Фейс Буки (fb717)

Alex Grigoryev

Разоблачительное. По поводу новостей о войне в Сирии. Когда вы слышите, что в результате авианалета уничтожено сто-двести-миллион тыщ врагов – пожалуйста, не верьте этому. Этому есть две фундаментальные причины. 1. Войны ведутся с меньшей концентрацией живой силы. В Первую мировую войну на 1 кв километре фронта концентрировали, в среднем, 404 солдат, во Вторую мировую – 36, в войну Судного Дня (1973 год) этот показатель упал до 25. В войну с Ираком 1990-1991 года и последующих вооруженных конфликтах на квадратный километр приходилось двое и менее солдат, которые, к тому же, знают об опасности и умеют прятаться от атак с воздуха. 2. С воздуха и из космоса крайне сложно проверить: уничтожена ли атакованная цель. Для этого требуются наблюдатели на земле – причем в непосредственной близости от этого самого объекта. Красивые видео, которые показывают по ТВ, ничего не гарантируют. Военные обычно оперируют достаточно расплывчатыми формулами типа “предположительно поражено 70% целей”. И сами сравните: недавно американские боевые самолеты по ошибке атаковали госпиталь “Врачей без границ” в Кундузе: это был незащищенный объект, в котором находились врачи и больные, уверенные в собственной безопасности, многие из которых физически не могли бежать и прятаться. Госпиталь был поражен, причем в этих условиях погибли 22 человека. В общем, любые большие числа потерь противника – гарантировано неверные.

Ganna Oganesyan

Коротко о разном… Например, в Канаде вообще нет никакого президента… Как поется в старинном романсе “Мне некого больше любить…”

Елена Райская

О НАХАЛЬСТВЕ МОЛОДОСТИ

Я довольно рано начала свою карьеру: первый фильм стал знаменитым, когда мне было всего двадцать лет и я ещё училась во ВГИКе.

Меня, студентку, приняли в Союз кинематографистов и тут же начали звать на всякие теле- радиопередачи, на выступления в Останкино, в Доме Кино. Выступала я без проблем. Хоть сто человек в зале, хоть тысяча. Несла чего хотела и чувствовала себя самой умной. И зрители-слушатели мне почему-то верили…

Прошло время, я возмужала чуток. Работы стало завались, времени для тусовок, соответственно, поубавилось. Но всё же я таскалась по теле- радиопередачам, кинофестивалям, презентовала себя и свои работы. Пылу поубавилось, самой умной я себя уже не чувствовала, но всё же понимала отчётливо, что не дура, точно. И зрители-слушатели мне по-прежнему верили…

Ещё через некоторое время я вдруг заметила, что стала зажиматься – перед камерой, перед зрителями, перед слушателями. Чёта стало мне казаться, что я не самая умная – не только на этой земле, но даже в этом конкретном зале, в этой студии… Зрители-слушатели этой метаморфозы не заметили, но я-то почуяла и – напряглась…

И вот теперь, когда мне звонят с телевидения или радио, приглашают выступить, поехать куда-то к публике, я упираюсь рогом. Ссылаюсь на занятость (что правда), на плохое самочувствие (что ложь), отказываюсь от интервью под любыми предлогами.
Это не высокомерие. Не склонность к отшельничеству. Я просто чётко осознала, что больше того, что мною написано, и того, что я ещё, дай Бог, напишу, мне сказать нечего. А просто так трепаться – неловко. Даже если зрители-слушатели по-прежнему будут мне верить…

Хорошо, что нет машины времени, и я не могу переместиться в Большой зал Останкино или Дома Кино на тридцать с лишним лет назад, чтобы послушать выступление молодой нахалки Лены Райской, вообразившей себя гением. Я бы сейчас от стыда за неё, наверное, под стол бы залезла. Но от молодости её не отказалась бы, нет.

Однако молодость не предлагают… А нахальство иссякло.

Марк Котлярский

Мухи на стекле

Очередной террористический акт в Иерусалиме.

Я зашел в лавку, расположенную рядом с домом, чтобы выпить кофе.

На большом экране, который висел на стене, показывали заседание Кнессета, созванное из-за сложившейся в стране ситуации.

Выступали представители коалиции и оппозиции, говорили красивые слова о единстве народа, о волне террора, о необходимости сохранять спокойствие.

Словом, выебывались друг перед другом и перед камерами, как мухи на стекле.

– Чего они? – спросил я продавца, покуда он мне делал кофе.

Продавец махнул рукой:

– Состязаются в говорильне. Лучше бы вышли на улицы, к нам, к простым людям, а не с трибуны песни пели.

– Они, если и выйдут, – сказал я, – то в сопровождении толпы охранников.

– Ага, – согласился продавец, – а у меня охраны нет. Но если они думают, что так можно остановить террор, то они ошибаются. Сегодня террористы пришли в Иерусалим, завтра в Тель-Авив, послезавтра в Холон, сюда, ко мне. И что я им скажу? Скажу, что у меня есть депутаты?!

Мы засмеялись.

Я снял очки, изображение на телеэкране поплыло, и в тот момент, когда камера стала показывать зал, где сидели чистенькие, довольненькие и улыбающиеся слуги народа, мне показалось, что они вдруг стали какими-то черными точками, ну точь-в-точь мухи на стекле.

От редакции. Особенности орфографии, пунктуации и стилистики авторов сохранены