Вряд ли нужно говорить о том, что маца является таким же еврейским символом, как магендавид или обрезание. Что бы ни происходило, какие бы времена ни стояли во дворе, в канун Песаха во всех странах, по всему земному шару евреи пекли мацу.
Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
“Узнаём мы по лицу тех, кто кушает мацу”, – гласила знаменитая русская пословица. С мацой связан кровавый навет – одна из самых распространенных и отвратительных инсинуаций, которые когда-либо рождало человечество. Вместе с тем, почти у каждого из нас с мацой связаны какие-то личные воспоминания или семейные предания.
В поисках таких преданий автор этих строк решил отправиться на улицы, в парки и синагоги Тель-Авива. Надо заметить, что многие из услышанных мной рассказов о маце наших дважды соотечественников оказались удивительно похожи.
В крупных городах СССР – Москве, Ленинграде, Баку, Вильнюсе, Минске, Симферополе и т.д. – пекли мацу, и за ней в преддверии Песаха выстраивались длинные очереди. При этом выходцы из этих городов утверждали, что всех, кто занимал место в этих очередях, “брали на заметку” в КГБ. Поэтому за мацой обычно отряжали всегда какого-нибудь одного члена семьи, которому “уже ничего не страшно”. Как правило, тех, кто находился уже на пенсии или занимался такой работой, что испортить его карьеру было невозможно. Иногда роль закупщиков мацы брали на себя нееврейские соседи или друзья семьи – уж их-то никак не могли обвинить в “тайном исповедовании иудаизма”. Почти все мои собеседники хотя бы раз в жизни встречались с “кровавым наветом” в той или иной форме. Так что начать я решил все же с необычных историй, услышанных мною на улице.
– Я родился и вырос в Баку, – рассказывает Михаил Соболь. – Город у нас был интернациональный, так что мацу в дни Песаха ели все – русские, азербайджанцы, армяне… Так же, как в дни новруз-байрама все ели шекер-бура и пахлаву, а в дни христианской Пасхи – куличи и крашеные яйца. Мы сами были крайне далеки от еврейских традиций, но наша соседка-полячка очень любила мацу, а потому уже за пару недель до Песаха стучала к нам в дверь и напоминала, что надо идти в синагогу и становиться в очередь, “бо потом не достанется”. И я, скрипя зубами, шел к ашкеназской синагоге, где и в самом деле надо было потерять немало времени, чтобы добыть коробку мацы, только чтобы тетя Регина смогла покушать свой любимый бутерброд из мацы с ветчиной. Лишь оказавшись в Израиле в гостях, я узнал, каким образом добывалась мука для этой мацы.
Начиналось с того, что директор знаменитого большого продмага на Торговой, в самом центре города, герой Советского Союза Моисей Давидович Шахнович звонил Илье Исакову, зам. директора Бакинской мельницы в поселке Зых, и говорил в трубку: “Ильюша, Песах скоро! Нужен хотя бы один грузовик муки!”.
Исаков шел к директору мельницы (разумеется, азербайджанцу по национальности) и просил выделить “магазину Шахновича” – так называл это торговое заведение весь город – несколько десятков мешков муки, которые будут оплачены Моисеем Давидовичем не по накладной, а лично, из собственного кармана. В сущности, это было уголовное преступление. Во-первых, доставлять муку мешками куда-либо, кроме хлебозаводов, было категорически запрещено, и как это все оформлять – непонятно. Но, во-первых, Исаков настаивал на том, что вся мука пойдет на благие цели, а во-вторых, отказать ему директор не мог по той причине, что на Исакове, по сути, держалось все производство, а директор о том, как на самом деле работает мельница, имел весьма смутное представление. Словом, в итоге нагруженный мешками с мукой грузовик направлялся к магазину Шахновича, а оттуда – в сторону располагавшейся неподалеку ашкеназской синагоги, где имелась машина по выпечке мацы. Затем Моисей Давидович набирал номер телефона Исакова и говорил в трубку: “Большое спасибо тебе, Ильюша, от имени всего еврейского народа. В Баку будет Песах!”.
– Фамилия у меня русская – Портнов, а звать Григорием, так что мне довольно долго удавалось не афишировать свое еврейство. Служить я попал на флот, за Полярный круг, и там тоже поначалу сходил за русского. Само собой, время от времени мы все ходили в самоволки и время от времени попадались. Комендантом нашего городка был капитан третьего ранга Шмулевич. Был он невысокий, полный, но при этом такой крутой, что его и капитаны первого ранга боялись. И вот, значит, ловят меня в самоволке и приводят прямо к Шмулевичу. Тот спрашивает фамилию, имя, потом смотрит на меня и говорит:
– А по национальности, матрос, ты кем будешь?
Вместе со мной попалась еще пара товарищей с корабля, так что колоться мне никак не хотелось.
– Русский, – отвечаю.
– Уверен, матрос? – спрашивает Шмулевич.
– Русский, – повторяю я.
В общем, оказались мы на гауптвахте. Поздно вечером меня вдруг будит караульный: “Портнов, к коменданту!”. “Что за чертовщина!” – думаю я про себя, а меня тем временем сажают в машину и куда-то везут. Оказываемся мы у дома, входим, а там Шмулевич с женой и сыном сидят за столом, да еще пара офицеров, тоже с семьями. На столе вижу – маца, бутылка вина, картошка с селедкой и соленьями, еще что-то…
– Так кто ты по национальности, Портнов? – снова спрашивает Шмулевич.
– Еврей, товарищ капитан третьего ранга, – говорю я.
– Наконец-то правильный ответ! Ну, а если еврей, садись за стол, праздник у нас сегодня! И запомни: что ты еврей, это не скрывать, этим гордиться надо!
Сейчас, живя не первый год в Израиле, я понимаю: то, что происходило в доме Шмулевича, конечно, пасхальным седером можно было назвать очень условно. Но тогда, в Североморске, я впервые попал на празднование Песаха и попробовал мацу. И запомнил, что еврей должен не скрывать свою национальность, а гордиться этим.
Другую историю, связанную с армией и Песахом одновременно, мне довелось услышать из уст одного из ветеранов израильской русскоязычной журналистики. Дед и отец этого журналиста были кадровыми офицерами Советской армии, оба вышли в отставку в звании полковника.
– Дед был удивительным человеком, – вспоминает он. – Каким-то образом, служа в армии, он умудрился остаться религиозным. Когда он командовал гарнизоном, все знали, что утреннее построение начинается после того как командир помолится. Невозможно поверить, что все это происходило в сталинское время, но я помню, как гостил у деда и удивлялся тому, что он по утрам надевает на себя какие-то коробочки. Однажды он рассказал нам историю своего командира, тоже еврея, которая запала мне в память… Тот, по словам деда, оказался в армии в русско-японскую войну. Вместе с тысячами других еврейских парней из Украины его призвали и повезли на Дальний Восток. Эшелон шел медленно, неделями, через всю Россию. И вот на одной из станций он подходит к начальнику поезда, полковнику, и говорит:
– Господин полковник, мы и сейчас-то кушаем только хлеб и воду, но через десять дней нам и хлеба нельзя будет, так что полвагона перемрет с голоду.
– Это еще почему? – спрашивает полковник.
– Так ведь через полторы недели у нас Песах, ничего квасного есть нельзя, да и вообще насчет еды в эти дни у нас очень строгие законы…
– И что ты предлагаешь? – поинтересовался полковник.
– Вот если бы вы дали мне немного денег и разрешили отстать от поезда, я бы порыскал по окрестным местечкам, купил все, что надо, и затем догнал бы эшелон. Все равно не едем, а плетемся!
И что ты думаешь?! Полковник отсчитал пачку ассигнаций, вручил этому парню и велел действовать. И тот через неделю нагнал эшелон на подводе, нагруженной мацой и кошерными продуктами, да вдобавок вернул полковнику оставшуюся сдачу.
Для моего приятеля эта история является свидетельством того, какая веротерпимость была в царской армии и какими благородными были лучшие из русских офицеров.
– Подумай сам, – говорит он, – чтобы не оставлять евреев-солдат голодными, он доверился еврейскому юноше, который с такой огромной суммой мог попросту сбежать, дезертировать – и поминай, как звали. Тогда полковник ответил бы за это головой!
Но, может, все дело в том, что полковник прекрасно знал, кому можно доверять, а кому нет?!
*Маца бывает очень разная. Привычная нам тонкая сухая – это детище еврейских общин Европы. Ее преимущество заключается в том, что она долго не портится и партии выпечки хватает на всю неделю праздника. А вот евреи Йемена пекли мягкую мацу. Так как она быстро портится, ее приходилось выпекать ежедневно.
*Первая машина для выпечки мацы была создана в 1850 году в США в связи с тем, что маленькие пекарни не могли обеспечить потребности растущей еврейской общины в маце. Это изобретение вызвало поначалу большие споры среди раввинов по поводу кошерности такого способа производства мацы. Однако затем они признали ее кошерность, и к 1855 году все американские крупные производители кошерных продуктов – “Манишевич”, “Горовиц-Маргертан” и “Страйтас” – перешли на машинное производство мацы. Именно мацу “Манишевич” доставлял “Джойнт” в СССР и раздавал евреям в тех городах, где отсутствовали еврейские пекарни или была запрещена выпечка мацы.
* Первый известный в истории армейский седер был проведен в 1864 году во время Гражданской войны в США. По просьбе группы еврейских солдат-северян поставщик-еврей привез несколько ящиков мацы, в которые вложил пасхальные “агадот”. Главным блюдом седера стал сваренный целиком баран. Роль марора играли листья перца. Кошерного вина достать не удалось, и его заменили несколько бочек яблочного сидра. Седер закончился тем, что его участники напились и передрались. Правда, в результате драки никто особенно не пострадал. Официальные пасхальные седеры в период Первой мировой войны проводились в русской и австро-венгерской армиях, в годы Второй мировой – в армии США, Великобритании и Австралии. Сегодня в армии США военнослужащим-евреям выдается специальный набор продуктов с пометкой “кошер ле Песах”.
*В Израиле Песах касается даже животных. Все живущие в зоопарках приматы вместо обычного хлеба, намазанного сыром, получают мацу. Больше всех мацу любят гориллы, и это неудивительно – именно они по своему интеллектуальному уровню ближе всех стоят к человеку.
Самые “вкусные” истории о маце и Песахе в эти дни, безусловно, рассказывают в синагогах, прежде всего – в синагогах ХАБАДа. Большинство из них, разумеется, связаны с покойным Любавичским ребе и его посланниками, действовавшими в различных странах мира. Вот вам одна из таких услышанных мной историй.
– Было это в 1975 году, 30 лет спустя после Второй мировой. В неком крохотном провинциальном городке одной из стран Западной Европы жил одинокий еврей. Он был единственным евреем в этом городе, так как всех остальных уничтожили нацисты. А так как этот человек продолжал соблюдать еврейские традиции и чурался своих нееврейских соседей, то жил он почти в полной изоляции, работая поваром в одном из местных ресторанчиков. Он пытался найти себе жену-еврейку в соседнем городке или деревне, но у него ничего не вышло – нацисты прошлись по этим местам основательно. Однако рано или поздно любому человеку надоедает быть одному и чувствовать себя чужаком. Так что однажды, работая на кухне, этот еврей воскликнул: “Владыка мира, если в течение ближайших двух недель ты не пошлешь мне встречу хотя бы с одним евреем, я пойду к пастору и аккурат накануне Песаха перейду в христианство!”.
А поскольку человек он был очень простой, то к таким разговорам с Богом и подобным клятвам относился крайне серьезно. И вот проходит день, второй, неделя, а никакого еврея в окрестностях не появляется. Наконец прошло две недели, а значит, истек и срок его ультиматума Богу. Посмотрел еврей на часы и понял, что пришло время идти к пастору. Снял он фартук, надел пиджак и… заплакал.
В этот самый момент на кухне ресторана появился человек в черном костюме и широкополой шляпе.
– Простите, – сказал он, – вы плачете? Возможно, у вас какое-то горе, но у меня к вам один маленький вопрос: “Вы случайно не еврей?!”
– А в чем дело? – спросил пекарь.
– Понимаете, несколько дней назад мне позвонил Любавичский ребе и сказал, чтобы я бросил все дела, поехал в эту деревню, нашел там еврея и отдал ему вот этот пакет с нашей мацой ручной выпечки. Причем ребе сказал, что я должен успеть передать мацу до этого самого дня и до этого часа, так что выделенное мне время истекает. С самого утра я бегаю по вашему городку в поисках еврея, но в ответ все смеются и говорят, что евреев здесь давно нет и в помине. Лишь один из жителей вспомнил, что в этом ресторане работает “странный повар”, который, возможно, является евреем, так как у вас в меню в числе прочего значится фаршированная рыба…
Что стало с этим поваром дальше, история умалчивает. Известно лишь, что он остался евреем, а это не так уж и мало. Хабадники уверяют, что история эта подлинная, хотя не знают, где именно она произошла. Поэтому когда я ее слушал, мне невольно вспоминалась знаменитая фраза из фильма “Барон Мюнхгаузен” по сценарию Григория Горина: “Это больше, чем правда! Именно так все и было на самом деле!”.
История, которую рассказал мне один хабадник, произошла с неким скромным молодым евреем-бухгалтером в небольшом городе на западе США. Был этот бухгалтер крайне далек от иудаизма и всего еврейского, работал в очень солидной фирме, получал вполне приличную зарплату, но, дожив почти до 30 лет, оставался бобылем. А раввином в этом городке был некий рав Шмоткин, хабадник.
И вот как-то раз, за несколько дней до Песаха, в дверь бухгалтера постучали. Он вышел на порог и увидел, что рядом с дверью лежит коробка – почти такая же, как та, в которой привозят пиццу, а на коробке написано: “Подарок от рава Шмоткина”. Бухгалтер развернул пакет и увидел, что там лежат три листка ручной мацы. Хотя, повторим, этот парень был очень далек от иудаизма, он, конечно же, знал, что евреи в Песах едят мацу, и ему стало приятно, что какой-то раввин о нем вспомнил и сделал подарок к приближающемуся празднику.
На следующий вечер в дверь снова постучали. И снова на пороге оказался “подарок от рава Шмоткина”.
– Ну хорошо, – сказал сам себе наш бухгалтер, – за один пакет мацы можно было сказать “спасибо”. Но два – это уже перебор! Что, этому Шмоткину некуда девать мацу?!
Когда на третий день на пороге дома бухгалтера снова оказался пакет с мацой от рава Шмоткина, наш герой решил, что над ним издеваются. Но тот же пакет лежал перед его домом и на четвертый день, и это уже явно переходило все границы. Не зная, что делать с четырьмя коробками мацы, наш бухгалтер подарил один пакет соседке-еврейке, которая была замужем за гоем, второй – своему сослуживцу-еврею, женатому на гойке, а третий решил отнести отцу, тем более что как раз наступил Песах.
Жена отца была к тому времени тяжело больна, дни ее были сочтены, но, увидев три кругляша ручной мацы, женщина растрогалась до слез: они напомнили ей детство. Когда бухгалтер выходил от отца, мачеха поблагодарила его, сказав, что это был чудесный вечер, один из лучших за последнее время, и все благодаря принесенной им маце.
На следующий день сослуживец рассказал бухгалтеру, что подаренная маца стала настоящим украшением их семейного стола. “Моя жена понятия не имела, что это такое, так что мне пришлось достать с полки Библию и прочитать ей и сыну рассказ об исходе из Египта, – рассказывал сослуживец. – Жена была поражена, сказала, что никогда не думала о том, сколько тысяч лет евреи отмечают Песах, и вообще, кажется, заинтересовалась иудаизмом…” – захлебывался от восторга коллега.
Когда бухгалтер вернулся с работы, его встретила соседка. По ее словам, подаренная им маца произвела фурор за их семейным столом. Они вспомнили библейскую историю, и ее муж наконец согласился записать сына в еврейскую субботнюю школу…
Оказавшись дома, бухгалтер оглянулся и увидел на столе оставшуюся четвертую пачку мацы. Неожиданно он подумал, что все случившееся в последние дни было довольно странным. Одновременно он признал, что благодаря этой маце за последние сутки ему выразили благодарность три человека, и ему это было приятно. В этот момент он впервые задумался над тем, что же именно побудило рава Шмоткина послать ему не одну, а именно четыре пачки мацы?! Не найдя ответа, он решил пойти в синагогу и задать этот вопрос непосредственно самому раввину со странной фамилией “Шмоткин”. И случилось чудо…
Дойдя до этого места истории, мой собеседник вдруг замолчал.
– Так в чем заключалось чудо-то? – спросил я.
– Я сижу перед вами в Израиле, в традиционной еврейской одежде, учу Тору, и дома меня ждет моя еврейская семья, хотя еще десять лет назад я вообще не знал, почему на Песах надо есть мацу. Разве это не чудо?! – ответил он.
– И все же почему рав прислал именно четыре пачки мацы?
– Этот вопрос я и задал раву Шмоткину. “О, это очень просто! – ответил он. – Узнав, что неподалеку от нашей синагоги живет молодой одинокий еврей, я решил испытать тебя. Пасхальная агада говорит о четырех сыновьях – мудром, нечестивце, простаке и о том, кто не знает, как задать вопрос. Я послал тебе первую коробку мацы, исходя из того, что мудрость всегда ходит рядом с вежливостью и любознательностью. Если ты был бы мудр, ты бы заглянул в синагогу, чтобы поблагодарить и задать пару вопросов. Но ты не пришел, и я послал тебе еще одну коробку. Будь ты нечестивцем, ты бы пришел и устроил в синагоге скандал в связи с религиозным засильем и с тем, что какие-то фанатики лезут в твою личную жизнь. Будь ты простак, то после третьей коробки ты зашел бы в синагогу узнать, нет ли какой-то ошибки в том, что тебе прислали три пачки мацы. Наконец оставалась надежда, что хотя ты из тех, кто не знает, как задать вопрос, ты все же заглянешь в синагогу из любопытства. Как видишь, ты все-таки зашел…”
Ян СмилянскийЭта рассылка с самыми интересными материалами с нашего сайта. Она приходит к вам на e-mail каждый день по утрам.