КОНТИНЕНТ - Новости и аналитика актуальных событий в мире, мнения и комментарии экспертов и обозревателей
В феврале 1943 года сотни немецких женщин вышли на демонстрацию в центре Берлина, требуя, чтобы нацисты освободили их еврейских мужей. Мужья были практически последними представителями еврейской общины Берлина. Они были поражены в правах, но уцелели – исключительно благодаря своим женам-арийкам, отказавшихся с ними развестись. Однако Геббельс решил довести до конца амбициозный проект превращения столицы Рейха в расово чистый город и дал команду отправить примерно 1 700 оставшихся евреев в концлагеря. И вот верные германские жены, лишившиеся еврейских мужей, собрались и потребовали их освобождения. Когда им сказали, что толпу расстреляют из пулеметов, они подались вперед, скандируя “Убийцы!”. Это был не просто благородный и мужественный поступок, это был акт отчаянного безумия, поскольку все прекрасно знали, как нацистский режим – а он был еще очень силен! – расправляется с недовольными. Но, как ни странно, женщины победили. Судя по всему, нацистские бонзы решили не усугублять и без того плохие настроения в германском обществе – за месяц до этого армия Паулюса капитулировала в Сталинграде. Арестованных освободили, участниц протеста не наказали. Большинство из них дождались окончания войны. Я вспоминаю о протесте на Розенштрассе, когда вижу сообщения о малочисленных демонстрациях и митингах, над которыми насмехаются СМИ, которые игнорируют политики, и о которых не думает власть. Потому что я знаю, что мирный протест – это великая сила. Полторы тысячи немок доказали это в мрачном 1943 году.
Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
Я – журналист и я очень люблю историю. И я совершенно точно знаю, что свобода распространения информации – признак внутренней силы и душевного здоровья государства. Да, бывают мощные государства без свободных СМИ – но век их недолог, а гибель ужасна. Свобода слова – это гарантия, что страну ждет великое будущее, а не только непростое настоящее. Поэтому все эти современные российские игры с запретами, блокировками, спорами хозяйствующих субъектов, слияниями и поглощениями, избиениями и убийствами, запретами на профессию, информационными накатами и прочими рисками, меня печалят. К сожалению, это началось не вчера, и завтра не закончится. Дорогие коллеги в России. Я Вас очень уважаю. Но могу пожелать только терпения и веры в себя.
“Я ГОВОРЮ ТЕБЕ – МОЙ ПУТЬ НЕ ПРЯМ” (ИЗ СТАРЫХ ЗАМЕТОК)
В конце семидесятых был у меня один знакомый. Мой ровесник.
Но какое сравнение! Я был преподаватель греческого языка, а он – замдиректора автосервиса. И это в неполных тридцать лет! Блистательная, невероятная карьера. Примерно как стать членкором академии наук в таком же возрасте.
Он был очень богат. У него было всё: кооперативная квартира с югославской мебелью; новенькие «жигули» шестой модели; тещина дача, сияющая свежим ремонтом и столь же югославской мебелью (это было замечательно – на даче у человека не дачная мебель, то есть потрепанная городская, а специально купленная новая). Не говоря уже о костюмах и дубленках. О японских часах на золотом браслете. О бриллиантах и соболях его жены.
Но при этом он не был гордецом или зазнайкой. Он был очень мил и приятен в общении. По воскресеньям мы часами курили, сидя на лавочке во дворе, и запросто болтали о том о сем.
Проницательный читатель уже догадался о секрете нашей дружбы.
Мы были соседями, и наши дети были ровесниками. По будням с его сыном гуляла няня или жена, а в воскресенье выходил он сам.
Он мне частенько звонил и предлагал сходить вместе куда-нибудь – в Дом актера или Дом кино. Или поужинать в Доме литераторов: у него туда были пропуска. Или пойти на премьеру во МХАТ или в Театр на Таганке: ему присылали пригласительные билеты.
Я отказывался, но он не обижался и все равно звонил, звал то туда, то сюда.
Один раз он позвонил мне и сказал:
– Зря ты позавчера со мной не пошел. Такой спектакль был! Такой!
– Какой? – спросил я, потому что уж забыл, куда он меня звал.
– «Царь Федор Иоаннович», – сказал он. – В Малом театре. Смоктуновский в главной роли. Умереть, какая постановка. И как играет!
– Смоктуновский, понятно же, – сказал я.
– Да, – длинно вздохнул он. – Я три дня просто больной хожу, все думаю… Деньги, шубы, машина, дача – какая это все херня на самом деле! Какая глупость! Какая дрянь! Какая мелочь!
– Понятно, – я вздохнул ему в ответ.
– Не знаю, как жить, – прошептал он. – Власти хочется! Власти!
НЕ ПРО УКРАИНУ
Диссидентское движение в 70-е годы формировалось концентрическими кругами.
Сперва критерием диссидентства был протест, а, в конце концов, критерием стало недоумение.
Началось с протеста против ввода танков в Прагу; к памятнику Пушкину вышли десять человек. Постояли молча. Их арестовали.
Затем появилось письмо в защиту тех, кто вышел к памятнику Пушкину. Авторов выгнали с работы, исключили отовсюду.
Потом появилось письмо в защиту тех, кто написал первое письмо: авторы второго письма недоумевали – разве авторам первого письма спросить нельзя, в чем виноваты те, кто вышел на площадь?
В дальнейшем возбранялось уже обычное любопытство.
Массовый энтузиазм любопытства не поощряет.
Некоторым людям нравится мир больше, чем война; они квалифицированы как пораженцы и предатели. Их сегодня называют мразями.
Если поинтересоваться, является ли мразью тот, кому хочется мира, то это любопытство тоже будет наказуемо.
Следующей ступенью станет любопытство по поводу допустимого любопытства.
И Украина здесь совсем ни при чем.
Это Россия.
Про НАТОбоязнь. Известно, что особенность ядерных держав – так называемая “гарантия взаимного уничтожения”. Это значит, ядерные державы не воюют друг с другом. То есть, даже если весь мир превратится в одну сплошную базу НАТО, это не представляет для России никакой угрозы. Тем не менее, все время пугают базами НАТО. НАТО обложило. Очень страшно. Баюс-баюс!
Представим себе группу людей, навечно скованных между собой идеальной цепью и обладающих стопроцентным инстинктом выживания (то есть, неспособных на самоубийство) – скажем, 25 человек. На 4-5 из них висит по мощной бомбе, которая может сработать по нажатию кнопки или по прекращении сердцебиения, то есть, погибнет один – взорвутся остальные. Даже если кто-то останется, все равно очень скоро помрет от ран. Несколько “шахидов” договорились дружить и закупились огнестрельным оружием. И даже начали раздавать свои условные M-16 некоторым из тех, на ком бомбы нет. А один из шахидов тоже закупается огнестрельным оружием и раздает некоторым безоружным свои условные АКМ. Кое-кому даже насильно. Но некоторые, справедливо или несправедливо обиженные, потом все-таки отказываются дружить и вместо АКМ все-таки берут М-16. Спрашивается: чего боится наш товарищ с бомбой, если взрывать бомбу или трогать того, у кого она есть, нельзя никак, потому что погибнут все – а значит, угрозу представляют только те, у кого есть какой-либо ствол, и только для тех, у кого нет бомбы независимо от наличия ствола?
От редакции. Особенности орфографии, пунктуации и стилистики авторов сохранены.Эта рассылка с самыми интересными материалами с нашего сайта. Она приходит к вам на e-mail каждый день по утрам.
