Фейс Буки (fb400)

Alex Grigoryev

США и Россия отличаются много чем, но одно из важнейших, и, если хотите, наиболее показательных отличий – отношение к ораторскому искусству. Американский политик обязан уметь хорошо говорить, жечь глаголом и воодушевлять. Этому учат с самых младых ногтей. В Интернете полно хит-парадов наиболее известных (наиболее влиятельных) речей мира, которые формируются по разным критериям, включают или не включают Нагорную проповедь, и затрагивают разные эпохи. Но в любом из этих рейтингов большинство речей – при любых раскладах – будут американскими. При явной конкуренции со стороны европейцев и латиноамериканцев (чего стоят Черчилль, Муссолини, Гитлер, Кастро, Чавес…). А в России (СССР) великие речи почему-то закончились в начале 20 века, хотя некоторые мировые рейтинги и включают в их число доклад Хрущева на 20 съезде и обращение Сталина “Братья и сестры”. А ведь еще столетие назад были и цари, и политики в дореволюционной Думе, которые отличались невероятным красноречием. Прекрасными ораторами были Ленин и К, а Троцкий вроде бы однажды своей речью остановил бегущий от врага полк. Куда все делось? Почему это произошло? Загадка 

Daniel Kotsiubinsky

Крым – крымский! А мы – чьи?

Несвоевременная мысль.

Между теми, кто кричит: “Крымнаш!” – и теми, кто не менее истошно вопит: “Крымих!” (под “их” имея в виду украинцев), – в плане политической культуры, так сказать, разница небольшая, ИМХО.

И те, и другие, по сути, – люди имперской ментальности. Ибо исходят априори из того, что населенные людьми территории – суть не более чем “инвентарь” (вроде поместья, населенного крепостными крестьянами), который может принадлежать совсем иным вальяжным дядям и тётям, проживающим на совсем других землях.

А я вот полагаю, что регионы должны принадлежать только тем, кто на них проживает. И лишь с их коллективного согласия – кому-то ещё.

И потому для меня лично нет той роковой дилеммы, которая нынче воспалила мозг огромному числу моих уважаемых сограждан. Для меня Крым – не “наш” и не “их”. Он – крымский. И потому во всей этой истории лично меня не волнует вопрос о единстве и неделимости государства по имени Украина.

Меня волнует совсем другое. Даже если признать, что у Крыма есть право самоопределиться вплоть до вхождения в состав России, – а я повторяю, что, по мне, такое право у Крыма есть, – почему у меня, как гражданина России фактически не было права рассмотреть и как следует обсудить эту интересную заявку?

И почему теперь, когда уже всем ясно, что цена вопроса оказалась далеко не такой эфемерной, как мнилось очень многим поначалу, у меня – равно как и у всех прочих граждан РФ – по-прежнему нет возможности как следует обдумать и, возможно, пересмотреть бодрое, хотя и не вполне честное решение этого вопроса, которое предложил наш самый главный зелёный человечек?

Вот о чем я думаю. Крым-то – крымский. И бог с ним. А вот мы-то – чьих будем?..

Georgy Satarov

(РОССИЙСКАЯ) ИСТОРИЯ ПЯТИТСЯ РАКОМ
Ближе к концу XIX века у психиатров появился термин диссолюция. Это такая деградация психики, которая идет по траектории становления психики в процессе ее нормального развития, но только в обратном направлении – вплоть до инфузории-туфельки. Точно также можно мыслить диссолюцию государственных институтов. Это ровно то, что происходит с институтами в России. Точно также можно мыслить диссолюцию культуры и прочих цивилизационных красот, которые развивались худо-бедно последние лет пятьсот в наше благословенной богом стране, а теперь все – раком. Это диагноз.
Тут либо срочно линять, либо срочно лечить. Иначе дойдем до туфелек.

Denis Dragunsky

РУССКАЯ ИНТЕЛЛИГЕНТНОСТЬ,  образованность, непредвзятость, свободомыслие, демократизм и прочие славные штуки заканчиваются там, где начинается вопрос о гендерном равноправии. С интеллигента и умницы вмиг слетает всякий грим, и наружу лезет потная харя “настоящего мужчины”.

От редакции. Особенности орфографии, пунктуации и стилистики авторов сохранены.