Фейс Буки (fb506)

Igor Klymakin

ОБ ИНСТРУМЕНТАЛЬНОМ НАРОДОПОКЛОНСТВЕ

Идеологи и пропагандисты альтернативной цивилизации обрушились на либералов как народоненавистников. Если эти самые “либералы” во всех бедах страны винят народ, если видят в нем главного производителя отечественного зла (а такие идиоты имеют место быть), то я с идеологами и пропагандистами солидарен. Но их собственное народопоклонство – оно-то в чем?

Если народ, на чем они настаивают, источник власти и социального порядка, если он при этом почти единодушно “за Крым” и “за Донбасс”, то почему его в этом так настойчиво и нервно со всех экранов продолжают убеждать? Почему так старательно оберегают его от иного на сей счет мнения, а если знакомят с ним, то исключительно под глушащие его крики озлобленья? Или почему так опасливо относятся к его праву выбирать такую власть, какую хочет7 Почему искусственно сужают его выбор отсечением от выборов отдельных претендентов и подсчитывают его голоса по-чуровски?

Такие вопросы у идеологов и пропагандистов альтернативной цивилизации не возникают. Когда же возникают у других, выводя их, скажем, на Болотную площадь, то альтернативщикам это очень не нравится. Но раз так, то их народопоклонство начинает выглядеть не первичным, а производным от чего-то другого, к объекту поклонения имеющего разве что косвенное отношение. Примерно такое же, какое к субъекту действия имеет отношение используемый им инструмент.

Vladimir Druk

СТИХОТЕРАПИЯ или ‘КАК МЫСЛИ ЧЕРНЫЕ ПРИДУТ…’

Пушкин советовал: “Как мысли черные к тебе придут, Откупори шампанского бутылку. Иль перечти “Женитьбу Фигаро”»

Если Бомарше нет, рекомендую открыть самого Александра Сергеевича, читать наугад, сначала шепотом, потом громко, на все лады. Можно распевать и подтанцовывать.

Для стихотерапии хорошо подходят стихи ясные, с четким ритмом/ метром, и точными рифмами.

Читайте любимое, читайте неизвестное. Читайте, кричите и танцуйте до изнеможения. “МО РОЗ ИСОН ЦЕ ДЕНЬ ЧУ ДЕС НЫЙ!”

Блок, Некрасов, Хармс, Мандельштам, Пастернак, Гумилев… выбирайте сами.

Главное, чтобы мысли унылые вышибало.

Русская литература – русский ямб и хорей – лучший, проверенный поколениями анти-депрессант.

Виталий Щигельский

На следующий день после убийства Бориса Ефимовича Немцова, я встречался с небольшой группой людей, интересующейся аспектами английской грамматики. На встречу пришел гражданин Ирана, и сразу же заявил, что он шокирован убийством в центре Москвы, под окнами высших властителей.

– Что вы думаете, по этому поводу, русские? – спросил он меня и молодого в западном стиле одетого человека.

– Убийство дня! – провозгласил человек. – Сенсация!

и глаза его загорелись…

Я неправильно оценил блеск его глаз и сказал:

– Если Вам небезразлично, приходите к 14 часам к станции метро Горьковская..

Молодой человек сразу как-то скукожился и протарабанил что-то типа: – это меня не интересует… и это не я…

Да, это явно не ты, но это явно из-за таких как ты – б*дь…

Georgi Yelin

ЯРЛЫЧОК

В редакции либеральной газеты, которую ГКЧП закрыл в числе первых флагманов перестройки, спустя неделю после путча обнаружили, что все три тревожных дня из их забаррикадированного офиса вовне уходила служебная информация. Про наличие в коллективе гэбэшника все знали – ответсек не скрывал, что начинал карьеру в СМЕРШе, гордился своими боевыми заслугами. Но в августе он взял отпуск, выходит… Главред надумал впрок подстраховаться: приватно вызвал молодого журналиста, отец которого с погонами генерала занимал видный пост в конторе на Лубянке, и, обещав, что дальше его инфа не пойдёт, попросил навести справки. Парень навёл: кроме ответсека, еще и Прокофьич. Кто бы мог подумать! – в редакции он работал с доперестроечных времён, заведовал отделом новостей, был классным фельетонистом и слыл рьяным антисоветчиком. Накоротке знал половину Москвы, а если имел какой грех – обожал выпивку, что в журналистском цехе и не грех вовсе. И тут такое!

Что знают двое, то известно свинье – скоро за спиной Прокофьича шушукалась вся редакция. Вроде бы никто не верил, но ведь дыма без огня не бывает. Здраво рассуждая, сходились в одном: не тайна, что штатные гэбэшники обязаны вербовать себе осведомителей, а таких говорунов, каким становился Прокофьич после первой же рюмки, в стукачи только ленивый не запишет. Так или иначе, но Прокофьич быстро ощутил перемену отношения: курилка при его появлении тотчас пустела, за стол в буфете к нему перестала подсаживаться даже молодёжь, прежде считавшая за честь отобедать в компании мэтра. И эта перемена старика доконала…

Год спустя я встретил Прокофьича последний раз: небритый, разя перегаром, он поймал меня в дальнем углу редакционного коридора за пуговицу и, крутя её трясущейся рукой, полчаса нёс жуткую околесицу. А ещё через две недели газета напечатала его некролог.

На кладбище венок от редакции, конечно, принесли. Но коллег из их дружного коллектива было совсем мало – пришли только те, кому стало стыдно.

От редакции. Особенности орфографии, пунктуации и стилистики авторов сохранены.