ЕВРЕИ КАК РЕЙТИНГОВАЯ ТЕМА

В ту неделю, когда в синагогах читают главу “Ва-йеце”, я слушал беседу об этом по телевизору, и во время рассказа о Яакове, который хитроумным экспериментом добился, что потомство белых овец и коз стало пестрым, я вспомнил, что еще в далекой юности читал об этой истории в какой-то классической пьесе. Полез в “Гугль” — и нашел: это в “Венецианском купце”.

Освежил в памяти знаменитое произведение и подумал: не так давно израильский национальный театр “Габима” поставил спектакль по пьесе великого Шекспира. Интересно, как там справились с многочисленными антисемитскими выпадами, которые трудно слушать со сцены рядовому иудею? Ведь то, что говорится о нашем племени в этом произведении, льет воду на мельницу тех, кто, как духовный лидер Ирана Хаменеи, считают евреев раковой опухолью на теле человечества, исчадием ада…

Один из центральных героев пьесы — еврей Шейлок (это он цитирует отрывок из Торы про эксперимент нашего праотца Яакова). Следует отметить, что Шейлок в пьесе — личность довольно неприятная. Он требует у не вернувшего ему в срок три тысячи золотых дукатов венецианского купца Антонио фунт мяса из его тела (как и было условлено при даче ссуды) — и отказывается вместо этого получить в два, а то и в три раза больше дукатов. Шекспир не жалеет еврейское племя: другие персонажи постоянно подчеркивают, что это дикое поведение является не характеристикой Шейлока как личности, а особенностью всего еврейского племени, отличительная черта его иудейской религии. И Шекспир оставляет без оценки эти обвинения, не заводит дискуссии, принимает сказанное как само собой разумеющееся, как установленный факт.

“Венецианский купец” — одна из самых спорных пьес в мировой классике. Желающие могут без труда найти в ней оправдание ненависти к евреям со стороны других народов на протяжении веков. Шекспир в этой пьесе “задевает” и другие народы: Порция, главная героиня, дает карикатурные характеристики шотландцам, французам, англичанам. Но она ограничивается одной-двумя фразами, назначение которых — вызвать смех у зала. А Шейлоку достается на полную катушку, его образ вызывает омерзение, евреи в пьесе выставлены как самые гадкие в мире существа. Кстати, вскоре после написания этой пьесы на британский престол взошел шотландский лорд и распорядился изъять из текста нелестное упоминание его племени — запрет этот действовал до 20 века.

При первой же возможности я посмотрел спектакль “Венецианский купец” в “Габиме”. Режиссер Илан Ронен приложил огромные усилия, чтобы как-то ослабить антисемитский душок, которым пропитана пьеса. Среди прочего он добавил сцены, которых у Шекспира нет: венецианская праздная молодежь набрасывается на Шейлока всякий раз, когда встречает его на улице. Зрители по замыслу режиссера должны сделать вывод, что нелогичное, вызывающее содрогание, граничащее с безумием требование Шейлока — оправдано, является реакцией на многолетние издевательства над ним. Или Порция все никак не может запомнить имя Джесики, дочери Шейлока. Тоже пример постоянного унижения евреев в Венеции. Режиссер настолько убежден, что сумел вызвать в нас симпатию к Шейлоку, что попросил зрителей стать соучастником ростовщика: я сидел в первом ряду зала “Бартонов” в “Габиме” и удостоился чести держать один из канатов, которыми был повязан несчастный Антонио. Но все эти театральные ухищрения напрасны — поскольку желание Шейлока убить своего должника столь страшным способом просто бесчеловечно. Тут никакие мизансцены не помогут — это как попытаться оправдать серийного насильника тем, что его в прошлом избивали.

Харизматичному Яакову Коэну, играющему Шейлока, удается пробудить жалость к своему герою; не зря самые громкие аплодисменты в финале достаются именно ему — хотя мы все видели, как он точил огромный нож, собираясь отрезать фунт мяса у самого сердца своего должника.

Как бы там ни было, театр ты покидаешь с чувством, что был свидетелем шельмования, огульного очернения целого народа, которое не получило достойного ответа в самом спектакле. Что может поделать режиссер, если антисемитизм в самой канве пьесы?

Без сомнения одна из причин провала театра убедить меня, что это шедевр, посвященный многовековым страданиям евреев в странах рассеяния, находится в самой пьесе. Во-первых, Шейлок в ней выставлен полным дураком. Венецианский купец Антонио называет ростовщичество безнравственным, а Шейлок не находит другого довода, как рассказать о праотце Яакове, который смог перехитрить своего тестя Лавана с помощью выщербленных веточек. Какая связь?

Во-вторых: самозваная судья разрешает Шейлоку вырезать фунт мяса из тела Антонио, но при условии, что он вырежет ровно фунт — ни граммом больше и не меньше. И чтобы при этом не пролилось ни капли христианской крови — иначе Шейлока ждет смерть. И Шейлок тут же сдается, умоляет о пощаде. Секунды не размышляет. История мировой юриспруденции не знала глупейшего вердикта. С каких это пор кредитор не имеет права взять меньше, чем ему положено? И почему это кредитор сам обязан выполнить работу по “изъятию” долга? Разве ростовщиков обязывают взломать сейф в доме у должника, не повредив при этом замка? Это обязанность должника — выложить кредитору то, что он должен. Но Шейлок по воле автора тут же падает на колени и просит о пощаде. Даже когда его попросили одолжить три тысячи дукатов, он долго раздумывал, дать или не дать. Ты либо ростовщик, который по определению должен быть хитрым и коварным, либо дурак. Всем же ясно, что именно благодаря своему уму евреи давно уже правят миром. А потомки этого самого Шейлока являются самыми блистательными адвокатами во всем просвещенном мире. Но автор захотел — и мгновенно наступает счастливый конец для линии Шейлока: он лишается всего имущества и обязан принять христианство — чтобы больше не быть таким кровожадным, какими бывают иудеи.

Кроме того: как я могу поверить, что Шейлок долгие годы страдал из-за нежелания отказаться от своего еврейства, если он понятия не имеет об одном из основных иудейских заповедей — “не убий”?

Совершенно неожиданно для коварного ростовщика Шейлок уже при первом своем появлении предстает человеком ограниченным. Его приглашают на обед с христианами — вместо того, чтобы вежливо отказаться, он разражается бранью, оскорблениями: ему не по вкусу, что на столе будет свинина. “Я ненавижу его за то, что он христианин”, —- говорит он о своем будущем должнике Антонио. Такое поведение вполне оправдывает издевательства над ним.

Если честно — пьеса у Шекспира получилась довольно слабая с профессиональной стороны, хотя там есть немало умных фраз и пара хороших монологов. В ней много недоделок, недосмотров. С момента выдачи ссуды на часах у Басинио, для которого Антонио и взял деньги, прошла от силы неделя, а на часах у Антонио и Шейлока — два месяца. Басинио приехал к Порции, угадал нужный сундучок и стал ее женихом. Он не успел даже дойти до церкви, чтобы обвенчаться — а уже прибыл гонец с известием, что у Антонио за невыплату долга будут отрезать фунт мяса. Ведь ссуда дана на два месяца!

Почему это Шейлок мстит Антонио? Ведь это не он сбежал с его единственной дочерью. Не христиане ограбили его — дочь Джесика сбежала, прихватив дукаты и бриллианты. Раз уж мстить — так это ей. Вот куда должен был развиваться сюжет, поскольку в театре истинная трагедия происходит между своими.

Если прочесть пьесу внимательно, то можно увидеть, что Антонио является жертвой не кровожадного Шейлока, а экономических интересов Венеции: дож согласен погубить его, только чтобы заморские купцы не сказали, что в его республике не соблюдают контракты. Но почему дожа не беспокоит, что на улицах Венеции хулиганы нападают на невинных бизнесменов? (Это моя реплика предназначена для режиссера, пожелавшего “улучшить” пьесу, добавив эти сцены). Короче, все в этой пьесе “понарошку”, и только антисемитизм самый настоящий, грубый, бьющий в глаза.

Пьеса “Венецианский купец” — комедия. Она не о Шейлоке, она о дружбе, любви, о венецианской молодежи, об Антонио, который готов поставить свою жизнь на кон ради влюбленного друга. “Венецианский купец” — гимн счастью, беспечности, карнавалу, песням и танцам. Потому Шекспир и определил ее жанр как комедия. Еврей Шейлок здесь — вспомогательный образ, задача которого — испытать дружбу на прочность. Но Шейлок настолько трагичен, настолько страшен, что он из “инструмента” превращается в главного героя и тем самым подрывает основы пьесы, фактически разрушает ее. В наши дни драматурга с такой неумелой рукописью погнали бы из театра взашей.

Автору нужен был персонаж-еврей в качестве инструмента для того, чтобы зрители поверили, что он будет требовать фунт мяса и не захочет щедрой денежной компенсации — поскольку такое поведение довольно странно и непонятно, если бы ростовщик был из твоего рода-племени. А без такого упорства нет драмы, нет напряжения; законы театра требуют нелогичного поведения — поэтому нужен представитель малознакомого племени, чтобы зрители поверили: да, эти могут. Авторы (сначала рассказа, потом — пьесы по этому рассказу) и выбрали еврея — не потому, что евреи такие, а потому что о них мало что известно, можно им приписать любую гадость.

Почему же, несмотря на все эти недостатки, пьеса столь востребована у театральных и кинорежиссеров? Почему есть тысячи постановок и десятки экранизаций “Венецианского купца”? Здесь действует давно известный закон: Jewish doing good news. Миру ужасно интересно все, что касается евреев, особенно если их обвиняют в чем-то страшном.

И главный вопрос: нужно ли было еврейскому национальному театру ставить пьесу о мерзком еврее?

Разумеется, да! Представьте себе, что цыгане когда-нибудь создадут свое государство. И их национальный театр будет искать пьесы, в которых есть персонажи-цыгане. И найдет такую, в которой цыгане украли христианского младенца и издевались над ним. Неужели кто-то сомневается, что цыганский национальный театр тут же ухватится за этот шедевр? А художественный совет ответит критикам: Были случаи, когда цыгане похищали детей? Были. Так чего же вы хотите? Правда, из-за этого ярлыка цыган порой обвиняют напрасно в похищении ребенка, волосы которого подозрительным образом светлые — но это мелкие издержки. Свобода творчества — превыше всего.

Юрий Моор-Мурадов
yuramedia@gmail.com