Фейс Буки (fb76)

Maxim Kantor ,писатель

НОВОЕ СЛОВО 

Антонио Негри – философ; он говорит, что учился у Спинозы и Маркса. Впрочем, непосредственное окружение было не всегда академическим. Как это случалось с итальянскими левыми интеллектуалами – с Грамши, с Тольятти или с героем романа «Овод» – Негри много лет провел в тюрьме. У Негри навсегда бледное лицо, при том, что он живет в Венеции, где много солнца – просто он долгие годы жил без дневного света. Когда шутит, улыбается сухими тонкими губами; это не сочная итальянская улыбка – а трещина на лице. Мы много раз сидели за рюмкой вина – так вот, он пьет вино, не смакуя вкус, а утоляя жажду; ему все равно, какое вино – лишь бы мокрое. 

После того, как он вышел из тюрьмы, Тони опубликовал две важные книги «Империя» и «Множество» – он описал общество, и стал в этом обществе моден. Не то чтобы его читали, сейчас вообще мало читают, но сослаться на него очень даже недурно. Во всяком случае, многие модные люди поставили мне в плюс дружбу с Тони.

Я позвал его принять участие в конференции, которую проводил в Оксфорде – тема: кризис цивилизации.

Тони Негри сообщил, что ему есть, что сказать, имеется пара соображений. 

И оксфордская профессура была довольна – Негри прежде считался опасным, а сейчас уже не считается, он просто модный мыслитель левого толка, вроде Жижека, который пишет вступительные статьи для разнообразных биеннале и разрезает ленточки на банкетах. То есть, в восприятии профессоров – Тони был именно таким: немного странным, с интригующей биографией, но очень популярным. И вообще в Оксфорд принято приглашать одиозных персонажей, они собирают аудиторию; говорят, даже авантюрист Березовский приезжал как-то. Разумеется, на философский диспут авантюриста из России не позовут – но тут философ, популярный. Такие порой говорят свежее слово в науке. 

И вот Тони Негри вышел на трибуну, тощий и бледный, в потертом пиджачке. В Оксфорде, надо сказать, так и надо одеваться – принято, чтобы пиджак был потертый, а брюки мятые, рассеянные профессора могут себе позволить. Так что, Тони соответствовал принятому стилю. И на него смотрели благосклонно; он и говорил хорошо, академически фундированно. Английский не ахти – так что с итальянца спрашивать.

Сначала Тони говорил о том, каковы, на его взгляд, причины кризиса – они не только экономические, не только финансовые, но шире – идеологические, культурные, цивилизационные. Он принялся описывать ситуацию, говорил о неизбежной войне, затем перешел к критике капиталистической идеи как таковой. 

Его прервали вопросом: мы, мол, это прежде слышали, но есть ли конкретные рецепты, как сегодня выходить из кризиса? 

Тони поправил очки, сказал: 

Да, разумеется. Важно, чтобы капитализм не привел к новой войне. Рецепты простые. Восстание, экспроприация фабрик и заводов. Возвращение ресурсов в собственность народа.

Профессора, конечно, люди воспитанные, это вам не щелкоперы из московских журналов. Тут никакого подхихикивания не бывает, языком не щелкают, пальцы у виска не крутят. И в отличие от щелкоперов, ученые знают про революции не только то, что это кровавое злодейство и нарушение благостного хода цивилизации. Однако, наступила неловкая пауза. Тони спокойно, не меняя интонации, договорил про экспроприацию недр, сел на место.

Английские ученые сделали вид, что ничего не произошло. Воспитанный человек, как известно, никогда не заметит, что его сосед пролил соус. Как ни в чем не бывало, продолжали они диспут – обсуждались острейшие вопросы, но, разумеется, до крайностей не доходило: мера должна быть.

И только в самом конце беседы один профессор спросил: 

– Кто мне скажет, в каком мы сегодня году – в тридцать третьем или в тридцать девятом?

Michael Knizhnik, поэт

Пушкин, Чехов, Высоцкий, Бродский, Довлатов…

Знаете, в чем крупнейшая неудача каждой из этих судеб? Ранняя смерть. И не то беда, что их жизнь оказалась короткой, а то, они все ушли, когда их ровесники были в силе, в поисках славы и денег…

И никто не поленился написать про ушедших соучеников, собутыльников, любовников… Меряясь с ними талантом, умением пить, ну там… – уделом. Короче, каждый гнул покойника под себя. Жанр «На дружеской ноге».

То ли дело Гете или, скажем, Тарковский, Арсений Александрович… О ушедших патриархах вспоминали младшие. Как те вещали, изрекали, шутили. И никто с ними ничем не мерился… Жанр «На фоне Пушкина снимается семейство».

Марк Котлярский, писатель

…вот чувствую, что есть что-то общее между словосочетаниями – “афро-американец” и “евро-ремонт”. но что именно – не “догоняю”…

Denis Dragunsky, писатель

ПОВТОРЯЮ О ПОЭТАХ И ПОЭЗИИ:

Поэт – человек, который пишет стихи.

Стихи – это когда на странице помещены короткие строчки разной длины и разного количества на разных страницах.

А проза – это когда на странице помещены длинные строки одинаковой длины и одинакового количества на разных страницах.

Это позволяет с первого взгляда с 99.9%-ной надежностью отличить стихи от прозы (козе понятно, что 0,1% занимают Лотреамон, Тургенев и Дм.Быков в фельетонах на последней полосе «Новой Газеты»)

Всё остальное – суждения вкуса.

кедров-челищев константин, поэт

Обидно, что забываются имена. Вот, например, девочку по фамилии Груздева я так любил в 7-ом классе, что будь в те времена банки спермы, можно было запастись лет на 100. А так всё в стихи ушло.

.
.
.