Европа: три вопроса, полтора ответа

Что должна сделать Европа, чтобы выйти из многолетнего застоя? Чем она может ответить на всплеск национализма и бунт составляющих ее стран и регионов? И где вообще заканчивается Европа и начинается нечто, совершенно на нее не похожее?

На каждый из трех этих принципиальных для себя вопросов Евросоюз в 2014-м так и не сумел ответить ясно. Но, надо отдать ему должное, пытался. Будем считать, что полуответы все-таки были даны.

Начнем с последнего вопроса. Выражения типа: “Европа от Атлантики до Урала”, или еще страннее: “Европа от Лиссабона до Владивостока” — в 2014-м были сняты с вооружения как абсурдные и опасные. Взамен, по обоюдному согласию сторон, был принят тезис о том, что Россия — не Европа, а Европа — не Россия. Параллельно с большой живостью спорили еще и о том, может и хочет ли Турция хоть когда-нибудь стать Европой, но высшая точка этой дискуссии, кажется, еще впереди.

В предварительном порядке постановлено, что Европа простирается от Атлантики до Азовского моря. То есть вбирает в себя Украину. Понятно, что это еще не решение вопроса, а только проект. Но в 2014-м Евросоюз самым реальным образом его отстаивал, поставив, помимо прочего, на карту четырехсотмиллиардный товарооборот с Россией. Это почти 10% внешней торговли ЕС и 2,5% его ВВП.

Рынки можно заменить, убытки можно списать, для европейской экономики все это во много раз менее сокрушительно, чем для российской, но принесенные жертвы вполне реальны. Европа доказала сомневающимся, что кое-какая политическая воля у нее есть. А уж дальше главное слово остается за Украиной. Европейский выбор дорого стоит. Готова ли она его оплатить, станет видно не сразу.

Следующий вопрос – о собственных, евросоюзовских диссидентах, сомневающихся в правильности своего европейского выбора.

Административно-политический класс ЕС сейчас в явном кризисе. Как и устоявшиеся методы принятия общеевропейских решений. Привычного франко-германского тандема, который полвека диктовал остальным свою волю, больше нет. Франция во главе с незадачливым президентом Олландом, со своим хозяйственным кризисом и политическим расколом, сейчас не способна что-то навязать другим, но не хочет и подчиняться диктовке немцев.

На майских выборах в Европарламент почти повсеместно выросло влияние регионалистов, евроскептиков, националистов и ультраправых. Одновременно выявилось отсутствие популярных “общеевропейских” политиков.

Шотландский референдум чуть не покончил с единством Британии. А британский премьер шантажирует ЕС угрозами выйти из него уже всем Соединенным королевством. Каталония остается в Испании только потому, что ее оттуда не выпускают. В Венгрии у власти ультраправые, а в роли их парламентской альтернативы – фашизоиды местного разлива. В Греции нацисты совместно с ультралевыми только что добились досрочных выборов. В Италии буйствуют региональные сепаратисты.

Недовольство тем, как устроена единая Европа, выражается в крайне разнообразных формах и распространилось повсеместно.

В этой сумятице реальным вождем Евросоюза стала госпожа Меркель. Хотя бы потому, что именно ее страна финансирует общие решения и несет материальную ответственность за их последствия. Но ясно, что открытая германская гегемония – это временный вариант. Европейцы не станут терпеть ее слишком долго.

Что же касается долгосрочных решений, то креатура Ангелы Меркель, новоизбранный глава Еврокомиссии (т.е. евросоюзовского правительства) Жан-Клод Юнкер попробовал наметить направление поисков: “Я никогда не был против идеи хорошо структурированного, организованного и основательно обсуждаемого возвращения части полномочий от Брюсселя к национальным парламентам”.

Мысль о том, чтобы умерить аппетиты брюссельской чиновной машины и с меньшей силой ущемлять чувства и традиции стран и регионов, выглядит назревшей. Но как совместить эту идею с далеко зашедшей централизацией, с единой валютой и всем прочим, Юнкер, конечно, не сказал, да и вряд ли знает ответ. Это задача для европейского политического класса нового призыва. Этот призыв уже явно на подходе, но каким будет и на что окажется способен, покажут несколько ближайших лет.

И, наконец, третий вопрос. Он же – главный. Как запустить экономический рост? Спад кое-как остановили. В 2014-м ВВП еврозоны вырос чуть ли не на процент, а в ЕС в целом – на все полтора. Бюджеты в большинстве стран сводятся без прежних гигантских дефицитов. Государственные долги резко замедлили рост. В Испании, Португалии и Греции, несколько лет воспринимавшихся как зоны бедствия, зафиксирован чуть заметный рост ВВП или хотя бы отсутствие его снижения.

Но как быть дальше? Прежние проблемные государства понесли огромные жертвы и из последних сил терпят падение уровня жизни и непомерную безработицу. И вот-вот появится группа новых проблемных держав, пострашнее прежних. Италия и Франция на глазах въезжают в спад и не справляются с ростом долгов. Если экономики европейских стран и дальше будут топтаться на месте, у народов уж точно лопнет терпение, и поводов для разводов по всем направлениям возникнет множество.

Теоретически понятно, как перенастроить себя на рост. Во-первых, освободить свои экономики от немыслимого числа регламентаций, повинностей и прочих форм угнетения и благодаря этому поднять их глобальную конкурентоспособность. А во-вторых, открыть для них мировые рынки, чтобы они эту конкурентоспособность могли проявлять сами и перенимать ее у других.

И то, и другое вроде как делается. Но очень уж медленно. Тем не менее, заработали соглашения о свободной торговле ЕС с Кореей и Канадой. О том же идут переговоры с Японией. Но в центре всего, конечно, так называемое ТТИП — Трансатлантическое торгово-инвестиционное партнерство с Соединенными Штатами.

Переговоры идут с 2013 года, и о 2015-м говорят как о решающем. И замах здесь вовсе не на банальную беспошлинную торговлю. Даже сейчас лишь 4% европейско-американского товарооборота облагаются пошлинами.

Это попытка создать общее экономическое пространство, свободное от нетарифных ограничений и чиновных препятствий и по-настоящему открытое для инвестиций и сотрудничества хозяйственных субъектов.

Такое пространство, вбирающее в себя Европу, Северную Америку и богатые страны Восточной Азии, стало бы крупнейшим проектом XXI века и могло бы дать не только Евросоюзу, а и всему Западу энергию для экономического рывка.

Европа прожила еще один год, пытаясь не запоздать с ответами на вопросы, которые задает ей век. Может быть, это и значит идти в ногу со временем — когда удается не отстать от него, но никак не получается опередить.

Сергей Шелин
rosbalt.ru