И смех, и слезы, и любовь…

…Все это и в самом деле смешалось на процессе по делу о проекте “Холиленд”. Первая драма разыгралась уже в тот день, когда суд заслушивал показания экс-премьера Эхуда Ольмерта. Однако дальше драматизм событий только нарастал

Как мы уже сообщали, на первом заседании Ольмерт категорически отверг обвинения во взяточничестве, заявив, что, будучи мэром Иерусалима, продвигал “Холиленд” исключительно во имя развития города. Дальше последовал вопрос о том, как он оценивает отношения, существовавшие между главой его канцелярии, государственным свидетелем Шмуэлем Дахнером и инициатором проекта бизнесменом Гилелем Черни? Ольмерт ответил, что отношения были “крайне сложными и запутанными”.

– Вы хотите сказать, что в основе этих отношений лежала коррупция? – перебил экс-премьера на этом месте один из судей.

– Я хотел сказать только то, что сказал теми словами, какими сказал, – ответил на это профессиональный юрист Эхуд Ольмерт. – Я не произнес слова “коррупция” не потому, что оно мне незнакомо, а потому, что оно не отражает характера этих отношений. Впрочем, по этому поводу куда лучше меня вам объяснит госпожа Шула Закен.

После этих слов Закен со слезами на глазах вышла из зала. Как помнит читатель, при разбирательстве судебных дел Ольмерта прокуратура не раз предлагала ей дать “честные показания” против босса, обещая взамен закрыть ее дела. Однако Шула Закен хранила верность Ольмерту и использовала свое право на молчание. То, что произошло на прошлой неделе в зале суда, она, по мнению многих, должна была воспринять как предательство.

Адвокаты Шулы Закен заявили, что Эхуд Ольмерт решил попросту “навесить всех собак” на верную соратницу и бывшую начальницу его канцелярии. Больше того, в показаниях Ольмерта явно проскользнул намек, что Закен и Дахнера связывали не только деловые отношения.

“Слова экс-премьера уязвили мою подзащитную как жену и мать, как уязвили бы они любого человека – и потому ее реакция была вполне естественной. Мы понимаем, что показания Эхуда Ольмерта во многом продиктованы стрессом, который испытывает каждый подсудимый, но в любом случае они не делают ему чести. К счастью, судьбу этого процесса будут решать судьи, а не господин Ольмерт!” – заявил адвокат Закен.

В ходе заседания выявились и другие противоречия между показаниями Ольмерта и материалами дела. Так, отвергая обвинения в том, что деньги, переданные Дахнером Йоси Ольмерту, были взяткой, экс-премьер заявил, что у него были чрезвычайно холодные отношения с братом. Между тем Йоси охарактеризовал эти отношения как “необычайно теплые и близкие, как это принято у братьев”.

После этого все с особым нетерпением ожидали свидетельских показаний Шулы Закен, почти уверенные в том, что она ответит предательством на предательство, однако произошло нечто прямо противоположное. Отвечая на вопрос о характере своих взаимоотношений с Эхудом Ольмертом и его другом и партнером Ури Месером, Закен сказала, что они считали ее “членом семьи” и, когда она покупала квартиру, подарили 300 тысяч шекелей.

Когда дело дошло до характера ее отношений со Шмуэлем Дахнером, Шула Закен призналась, что они “носили романтический характер, но все ограничилось объятиями и поцелуями и до полных интимных отношений не дошло”. “Дахнер действительно давал мне сотни тысяч шекелей наличными, покупал дорогие подарки, но я считала это не взяткой, а проявлением любви, – продолжала Шула Закен. – Эхуд (Ольмерт. – Ред.) ничего не знал ни об этих отношениях, ни о деньгах, которые я получала от Дахнера”. На вопрос, куда она девала эти деньги, Закен ответила, что вложила их на счета детей, так как не хотела, чтобы муж знал о них. “Дахнер брал меня на прогулки в самые разные места, в том числе на Кикар а-Медина в Тель-Авиве, – продолжала вспоминать Закен. – Он все время говорил: “Я хочу, чтобы ты очень красиво одевалась; хочу, чтобы у тебя были свои деньги!”. Когда я плакала, он утирал мне слезы; он дал мне ощущение того, что я являюсь неординарной личностью, и за это я благодарна ему. Я любила его, он был моей лучшей подругой, но, повторю, интимных отношений между нами не было. От своего мужа я брала то, что могла…”

– Странно! – перебил на этом месте судья бывшую главу канцелярии Эхуда Ольмерта. – Дахнер был расчетливым бизнесменом, он не стал бы вкладывать такие большие деньги только в поцелуи и объятия. Если он не покупал ваши услуги как женщины, то объясните мне, что он требовал или просил взамен?

Закен снова попыталась уйти в рассуждения о романтике, но судьи стали настаивать на конкретном ответе и потому решили (видимо, для начала) сосредоточиться на вопросе, что она сделала с теми 100 тысячами шекелей, которые Дахнер, по его словам, передал на предвыборную кампанию Эхуда Ольмерта. И в этот момент начался второй акт драмы. Шула Закен на какие-то доли секунды потеряла сознание, потом, выпив воды, подала знак, что готова продолжать давать показания. Адвокаты Закен Офер Бартель и Гилад Коэн ожидали, что она подтвердит свои показания в полиции, согласно которым 60 тысяч шекелей из этих денег передала Ури Месеру, однако Закен неожиданно заявила, что… потратила все на свои личные нужды.

– Процесс должен продолжаться, и я признаю, что присвоила все эти деньги, растратила их на удовольствия. Точка! – сказала Закен.

Адвокаты Шулы Закен были в явном замешательстве. Все сидевшие в зале понимали, что этими показаниями Закен, по сути дела, снимает с Ольмерта обвинение во взяточничестве, но при этом окончательно топит себя.

– Шула, это не игрушки! – выкрикнул со своего места адвокат Бартель.

– Это не игрушки. Судья хотел правду – вот она, правда! – ответила Закен.

И дальше пояснила, что когда Дахнер дал ей 100 тысяч шекелей, она сказала, что хочет вложить эти деньги на покрытие бюджетного дефицита предвыборного штаба Ольмерта, но Дахнер на это не согласился, подчеркнул, что дает деньги именно ей.

– То есть когда он дал вам деньги и вы заявили, что намерены передать часть Ольмерту, Дахнер сказал: “Тебе я готов дать, а Ольмерту – нет?!” – спросил судья Давид Розен.

– Именно так! – подтвердила Закен.

– Шула, что происходит?! Ты в порядке? Ты в сознании?! Не спеши бросать слова на ветер! – занервничали адвокаты.

– У нас в офисе и в полиции ты говорила нечто совершенно другое! Пойми, нельзя одновременно съесть пирог и оставить его целым! – сказал, поднимаясь с места, адвокат Бартель и стал настаивать, чтобы Закен вернулась к своей первоначальной версии. Но тут Закен окончательно сломалась, разрыдалась и со словами “Я больше не могу продолжать!” покинула зал.

После показаний Закен на процессе возникла странная, непредсказуемая ситуация. Не исключено, что адвокаты попытаются убедить суд, что в момент дачи показаний их подзащитная находилась в состоянии душевного срыва, не понимала, что говорила, и настоят на повторной даче показаний.

И это может быть еще интереснее.

Петр Люкимсон,
«Новости недели» – «Континент»

.
.
.