И захлопнулись врата ада…

27 января – Международный день памяти жертв Холокоста

Йоэлла Хар-Шефи и Иона Лакс – гражданки Израиля. В бразильском Сан-Пауло обитает Нанетте Блитц Кениг. Лизель Бинцер никогда не думала покидать Германию, она живет в Оффенбахе. Четыре судьбы объединяет одна непродолжительная, но страшная страница. Все дамы – малолетние узницы гитлеровских концлагерей.

Справка.

Только 6-11% еврейских детей Европы пережили Вторую мировую войну. Из примерно 40000 живущих в Германии человек, прошедших через Холокост, около 30000 Child Survivors – пострадавших детей. Сегодня именно они представляют второе поколение жертв Холокоста, которых насчитывается в мире около 500 тыс.

Голоса, услышанные потомками

…Йоэлла Хар-Шефи не может сдержать волнения, выступая со сцены Центра иудаики в Берлине. «Поверьте, это стоит больших усилий – делать вид, что ты – нормальный человек. Те, кто прошел сквозь ад концлагеря, не являются обычными людьми». Она говорит горячо. Кажется, все происходит в здании суда. Что неудивительно: Йоэлла Хар-Шефи – по профессии адвокат.

Она родилась в 1935 году в Варшаве. Ее родители были убиты в Треблинке. Она пережила Холокост. «Поэтому детства, как такового у нас не было. Оно было разрушено нацистами. В возрасте двенадцати лет мы ощущали себя стариками».

Судьбу польских детей, попавших в жернова нацистской машины убийств, разделили еврейские ребятишки Германии. Именно с них-то и начал Гитлер тотальную зачистку в рамках «окончательного решения еврейского вопроса».

… Отец Лизель Бинцер, помнивший еврейскую родню, начиная с XVI столетия, – ветеран Первой мировой войны, в которой потерял обе ноги. Но для нацистов он был не героем и не патриотом, а несчастьем. Как и члены его семьи. Жена и 11 детей.

Лизель больше не видела братьев и сестер. Она не понимала, куда попала. Очнулась в лазарете, где ей сообщили, что заболела сразу и корью и скарлатиной. Там же, в лазарете, она встретила шестой год рождения. По этому случаю ее соседки, девочки из Чехии, соорудили подобие штруделя. Это было первое и единственное угощение за все время пребывания в концлагере. «Я могла только мечтать о мороженом, каким лакомилась на плакате от Геббельса ангелоподобная девочка. Единственное утешение: эта девочка была такая же белокурая, как я».

Едва Лизель быстро перезнакомилась с новыми подружками, как они в одночасье исчезли. Куда? Когда она спросила взрослых, те ответили: «Куда бы ни ушли, сейчас им лучше, чем тебе». Лишь через много лет Лизель все поняла.

Ее сопровождали чудеса. Она выжила. Как и ее безногий отец. Как и ее мать, которая, пряча картофельные очистки, умудрялась подкармливать Лизель. Шоколад – это было еще одно чудо, которое подарили ей танкисты Красной Армии, освободившие Терезиенштадт 8 мая 1945 года.

Они еще около двух месяцев оставались в Терезиенштадте, где их выхаживали сотрудники Красного Креста. «Мы чувствовали облегчение и к тому же понятия не имели, куда ехать дальше». Лизель поступила сразу во второй класс школы, окончив ее в 1957 году.

Потом познакомилась с парнем, и в синагоге Мюнстера встала под хупу. К радости Лизель, она дважды стала мамой. В 60-х семья перебралась в Оффенбах: муж работал в сфере импорта и экспорта, и близость к аэропорту Франкфурта была важна. Они много путешествовали по миру. Но с годами ситуация изменилась: муж скончался, дети разъехались. «Сегодня слишком тихо в моем доме, ни шума, ни суеты, какие сопровождали меня 45 лет замужества».

Лизель встречается со сверстниками в Бад-Зобернхайме и с детьми в школах. Она рассказывает о том, что видела в Терезиенштадте. Так в ней крепнет чувство, что она востребована, и ее судьба кому-то интересна.

Подруга Анны Франк

Нанетте Блитц Кениг 86 лет. Почти 70 из них она живет далеко от Амстердама, где родилась и училась. Более 60 лет – в Сан-Пауло. Единственная в семье, кто смог пережить концлагерь Берген-Бельзен: отец, мать и брат умерли там же, в концлагере. Кто от голода, кто от переживаний.

– Уцелела потому, что с какого-то момента мне было уже все равно, что со мной будет. Если вокруг все что-то обсуждали, я была безучастна. Главной темой разговоров была еда. И едва англичане распахнули ворота концлагеря, мои соседи накинулись на еду. В первые же часы их не стало: желудок отвык от нормальной еды. Мне много лет пришлось лечиться, в санатории я провела три года, чтобы хоть как-то восстановить пищеварительную систему. Меня спасло от смерти состояние полной опустошенности. Апатия оглушила меня. К тому же я была ослаблена после тифа.

Ее школьная подруга Анна Франк не дожила до освобождения несколько недель. Анна была известна как талантливая сочинительница разных историй. Когда после войны стало известно, что она вела дневник, который опубликовали на разных языках, Нанетта не удивилась.

Однажды Нанетта не узнала Анну. Та тоже переболела тифом, тоже выглядела как настоящий скелет, едва передвигающийся, а чаще неподвижно лежащий на нарах. В ней было невозможно узнать прежнюю Анну – с озорными глазами, цветущую болтушку. Она была лишена мечты и памяти. Но скончалась она не от тифа или истощения – от холода. Попросту замерзла.

– Последние дни в концлагере я просто не помню. Была в коме. Думали, вряд ли выживу. Была слишком слаба, чтобы праздновать освобождение. Изможденная, я весила 30 килограммов. Не знала, куда ехать. В Амстердам, откуда меня транспортировали в Берген-Берзен? Походила по знакомым улицам, зашла в свой дом, занятый чужими людьми, и решила навсегда покинуть город своего детства.

Нашла тетю в Англии, там же познакомилась со своим мужем. Он был венгр и имел родню в Бразилии. Так Нанетта оказалась за океаном. Стала матерью трех детей.

– Дала зарок: никогда больше в Европу не возвращаться. Родные, еврейские друзья и подруги умерщвлены… С кем общаться? Я даже в семье стараюсь не говорить о том, что мне пришлось пережить: мне жаль моих детей и внуков.

Когда убивают душу

Те, кто в детстве пережили ужас концлагерей, – не просто свидетели Холокоста. Но и пожилые люди. Им трудно справиться с воспоминаниями в одиночку. Они всегда помнят о том, что детства у них не было. Это гнетет, дает ощущение неполноценности.

Клинический директор израильского отделения Amcha (в переводе с иврита «твой народ») Мартин Ауэрбах отмечает, что малолетние жертвы Холокоста в любую минуту находятся в поисках идентичности, чувствуют себя одинокими. Их мучают кошмары, бессонница и беспокойство.

Его пациентка 85-летняя Иона Лакс, которая живет в Израиле, понимает, насколько глубоки раны. Но ничего переменить не может. Историю не переделать.

Ее родители были убиты нацистами в Лодзи, а сама она в 14-летнем возрасте был вместе с сестрой депортирована в Освенцим. «Я была уже на пути в газовую камеру, видела дым из трубы крематория, и была готова стать им. Но в последний момент меня вытащил из конвейера смерти концлагерный врач Йозеф Менгеле. Он решил нас вместе с сестрой (мы близнецы) использовать в своих экспериментах».

Через много лет после войны муж Йоны заметил, как она вздрагивала, увидев огонь или дым. Страх укоренился в сознании, и, по мнению Мартина Ауэрбаха, не может быть искоренен. «Вид мяса, которое готовится в сковороде или в кастрюле, неизменно возвращает этих людей в годы войны. Такое не лечится: детская травма чрезвычайно глубока». В медицине появилось понятие Survivor-Syndrom, которое впервые обосновал и исследовал в 1960-х немецко-американский психоаналитик Вильям Нидерланд. Он назвал его «убийством души». Для этого состояния характерны смертельный повседневный страх, боязнь контактов и откровений, состояние беззащитности.

Это понимают в международных организациях, которые взяли на себя заботу о детях, переживших Холокост, в том числе малолетних узниках концлагерей и гетто и приравненных к ним.

По закону положенные 2,5 тыс. евро им, рожденным позднее 1 января 1928 года, – неплохое подспорье в стабилизации здоровья.

Но ведь существует еще и жестокая реальность. В Израиле, к примеру, трагические воспоминания провоцирует каждодневность, поясняет Мартин Ауэрбах. Сигнал воздушной тревоги, едва из Газы начинают лететь из Газы ракеты, приводит к так называемому повторному травмированию, и нарушенный процесс терапии приходится начинать заново. Бомбардиры из ХАМАСа продолжают дело нацистских предшественников. Почерк тот же – тотальное насилие над личностью, метод – сеять страх и смертельный ужас.

Людей, переживших Холокост детьми, продолжают убивать и сегодня. Поэтому война для них способна возвратиться в любой момент.

Александр МЕЛАМЕД
Фотографии автора – экспонаты Музея Холокоста, Вашингтон