Фейс Буки (fb533)

Сергей Чупринин

Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.

Признанные достижения советской школы художественного перевода и советской детской поэзии обычно объясняют тем, что вода дырочку найдет. Не печатали «взрослые» стихи Генриха Сапгира или прозу Юза Алешковского – вот и стали они, пусть на время, писателями для детей. Рассыпали в 46-ом набор первой книги Арсения Тарковского – а он взял да и ушел в восточные переводы, те самые, от которых голова болит.

Талант как река. Если истощается, то по внутренним причинам. А столкнувшись с внешней преградой, не пересыхает, но может сменить русло.

Это всего лишь метафора, конечно, и, конечно же, неточная. Так что скажу по-другому: для сильного писателя – с именем, с судьбою, с амбициями – вынужденный уход со своего пути на боковую тропку, безусловно, драма. Тогда как для жанров, что раньше считались вспомогательными, да и для целых, случалось, ветвей словесности – едва ли не подарок. Сказано ведь про Москву, что пожар способствовал ей много к украшенью.

Поэтому ни слова больше ни про детскую литературу, ни про художественный перевод, то есть ни слова о том, что и без меня известно. Взглянем лучше под этим же углом зрения на историю отечественной филологии. На то, как укрепился и, особенно в послеоотепельные десятилетия, бурно расцвел в ней жанр комментария. Всякого – от реального до текстологического и интертекстуального.

Полномасштабные труды типа «Актуальные проблемы теории литературы» или «Классическое наследие и современность» оставили начальникам или тем, кто в эти начальники рвался. Зачем? Затем, чтобы ни при какой погоде в эти труды не заглядывать. И, брезгливо отстраняясь от всего, что маркировано как идеология, заниматься делом – то есть расшифровывать <нрзб>, прояснять в рукописях темные места, ликовать, что удалось установить отчество одного из фигурантов одного из писем Александра Ивановича Тургенева. И, да, протаскивать, было такое слово, в нонпарельный набор то, что крупным шрифтом было непредставимо. Не забыть ведь: первая на родине публикация пастернаковского «Гамлета» прошла в комментариях будущего академика Вяч. Вс. Иванова к книге Л. С. Выготского «Психология искусства» (М., 1965).

Да и я помню, как почти полностью привел в одном из примечаний «Слово» («В оный день, когда над миром новым…») Николая Гумилева. Милая молодая женщина, мой редактор, взглянула на меня не без ужаса. Хорошо, я заменил крамольное имя никаким словосочетанием «старый поэт»: вдруг пройдет – не через редактора, конечно, а сквозь цензуру.

И прошло ведь. Как многое тогда проходило – складывающийся помалу массив академических, научно выверенных изданий пополняя хотя и облегченными, зато комментированными сборниками полузабытых второ- и третьеразрядных писателей, за которые взялись не только профессиональные литературоведы, но и критики, но и, случалось, поэты или прозаики.

И выросла культура филологических комментариев, претендующая на то, что только она-то и есть наука, строгое и точное знание – в отличие как от начальнических глобалок, так и от партизанских вылазок в стиле ярко талантливых, но недисциплинированных Владимира Николаевича Турбина и Георгия Дмитриевича Гачева.

И, слава Богу, конечно. Но… В одном прибывает, в другом убывает. И не сбросить со счетов, что как раз в те же 60-80-е, когда филология из разреженных концептуальных высот опустилась у нас на землю грешных фактов, филология в Европе, наоборот, от всякой дисциплины отвязавшись, пустилась в продуцирование всё новых и новых кружащих голову концепций и гипотез.

Итог? Комментируя всё, комментируем теперь и эти гипотезы.

Maxim Kantor

УТОЧНЕНИЕ

вчера написал, что мне стыдно перед ансамблем Пусси Райот, который я недооценил. девушки выступали с призывом “Богородица, Путина прогони”, всю неотложность которого, я осознал лишь в минувшем году. Опубликовал это немудрящее извинение.

Судя по отзывам, граждане вообразили невесть что: будто я призывал к наказанию Пусси Райот, травил их, и глумился. Так вот, ничего этого не было. Я их просто не оценил, считал обычным хулиганством.

В числе прочего на своей странице обрел письмо некоего гражданина Олевича. Цитирую:

“Виктор Олевич

Как же много и долго, с каким надрывом должен каяться Maxim Kantor, чтобы Запад вновь принял своего блудного пасынка. Даже жалко человека становится”.

Ниже – отвечаю гражданину Олевичу:

Олевич, понятия не имею, кто вы такой и чем занимаетесь. В ответ на ваше письмо, сообщаю что мое извинение перед девушками из Пусси Райот не носило характера “покаяния” – я этих девушек не травил, не оскорбил ни разу. Не призывал к их наказанию. Моя вина, как я ее понимаю, состояла в том, что я их недооценил. Обычно я такие ошибки исправляю.

В остальном же – от своих взглядов не отступал ни на йоту. Прежде, когда так называемый “либерализм” был в силе и являлся государственной политикой, я критиковал эту политику, полагая, что это инвариант феодализма, ведет страну в пропасть. Так и случилось.

свою позицию я высказывал много раз. Позиция осталась прежней.

Империализм Российский я не любил никогда – с первых своих сознательных лет. Картины против российского гб и сталинизма писал начиная с 20 лет – написал их сотни. От взглядов не отступал.

И главное: всегда терпеть не мог мелкую шпану – либеральную или патриотическую, неважно.

Не выношу такое вот мелкое дрянцо, вроде вас, Олевич. Но это и не изменилось.

Ganna Oganesyan

С кинематографом и с театром теперь все будет хорошо. Государево око сгинуть во грехе не даст. Можно выдохнуть. Но в спешке вообще забыли о Цирке!! Там что? Голожопые девицы так и будут свисать с купола?! Выходцы с Кавказа продолжат скакать на спинах наших, славянских лошадей?! Раскрашенные, как европейские гомики, клоуны будут и дальше орать на арене непристойности? А маги, профанирующие наши твердеющие скрепы, не прекратят пилить пополам гражданок российской федерации? Руководству нашей культуры хватит обижаться на обнаглевших деятелей, да и слово “дегенераты” вовсе и не мат. Не обижаться надо, а нервно скомандовать своим водителям “В цирк, быстро!” И с сиреной вперед… (донос написан тайным доброжелателем)

Михаил Юдовский

В середине 90-х мне довелось побывать на Песах в мангеймской синагоге. Поскольку моя шевелюра плохо приспособлена для кипы, которая норовит с нее соскользнуть, я надел шляпу и повязался еще не съеденным на ту пору молью шарфом. Словом, на пороге синагоги я возник в джинсах, свитере, шляпе и шарфе. Привратник, замечательной внешности человек с восхитительно оттопыренными ушами, оглядел меня с придирчивым удивлением.

– Что-то не так? – спросил я.

– Затрудняюсь ответить однозначно, – откликнулся он.

– Во всяком случае, я в головном уборе, – напомнил я.

– Я вижу, – сказал он. – Головной убор, естественно, оставьте. А оружие сдайте мне.

От редакции. Особенности орфографии, пунктуации и стилистики авторов сохранены.

Подпишитесь на ежедневный дайджест от «Континента»

Эта рассылка с самыми интересными материалами с нашего сайта. Она приходит к вам на e-mail каждый день по утрам.