Фейс Буки (fb594)

Maxim Kantor

ИОСИФ БРОДСКИЙ

Среди прочего вранья, коим полна сегодняшняя жизнь, циркулирует вранье про Иосифа Бродского.

В России образовалась такая бойкая патриотическая образованщина, которая врет взахлеб – создает культуру по себе.

Врут про трехтысячелетнюю русскую культуры, врут про то, что в России не было рабства, врут про то, что русские классики были милитаристами. Находится пройдоха, который припишет Маяковскому желание воевать за империю – и вот уже гуляет по сетям эта байка. Находится шельма, которая выдает Толстого за милитариста – и оголтелые читатели верят. Сочинят цитаты из Ларошфуко или Гельвеция во славу России – и запускают в обращение.

Это стало нормой. Граждане, это обычное хулиганство.

Вот, появилось новое вранье.

Один дурень назвал Иосифа Бродского “имперцем” – и тысячи дурней повторяют.

Граждане, это брехня невежественных людей.

Поэт Иосиф Бродский был певцом свободы.

Это просто, даже банально, но это именно так – и никак иначе.

Иосиф Бродский презирал имперскость и империализм.

Он был великим певцом свободы. Жил в Америке, которая является республикой. Сталина и сталинизм ненавидел. Империализм презирал.

Не надо слушать пройдох.

Sergey Yastrjembsky

Не дает покоя шизофреническая мысль. Вот взяли и разбомбили коррупционное гнездо в FIFA. И как я понимаю, FIFA грозит большой капец. А что если взять и арестовать Совет Безопасности ООН? Может ООН тоже придет капец. Или высших чиновников Евросоюза? По-моему опробованную методику надо начать применять повсеместно. А коррупцию можно найти везде.

Igor Yakovenko

Всего 14 лет назад…

Всего 14 лет назад… Стране только начали ломать хребет.

Анна Политковская и Борис Немцов еще живые и здоровые.

Норкин и Мацкявичус в задумчивости, один из них предаст скоро, второй через несколько лет.

Сшибка позиций Парфенова и Диброва, удивительно ясная как у Шекспира. Парфенов: “Искать свободу через собственность… И давайте работать”. И Дибров с его крейсером “Варягом”…

Уже тогда картинный и мутный позер Познер.

Соловьев: “Никакой корпоративной этики быть не должно”.

Та страна и то НТВ уже умерли, но мы еще об этом не знали…

Виктор Матизен

ПОЧЕМ ПОГОДА

1986 год, канун 7 ноября, мои последние деньки в качестве фасадчика. Заделываем швы между плитами глухой стены строящегося двенадцатиэтажного дома. Минусовая температура, ветрище, обледеневшие деревянные люльки без моторов. Сорвешься – крышка. До перерыва опустились до шестого этажа, съехали вниз по канатам, собрались в теплушке, перекусили, сидим. О возвращении страшно подумать – что топать на двенадцатый этаж и свистеть вниз по тросу на шестой, что лезть по веревке шесть этажей вверх. Бригадир, который пашет вместе со всеми, делает вид, что пытался нас поднять и идет звонить хозяину шабашки Валере Берштейну, которого фасадчики звали Папой. Валера держал в Москве десяток бригад, платил работягам (при 11-часовом рабочем дне и четырех выходных в месяц) 800 тогдашних рублей, бригадирам 1200, а сам сшибал, наверно, по штуке в день благодаря согласованной с дирекциями СМУ туфтовой отчетности о выполненных работах и отстежек за полученные подряды. Ему же принадлежат бессмертные слова: «Главное противоречие социализма – противоречие между фасадом и нутрянкой». Пр оходит полчаса, в течение которых мы греемся у буржуйки и травим анекдоты, прилетает на тачке Валера, которому через пару дней закрывать план, рвет, мечет кроет нас матом и грозит уволить без пособия, но мы продолжаем сидеть. Вдруг ему в балду вступает какая-то мысль, он останавливается и говорит: «Ладно, ждите меня тут». Плюхается обратно в тачку и куда-то смывается. Мы ждем. Через час появляется. «Х&й с вами, шланги, у&бывайте. Завтра будет плюс восемь. Только, б&&дь, не думайте, что мне это дешево обошлось!!!». Поворачивается и уходит. Утром просыпаюсь и смотрю на термометр за окном. Ровно восемь градусов тепла.

Сергей Чупринин

Не хотелось, но сказать придется: не верьте истинам, данным вам в непосредственных ощущениях.

Да вот пример. Возвращается лирический поэт из поездки – неважно куда, допустим, в Строгино или в Иркутск. И сразу же: «Неправда, что люди охладели к поэзии, неправда – и всё тут! Меня так слушали, такие умные записки присылали!» И не надо счастливца остужать бестактным вопросом, сколько, мол, человек пришло на встречу с вами. Тридцать? Или, бери выше, шестьдесят? Он обидится: испортил, скажет, песню, дурак. И уж тем более нельзя интересоваться у поэта, отчего же это его сборник, вышедший пять лет назад тиражом в 700 экземпляров, так до сих пор и не раскупили.

Пример zwei. Входишь в столичный книжный магазин – в «Москву» ли, в «Фаланстер» ли, – и такое ощущение, что не только книг завались, но и посетителей. Да не посетителей, что это я, – покупателей! Потому что и к кассам не протолпиться, и у каждого второго-третьего не по одному томику, а по несколько. Кое-чего (например, твоей собственной книжки) даже и нет уже в продаже. Всё разобрали, и не надо только, раздуваясь от тщеславия, уточнять, много ли экземпляров было выставлено. Много, – тебе ответят. Десять. А то, шутка ли, двадцать.

И третий пример. На журнальные праздники, на большие литературные вечера, в организации которых мне случается принимать участие, обычно не каждый желающий и попадет, пропускать приходится по спискам – только для приглашенных. И всё бы хорошо, но вот как-то, обведя глазами родные лица, я взял да и спросил, а много ли в зале подписчиков «Знамени». И… все в ответ мне добродушно рассмеялись.

Знаете, что всё это напоминает? Эпоху застоя, когда, в какой дом не приди, тебя такими деликатесами накормят, так попотчуют, что нельзя даже и вообразить себе, что в магазинах-то пустым пустёхонько, и очереди за шпротами в километр, и за «Краковской» колбаской люди из области электричками ездят.

Нет уж, друзья мои, копить и холить свои непосредственные ощущения, конечно, можно. Но верить лучше статистике.

От редакции. Особенности орфографии, пунктуации и стилистики авторов сохранены.