КОНТИНЕНТ - Новости и аналитика актуальных событий в мире, мнения и комментарии экспертов и обозревателей
Сегодня умер замечательный писатель Эдуард Шульман (1936-2014). Я знал его с конца 1970-х, с домашних литературных семинаров, на которых он обсуждал с младшими секреты мастерства. Из этих семинаров вышло немало писателей, в том числе Фаина Гримберг и Михаил Шишкин.
Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
Трудно найти пример более смиренного, нетщеславного служения литературе, чем Эдуард Шульман. При всем его самобытнейшем даре и неиссякаемом трудолюбии, за все советское время он опубликовал всего три рассказа. А в постсоветское, когда самое время было раскрутиться и с его еврейской тематикой, и с повестями из крепостнического развратного быта, – он так и остался тихим, но внятным и мудрым голосом “на полях”, вне журнальных и премиальных баталий.
Он никогда никому не завидовал и ни на что не жаловался. В то же время ему был чужд нарциссизм и самовеличание “непризнанного гения”. Он был внимательным собеседником, с наклонностью к юмору, деталям и курьезам, но в таком расширительном контексте, что за ними угадывался формат большого биографического или исторического сюжета. Это был теплый юмор в стиле его ровесника Вуди Аллена, сочувственный к маленьким людям, даже если ими оказывались великие. Его интересовало все, что имело отношение к литературе, и прежде всего ее создатели. Гоголь, Чехов, Бабель, Зощенко, Маяковский, Хармс – примерно таков был центр его интересов, а границ у этой вселенной не было. Он любил анекдотическое в литературе, всякие истории, жанровые сценки, героями которых были сами писатели. В значительной степени его собственное творчество – это литература о литературе (metafiction); один из его главных романов посвящен поэту А. Полежаеву.
Последний раз я видел его в московской больнице в середине апреля, накануне его 78-летия. Он сильно исхудал – но одновременно и просветлел, стала еще яснее его доброта и беззащитность, которая была проявлением не слабости, но внутренней силы и бесстрашия. Обычно Эдуард в разговорах избегал высоких и философических тем, предпочитая более скромные, литературно-профессиональные и общественные. На этот раз мы вышли к чему-то наибольшему, и я вдруг увидел, что это человек веры: внецерковной, неконфессиональной, недогматической – но вовсе не скептик и не агностик, каким я представлял его раньше. Он так и сказал о себе: “да, это бедная вера”. Он выразил то, что ему всегда было присуще: здравомыслие, несуетность, отсутствие фарисейства и позерства, понимание границ человеческих притязаний – и того, что даже малое, ограниченное все-таки имеет свою ценность. Он был потомком Екклесиаста, который знал, что на свете много тщеты и нет ничего вечного, но что именно поэтому следует с благодарностью принимать от жизни все, что судил Господь.
Наследие Шульмана составляет примерно 20-25 томов, из которых издана едва ли треть, и все это нам еще предстоит прочитать и освоить, чтобы понять его место в литературе, место “Еврея Ивановича” (по названию одной из его книг), в том ряду, который начинается Шолом-Алейхемом и Бабелем.
СУВОРОВ И КУТУЗОВ
Суворов не проиграл ни одного сражения. Но, если мне не изменяет память, он ни разу не защищал родину от напавших на нее врагов. Все его блестящие виктории – на фронтах заграничных военных экспедиций. Когда российский престол что-то у кого-то хотел отобрать (бесконечные войны с турками), или же выполнял союзнические обязательства (кампания 1799 года).
А вот Кутузов – тот спас Россию от вторжения Наполеона.
Отчего же народ проголосовал за Суворова?
Вы не знаете?
В середине восьмидесятых про Переса ходил анекдот:
Премьер-министр Перес едет заграницу. Портной успел пошить пиджак, но не успел брюки.
Отдает Пересу материал, выкройку и говорит:
– Ну ничего страшного, зайдите к портному в Париже, он дошьет.
Перес приходит в Париже к портному. Тот говорит, что из имеющегося куска ткани нельзя сшить брюки.
Нужен (как минимум!) еще один метр.
Тоже говорили портные в Лондоне и Нью-Йорке.
Вернулся Перес в Израиль. Идет к портному ругаться.
А тот взял ткань. Никакого дополнительного метра не нужно. Сшил брюки
Перес говорит:
– Как же так?
Портной:
– Видимо, за пределами Израиля ты на метр выше…
А РИВЛИН БУДЕТ ЗАГРАНИЦЕЙ НА МЕТР ВЫШЕ?
Впрочем, он и в Израиле не очень высок…
Во время Второй мировой войны японские военные зверствовали по полной программе. В отличии от Германии, новая Япония особых извинений не приносила и компенсаций жертвам практически не выплачивала (были исключения, но именно исключения). Невероятную жестокость проявляли все японские военные: от генералов до рядовых. Ныне считается, что причиной этому была культура силы и жестокости, которая составляла основу военной дисциплины. Нерадивого подчиненного было принято лупить по морде, сопровождая это уничижительными комментариями в адрес не только его лично, но и его недостойных родителей и родственников. Причем прилюдно. В результате, униженные и оскорбленные солдаты отыгрывались на тех, кто был беззащитней их. Сохранилось много воспоминаний несчастных женщин (кореянок, китаянок, голландок и англичанок), которых загоняли в военные публичные дома. На буднях они “обслуживали” офицеров, но самый кошмар наступал по воскресеньям, когда в бордели допускали рядовых. Есть еще одна показательная деталь: невероятный – даже по японским меркам – садизм проявляли корейцы и китайцы (Корея и Формоза – нынешний Тайвань – были японскими колониями), носившие императорскую военную форму. Им в армии доставалось больше всего: они были нацменами, на которых свысока смотрели “чистые” японцы, поэтому их и били чаще, и все черные работы были их, и продвижений по службе им не светило. Ну вот эти люди и выплескивали накопившееся. Зачастую на собственных соплеменников.
От редакции. Особенности орфографии, пунктуации и стилистики авторов сохранены.
Эта рассылка с самыми интересными материалами с нашего сайта. Она приходит к вам на e-mail каждый день по утрам.