Фейс Буки (fb390)

Maxim Kantor

COMING OUT

Это – отчет перед самим собой; но это тот случай, когда надо покаяться прилюдно. В газете подобную заметку опубликовать невозможно; публикую здесь.

У сегодняшних истерических событий есть положительный эффект – проясняют сознание.

Мне чрезвычайно стыдно, что я позволял себе шутки над гомосексуалистами. Поймите правильно, я не был гомофобом.

Однако принадлежность к гетеросексуалам я считал за нечто положительно правильное. И позволял себе подтрунивать над теми, кому по душе однополая любовь. Вы знаете, как принято подтрунивать – это не прямое оскорбление, но этакая насмешливая интонация, поднятая бровь.

Я не гордился тем, что я брюнет, и своей белой кожей тоже не гордился, но полагал, что моя любовь к противоположному полу выгодно меня отличает от тех, кто любит особей одного пола с собой.

Подобно некоторым, я полагал, что воспитание детей в гомосексуальных семьях – ущербно.

Сегодня мне очень стыдно.

Миллионы людей, воспитанных в семьях, где присутствуют и мать, и отец – голосуют за войну и приветствуют убийства.

Я не прошу прощения ни у кого конкретно, поскольку, насколько мне известно, я не обидел никого конкретно.

Однако, если кому-то показалось, что я был невежлив, что я усмехнулся, скривил губу, выразил неуважение в связи с тем, что человек любит не того и не так, как это принято большинством, если кто-то однажды это почувствовал – прошу у него прощения.

Если человек любит другого человека – это подвиг.

Потому что все вокруг призывает ненавидеть другого.

Еще раз: простите меня. Мне действительно очень стыдно.

Ganna Oganesyan

Не в курсе, что происходит в ФБ на иных языках, по причине хренового знания иных языков. А вот у нас мне со временем стало ясно, что способный мальчик Марк Цукерберг многим нашим облегчил их одиночество… Одинок ведь не тот, кто сидит один в пустой квартире и рубает прошлогодние пельмени. Вернее, не только тот. Замороченные матери громадных семей, перелюбленные народные артисты и охрипшие общественные лидеры часто, особенно ночью, теперь спасаются откровениями с людьми, лица которых им знакомы лишь на “аватарке”. Возможно, российскому человеку особенно знакомо это невыносимое желание высказаться кому-то, а не всем повезло быть

алкашом, знающим теплый подъезд, где его ждут его коллеги со стаканом. Одно время была телефонная служба спасения. Вежливый голос уговаривал позвонившего, слезть с подоконника, вынуть башку из петли, всыпать обратно во флакон 50 таблеток “тазепама” и поверить, что жизнь обалденно хороша, надо только немедленно заняться полезным обществу трудом… Потом та затея стухла, может быть сотрудники, устав, сами сиганули с балкона… И вот теперь любой, кому стало тошно жить, кто растерял окончательно все мотивы просыпаться утром, может написать на своей странице “Не могу больше! Не хочу!” и он непременно получит в ответ сотни слов утешения, попыток развеселить, предложения приехать в гости. А кто-то, менее смелый, просто напишет – “продаю хромого щенка!” и тоже остаток ночи не останется один. Еще действеннее начать крыть кого-то (кого принято крыть на этих днях) и тоже, тоска отпустит. Словом, спасибо милому, небедному мальчику Марку…

Igor Klymakin

ОБ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ

Никита Сергеевич Хрущев, отдавший Крым украинцам, остался в памяти Владимира Владимировича Путина грозящим миру в ООН снятым с ноги ботинком. На недавнем международном валдайском форуме он неоднократно этот ботинок вспоминал, подчеркнуто дистанцируясь от столь низкого политического стиля. Но в памяти можно ведь остаться и изысканным собеседником фрау Меркель, популярно объясняющим тонкости политической ситуации ее уподоблением некоторым особенностям первой брачной ночи. Историческая память – дама непредсказуемая. Она может увековечить политика, зачем-то отдавшего Крым, в образе человека, размахивающего в публичном месте ботинком, а политика, зачем-то Крым отобравшего, в образе человека… ну, скажем так, чем-то сверх меры озабоченного.

Аркадий Дубнов

Вчера патриотический “coming out” в исполнении Аллы Демидовой стал неожиданным анонсом к сегодняшнему дню Минина и Пожарского. Дело было в Третьяковке, на “Ночи искусств”, куда мы попали по воле детей, в последний момент отказавшихся уезжать с дачи ради встречи с выдающейся актрисой.

Поначалу ничего не предвещало столь пафосного завершения встречи, Алла Сергеевна рассказывала, почему 20 лет назад рассталась с Театром на Таганке, которому она призывала присвоить имя Высоцкого или Любимова, хотя сама “Таганка уже умерла”, а “мы в том театре не касались советского быта, а потому не врали”; утверждала, что “старается не встречаться с людьми, которые ей неприятны” и “научилась жить при любых режимах, уйдя во внутреннюю эмиграцию”; вспоминала, как знаменитая прорицательница Ванга предсказала ей уход из театра, поскольку ей не актрисой быть, а “аналитикой заниматься”, а на занятиях мистикой, которой она увлекалась, предупреждали ее, что новое здание Таганки, которое строилось в конце 1970-х, принесет много смертей, поскольку когда рыли под него фундамент, “раскопали кладбище кошек”…

Так прошел почти час, когда Сергей НиколаЕвич, ведший вечер, предложил актрисе почитать стихи, которые она уже много лет читает со сцены. Алла Сергеевна легко, с какой-то превеликой готовностью встала со стула и стала декламировать – сначала Блока, потом Ахматову. Затем подошла к столу, взяла пару листов бумаги, через которые просвечивал крупный шрифт, и стала читать Пушкина.

“…Зачем анафемой грозите вы России?

… Вы грозны на словах – попробуйте на деле…

Иль русского царя уже бессильно слово?

Или нас с Европой спорить ново?

Иль русский от побед отвык?..”

Конечно, это было знаменитое “Клеветникам России”, которое всегда актуально, когда нужно втянуть “солнце нашей поэзии” в патриотический лагерь.

Демидова читала мощно, как-то необыкновенно грозно, и чувствовалось, что для нее это было необычайно важно – именно сейчас объявить “городу и миру”, с кем она, “мастер культуры”, сегодня, в столь важный для России “час испытаний”

Зал, очевидно, не ожидал такого напора от пожилой женщины, страстно вопрошавшей:

“… Стальной щетиной сверкая,

не встанет русская земля?…”.

Алла Сергеевна, очевидно, не включает эти стихи в свои обычные сценические программы, наизусть она их не помнит, в мирные дни это орудие главного калибра и ни к чему, пожалуй, потому пришлось “Клеветников…” специально распечатать.

Это я к тому, что Алла Демидова выступила в “Ночи искусств” с акцией. И, на этом, не дожидаясь вопросов, завершила вечер. Видимо, спешила поскорее вернуться в свою “внутреннюю эмиграцию”, из которой ей пришлось ненадолго выплыть.

Мудрая женщина…

Выйдя из зала для конференций, мы оказались в другом зале Третьяковки, где обнаружили замечательную экспозицию “Картина и рама”. Среди прочих выставленных там вещей обнаружили памятное с детства, – “Опять двойка” Федора Решетникова.

Вечер зря не пропал.

Alex Grigoryev

Об опасностях войны. В конце 16 века Португалия была если не самой богатой, то наиболее динамично развивающейся европейской державой. Она контролировала львиную долю европейской торговли с богатейшими Индией и Китаем, а кроме этого, Африкой, Персией, Японией и “островами пряностей” (будущими Индонезиями-Малайзиями). Португальские форпосты и колонии были разбросаны на гигантских территориях, португальские священники успешно обращали в истинную веру и привлекали к португальскому языку и культуре местных жителей, португальские флоты проецировали военную мощь империи в самые отдаленные уголки планеты. Традиционные торговые центры Средиземноморья – Венеция, Генуя и пр. – проигрывали соревнование с Лиссабоном. Голландцы и англичане были слишком слабы для эффективной конкуренции, соседняя Испания была другом Португалии – сферы их интересов были разграничены Папой. Все изменилось буквально в один день: 4 августа 1578 года в “битве трех королей” в Марокко погиб король Португалии дом Себастьян и цвет португальской аристократии. Себастьян ввязался во внутримарокканские разборки, чтобы расширить владения Португалии в Северной Африке, ограничить опасное влияние Османской империи и (понятное дело) продемонстрировать городу и миру свои полководческие таланты. Ближайшее будущее показало, что он проиграл не просто сражение и свою жизнь – он проиграл империю, которую так заботливо создавали его предшественники. Гибель бездетного Себастьяна привела к кризису власти в стране, через три года королем Португалии стал испанский монарх и Португалия стала частью Испанской империи. Португалия заново обрела независимость лишь в 1640 году, навсегда перейдя в число второразрядных держав. Все попытки королей и президентов Португалии вернуть утраченное были безуспешными. Чтобы сохранять независимость, Португалия была вынуждена искать дружбы своих бывших конкурентов в колониальной торговле: ее культура, экономика и военный потенциал никогда более не принимались в расчет при оценках глобальных раскладов сил. Некоторые ее колонии могли процветать (Макао, Гоа), но это был лишь отблеск бывшего величия. Последняя португальская колония – Восточный Тимор – обрела независимость в 2002 году. Sic transit gloria mundi

От редакции. Особенности орфографии, пунктуации и стилистики авторов сохранены.