Игорь Клямкин | О неосултанизме и неосамодержавии

Турция отрывается от России в конституционном творчестве. Конституционный султанизм, за который проголосовало там большинство населения, по части концентрации полномочий президентом превосходит российское конституционное самодержавие. Он будет совмещать должности главы государства и главы правительства, будет назначать и смещать министров, которые, в свою очередь, будут избавлены от обязанности отчитываться перед парламентом и отвечать на вопросы парламентариев, лишаемых даже возможности влиять на бюджет. Если же говорить в целом, то зависимость главы государства и возглавляемой им исполнительной власти от законодателей фактически исчезнет, равно как и от власти судебной, ибо ее формирование тоже будет под президентским контролем.

Есть повод напомнить о том, о чем в свое время уже писал.

Когда-то (в конце ХУ- ХУI веках) османское и московское государства уже двигались в одном направлении. Москва после освобождения от Орды стала внимательно присматриваться к турецкому политическому опыту. Потому что османы одолели единоверную московитам Византию и создали сильнейшую по тем временам военную державу. А присмотревшись, многое заимствовали. Потом, начиная с Петра I, Россия стала присматриваться к уходящей в отрыв Европе и подстраивать свою государственность под идущие оттуда вызовы Нового времени, и к началу ХХ столетия далеко на этом пути продвинулась, между тем как Османская империя увязла в традиции, и ее былая мощь оказалась в прошлом. А потом Первая мировая война показала, что не только турецкая, но и российская государственная системы не жизнеспособны, ответами на что стали две принципиально новые политические модели – Ататюрка и большевиков. Обе были настроены на освоение идеи демократии, но в Турции демократия понималась по-европейски, а ее охрана в культурно не европейской стране поручалась европеизированной армии, между тем как в России, ставшей Советским Союзом, демократия насаждалась, как альтернативная европейской, и стала фасадом тоталитарной партийной диктатуры.

Последние десятилетия показали, что и эти обе модели стратегически неустойчивы. Сначала обвалилась советская, а на ее месте после кратковременного экспериментирования с европейскими политическими формами образовался политический кентавр, в котором изначальная османско-московская государственная система сочленилась с имитационными конституционно-демократическими институтами и процедурами. А сегодня мы можем наблюдать институциональное завершение турецкого тренда от современности к традиции, который наблюдался в последние десятилетия. И разница между этим конституционно-выборным султанизмом и российским конституционно-выборным самодержавием разве что в том, что в турецком случае президентское полновластие узаконено более определенно и последовательно.

Две евразийские страны, поначалу институционально обустроенные сходным образом, после долгих и разных блужданий в поисках адекватного государственного устроения пришли примерно к одному и тому же. Но почему-то не уверен, что для обеих это синтезирование ХУ-ХУI столетий со столетием ХХI есть завершение долгого исторического пути, что добрались они наконец-то до своих политических земель обетованных.

Игорь Клямкин