Фейс Буки (fb43)

Avigdor Eskin, политолог

Читаю российский интернет и глазам не верю. Уже два с половиной года арабы Сирии убивают других арабов Сирии, мусульмане Сирии убивают других мусульман Сирии, а в обеденный перерыв режут и христиан. Более ста тысяч арабов-мусульман порезали там. И никто особливо не пекся о сирийских детях. Наопако: оружие поставляли Асаду, который превосходит своих конкурентов по количеству убитых. А тут возникла угроза, что американцы нанесут по Сирии пару ударов и прибавят к сотне тысяч сотню-другую жертв. Ну а вам что? Объясните! Мы во граничим с Сирией и наш интерес сохранить режим Асада как раз понятен. Кстати, Израиль спас Асада от возможного удара по нему еще в марте, когда обнаружилось применение химического оружия. И понятно, что американская политика вызывает немало иронии и возмущения. Но откуда такой пафос? Откуда вдруг такая озабоченность судьбой сирийских детей?

Denis Dragunsky, писатель

ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ ЛИХАЧЕВ БЫЛ ВЕЛИКИМ ЧЕЛОВЕКОМ.

Я это понял вот когда.

Встреча с Лихачевым в концертной студии “Останкино”. 1985 год. Вопрос:

– Дмитрий Сергеевич, расскажите о вашем самом сильном жизненном впечатлении. Что вы запомнили на всю жизнь?

Лихачев молчит полминуты, наверное. Все замерли. Крупнейший ученый, мыслитель, мудрый старец, свидетель великих событий века, “главный интеллигент страны” в самом лучшем смысле слова. Что он скажет?

Наконец он говорит:

– Мне было года два, я стоял у раскрытого окна, и на подоконник вдруг с шумом сел голубь! Я просто оцепенел от восторга. Никогда не забуду этой радости, этого изумления…

Вот так, друзья. Учиться и учиться.

Alexey Lebedinsky, артист

Вроде, немудрёная мудрость – спокойно и смиренно принимать как чужую, так и свою собственную глупость. Невозможность понять что-либо в этой жизни – очевидная данность, осталось лишь принять всю эту необъяснимость, раствориться в ней без нервов и мучений, с блаженной радостью имбецила, своей улыбкой заражая окружающих…

Марк Котлярский, писатель

Из какого-то очередного сериала.

Следователь сидит за столиком с девушкой, которая ему очень нравится, и поражает ее своей осведомленностью о ее биографии.

Девушка (с неподдельным интересом):

– Откуда вы все про меня знаете?

Следователь (любовно и с нажимом):

– Когда человек тебе нравится, о нем хочется знать всё!

Никогда не думал, что обычная, в принципе фраза, может прозвучать столь зловеще в неожиданном контексте…

Юрий Лоза, артист

После скандальных спектаклей в Большом Театре, понимая, что в Москве с оперой практически покончено, начинаешь ловить каждую интересную иностранную постановку, так нечасто пробивающуюся на телеэкран. 

В воскресенье посмотрел по “Культуре” спектакль Метрополитен-Опера “Сказки Гофмана”. Я ожидал увидеть что-то подобное оперетте, с которой ассоциируется в моём сознании Жак Оффенбах, а мне подарили серьёзное фантастическое действо, в котором не было даже намёка на опереточную безалаберность. Это самая что ни на есть опера, причём реализованная лучшими на сегодняшний день профессионалами. 

Режиссёр Бартлетт Шер собрал команду, которая превратила сцену в сказочный мир какой-то невероятной глубины. По ходу действия используется множество спецэффектов, и ни разу не возникает ощущения, что без них можно было обойтись. Действие разворачивается в позапрошлом веке, но оно абсолютно современно, несмотря на костюмы того времени. Да и голоногий, но не вульгарный кордебалет органично вписывается в общую картину, только добавляя зрелищности. 

О фирменном звучании оркестра и хоров можно не говорить – под управлением Джеймса Ливайна оно вот уже около сорока лет считается чуть ли не лучшим в мире. 

Состав исполнителей более чем внушителен, но в Метрполитен по другому и не бывает. Театр дорожит своей репутацией и допускает до своей сцены только лучших. 

Мальтийский тенор Джозеф Каллейя справляется с материалом блестяще. Заявлен он как лирический тенор, но я бы смело назвал его драматическим, так мощно он звучит. Американский бас-баритон Алан Хелд настолько убедителен в роли злодея, что к концу спектакля начинаешь его бояться. 

И, конечно же, три потрясающие женщины, три музы Гофмана: американка корейского происхождения Кэтлин Ким и две “наших” – Анна Нетребко и Екатерина Губанова. Пожалуй, меццо-сопрано Кейт Линдси, исполняющая партию Никлауса, не поражает грудным регистром, но зато компенсирует органикой и актёрскими данными. 

Но самое главное впечатление от спектакля — оправданность каждого действия, каждой сцены и каждого жеста. Кажется, что французский язык, на котором написано либретто, для всех исполнителей родной. Когда во втором акте слеза бежит по щеке великолепной Анны Нетребко, веришь ей безоговорочно, всей душой сопереживаешь её героине и понимаешь, почему вместе с ней плачет добрая половина зала… 

И искренне радуешься, что “Сказки” поставлены не в нашем Большом, где почти наверняка стояла бы посреди сцены огромная золотая кровать, а обнажённые стриптизёры размахивали бы алюминиевыми канделябрами и под хаотичное мигание лазеров гонялись за татуированным Гофманом, облачённым в тулуп и валенки; а зрители, измученные отвратительной акустикой, пытались понять — зачем это всё и о чём это?