И корабль плывет

О чем говорят мудрецы, когда они говорят о море: еще две «морские» талмудические истории, которые учат нас разным вещам — но на деле одному и тому же.

Раз уж мы отправились в морские вояжи, нам, наверное, стоило бы не торопиться вернуться на сушу, но попытаться продолжить попытки понять, зачем рассказчики отправляют героев бороздить моря и океаны и что в них следует искать талмудическому мореплавателю, когда он ведом нарративной логикой. Для этого мы прочитаем два рассказа, коротких и странных, — по моему скромному мнению, связанных друг с другом, но преследующих разные задачи, — и попытаемся выучить те уроки, которые рассказчики пытались преподать своим читателям.

Берешит Рабба 13:9
«Все реки текут в море, но море не переполняется, к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь». (Коѓелет, 1:7) 
История о рабби Элиэзере [и] рабби Йеѓошуа, которые отправились в Великое море. Вошел их корабль в недвижимые воды. Сказал рабби Элиэзер рабби Йеѓошуа: Не иначе как мы пришли сюда для испытания. И наполнили они оттуда полную бочку воды. Когда же прибыли они в Рим, сказал им Адриан: Воды в океане — какова их природа? Сказали они ему: Вода проглатывает воду. Сказал он им: Покажите мне плошку [такой] воды — и лили туда [другую] воду, и та проглатывала ее.

Рассказ привязан к стиху из Экклезиаста, который понимается рассказчиком весьма буквально – все воды мира стекают в море, но море, тем не менее, не переполняется и не выходит из своих берегов. За этим стоит божественный механизм гидрологической регуляции, секрет которого герои нашего рассказа открывают эмпирически. Оказывается, в морской пучине, в месте, очень удаленном от всего на свете, есть некая точка, в которой избыточная вода просто проглатывается морскими водами, и за счет этого уровень воды остается неизменным. Реки текут к морю, вкладывают в него свои воды и возвращаются назад, — то есть, способны продолжать свое течение как им вздумается. Познав тайны мироздания, наши герои, известные странники, уже не разследовавшие в Рим в талмудических рассказах, запасаются свидетельством с места происшествия и продолжают свой путь. Рассказчик даже не утруждает себя объяснением, — каким образом корабль вышел из мертвой зоны недвижимых вод. Наверное, это произошло чудесным образом, но такое чудо интересует рассказчика куда меньше, чем то, что произойдет в конечной стадии пути, в кульминационной точке рассказа, куда он торопится привести своих героев.

Мудрецы идут в Рим, важнейший город иной культуры, и там их ожидает встреча с самим Адрианом, — императором, возлюбленным римлянами и проклинаемым иудеями, жестоком подавителе восстания Бар-Кохбы. Оказывается, именно тогда император был занят вопросом постижения гидрологической модели мира и пожелал услышать мнение еврейских мудрецов об этих механизмах. Вооруженные свежеприобретенными познаниями мудрецы могут эмпирически доказать императору чужаков, что уровень вод поддерживается за счет существования особых недвижных вод, аннулирующих избыток влаги. Так становится понятным, для чего мудрецы утащили с места происшествия вещественное доказательство. Для них гидрологическая модель мира проста и понятна, поскольку следует из интерпретации библейского стиха, но эта аргументация годится для инсайдера. Чтобы поставить на место Иного, придется приволочь с собой бочонок особенных вод.

Вновь, как в рассказе о Ионе или в любом другом «ионоподобном» рассказе море становится местом обретения нового знания. Это знание прославляет Тору еврейских мудрецов на суше, превращая рассказ из анекдота в песнь о триумфе еврейской учености. И становится абсолютно не важно, как именно мудрецам удалось покинуть область недвижных вод.

Однако существует и вариант того же сюжета, где море становится местом извлечения совсем другого урока. В одиннадцатой главе антологии экзегезы Экклезиаста, Когелет Рабба, появляется следующий рассказ:

История об одном большом корабле что плыл в Великом море и захватил его ветер и принес в место где воды недвижимы. И когда они увидели, что их беда истинна то сказали: Давайте объединимся в пропитании! И тогда коли умрем, то все, а коли выживем, то все. И осветил Всевышний их взоры и взяли они козленка одного и изжарили его на огне и повесили на западной части корабля. Пришло большое чудище на его запах и начала волочить его пока не вытащила его туда где воды ходят. И ушли. А когда пришли в Рим то рассказали эту историю р. Эльазару и р. Иегошуа и те сказали: «Посылай хлеб твой по воде…..»(Экк 11:1)

Рассказ этот привязан к достаточно загадочному стиху «Посылай хлеб твой по воде и через много дней ты обретешь его» (Экк 11:1). Стих можно было бы понять как сулящий выгоды то ли земледельцу, который знает где сеять хлеб, то ли купцу, отправляющему товар за моря. Однако толкователи в Когелет Рабба понимают, что стих этот — о море и милосердии. Итак, корабль оказывается в открытом море и по воле судьбы (и нарративной логике) оказывается уже в знакомом нам месте недвижимых вод. Гидрология уже не заботит путешественников, — по крайней мере, не так сильно, как размеры их личного бедствия. Поведение их в час испытания довольно типично для людей в ситуации бедствия и весьма похвально: они начинают помогать друг другу. Перед лицом опасности они аннулируют имущественное неравенство на корабле, объявляют запасы еды общими и жарят на всех козленка — вероятно, принадлежащего кому-то из состоятельных пассажиров и изначально предназначенного для совсем другой цели. Впрочем, голодные странники не успевают съесть своего коммунального козленка. На запах жареного приплывает не придерживающееся вегетарианской диеты морское чудище, и, как рыбу на наживке, влечет судно в место движимых вод.

Тут-то и выясняется, что и этот корабль шел в Рим, где его поджидают наши старые знакомые рабби Иегошуа и рабби Элиезер. Скорее всего, этот рассказ — переработанная версия предыдущего или его прототипа. Здесь явлено чудесное спасение мореплавателей и указана его причина — готовность в акте милосердия поступиться личным ради общественного и сделать свой (несомненно, добытый в поте лица) хлеб всеобщим достоянием. Нечто подобное, казалось бы, можно постичь и на суше, но на морских просторах уроки такого рода как-то лучше запоминаются и к тому же обретают должную нарративную рамку.

Итак, море вновь оказалось местом обретения уроков: о хорошо продуманном мироздании и о важности спонтанной благотворительности. Но, если вдуматься, уроки эти не такие уж разные: оба они позволяют понимать мир как текст, как художественное произведение, в которое Рассказчик вложил смысл, важный и достойный, и его следует соответствующим образом прочесть.

Реувен Кипервассер
booknik.ru