Таков мой совет начинающим писателям.

— Что вам хотелось бы сделать из того, чего вы не успели сделать?

— Я бы хотел, чтобы мне снова было 30. Я хотел бы путешествовать по миру. Хотел бы ездить в удивительные места и переживать там удивительные приключения. Но если бы мне снова было 30, я очень хотел бы работать дальше.

Джой Уорд (Joy Ward)
Источник