Евгений ЛЕСИН | Если вышел из народа, то обратно не войдешь

Январь 2025

Как хорошо, гони во тьму,

Харон, водила, живо, брат.

Никто не верит никому.

Москва, Помпеи и Багдад.

Какая елочка в кремле.

Чем больше дров, тем жиже лес,

Россия светится во мгле.

Москва, Содом и Гудермес.

Москва поверит и слезам,

Отмоем черта добела.

Откройте, дьяволы, сезам.

Москва, Пекин и хезболла.

Какие прелести вокруг,

Куда мы едем, капитан?

Когда же все-таки каюк?

Москва, Пекин и Тегеран.

Разбиты вдребезги авто.

Не видел я таких картин,

И ты не видел, и никто.

Москва, Гоморра и Пекин.

Куда нам плыть, какая стать?

Где шаурма, а где тандыр?

Нам больше нечего терять.

Москва, Аид и мойдодыр.

Москва, Геенна, третий Рим,

И на асфальте трын-трава.

Стена кремлевская…

Горим!..

Москва, Москва, Москва, Москва.

Умом пытаться понимать,

Я знаю, просто несолидно.

Какое будущее, блядь?

Тут настоящего не видно.

Какие, мать его, слова?

Какое время дня и ночи?

Одна Москва еще жива,

И то, по-моему, не очень.

Одна прокрустова кровать,

И всюду сраные синкопы.

Какое будущее, блядь?

У нас и прошлого до жопы.

*

Давай расстанемся навеки.

А хочешь – даже на века.

В любом приличном человеке

Найдется грязь наверняка.

Все забывается в гевалте,

Я не могу найти никак

Твой отвратительный бюстгальтер

И свой малиновый пиджак.

Кому какие интересы?

Закрыто небо на учет.

Повсюду бесы, бесы, бесы,

А я так вовсе старый черт.

Кому салам, кому шалом,

Кому на голову шелом,

А нам по рылу, и по харе, и по морде.

Идет состав, гудит вагон,

Уходит к черту эшелон,

Вы с теплотою отзываетесь о черте.

Вам принесли тирамису,

У вас расплата на носу.

Но Страшный суд уже подкуплен и не страшен.

А птицы просто и легко

Вмиг улетели далеко.

А кто остался, те плюют с кремлевских башен.

Плюют на город и на мир,

И на Манеж, и на пломбир.

Они летят, и что им наши светофоры?

А мы то ноем, то ворчим,

Существование влачим,

Детей заводим и заводим разговоры.

Скорей ведите в темный лес,

Пора играть на интерес,

Играем в шахматы и бокс на раздеванье.

Где уважение к суду?

Какие грешники в аду,

Когда царица доказательства – признанье?

В аду уют, в аду закон,

Поет расстрельный полигон,

Снимите галстук и трусы, снимите кепи.

Идет состав, гудит вагон,

Уходит к черту эшелон,

Спит бродяга, как бог, под крылом баобаба,

В мавзолее всю ночь водку пьют Ильичи.

Не служил – не мужик, не рожала – не баба,

В вытрезвителе мне объясняли врачи.

Хорошо поутру, если в миске окрошка,

Ты тогда не ворчи, ты тогда не кричи.

Тот, кто гавкает – пес, а мяукает – кошка,

В вытрезвителе мне объясняли врачи.

Повязали тебя, ну а ты улыбайся,

Не беги, все равно долетят кирпичи.

Если умер – лежи, а живой – выметайся,

В вытрезвителе мне объясняли врачи.

*

Игорю Харичеву

За что тебя закрыли и где шумел камыш,

Не надо бесполезного упрека.

На зоне что ни делай, а все равно сидишь,

И все равно не выйдешь раньше срока.

Ругайся с персоналом, ищи седую мышь,

Привычно разговаривай с богами.

В больнице что ни делай, а все равно лежишь,

Зато не повезли вперед ногами.

Ищите где поглубже и возле фонаря,

Делите все вокруг на 48.

В России что ни делай, а все равно зазря,

Так лучше ничего не делать вовсе.

Уроды поймали урода,

Халва, говорили, халва.

Не сладкое слово «свобода»,

А крепкое слово «Москва».

Не мир, но мечи и кинжалы,

И вечное пламя труда.

Каналы, каналы, каналы,

И липкая кровь, и вода.

И грубое слово «приплыли»,

Заехали вновь не туда.

Глядели на девок и ныли

Попы, борода-лебеда.

А девки смеялись развратно,

И слово смело города.

Не страшное слово «обратно»,

А черное слово «всегда».

И верная серая мода,

И грязное ваше белье.

И что тебе наша свобода,

Ты сам-то хоть видел ее?

Ты видел когда-нибудь лодки

Без бодрых рабов на борту?

На окнах – все те же решетки.

И снова нельзя за черту.

Где птица, там сразу и клетка.

И танки, и мокрые рвы.

Запретка, запретка, запретка,

Гнилое болото Москвы.

Избушки, старушки, сторожки,

Подушки и тьма одеял.

Не кошки, не кошки, не кошки,

А море и Пресненский вал.

*

Не надо пустых разговоров,

Не надо трухи-чепухи.

Актеры играют актеров,

Поэты гундосят стихи.

Повсюду тоска и заботы,

Зато все довольны вполне.

Утробно урча, патриоты

Вовсю копошатся в говне.

Трещат виновато поленья,

И ведьма грубит палачу.

Никто нам не даст избавленья,

Мы рады ярму да бичу.

Мы рады, мы рады, мы рады,

Достойны мы нашей судьбы.

Парады, парады, парады,

Концерты, знамена, гробы.

Хорошо на новой хорде,

Здесь и влажно и тепло.

По долинам и по морде,

И по взгорьям и в табло.

По берлогам и малинам,

На четвертом этаже.

То ли Дина, все Верни нам,

То ли Надя, блин, Леже.

То канавы, то оравы,

То разрушенный музей.

Говорят, что у державы

Совершенно нет друзей.

Кроме мутного болота,

Кроме видов на зиндан.

Кроме армии и флота,

Кроме братьев-марсиан.

Да и те не слишком братья

И не очень-то друзья:

Камарилья шариатья,

Моджахедовы князья.

Новый тост у вас, ребятки:

Растлевайте молодежь.

Пейте, граждане, за взятки,

За обман и за грабеж.

За разбитое корыто,

За безрыбье на пруду.

Сыто-грето, шито-крыто,

Все налажено в аду.

Тут у вас такая мода,

Не дави на жопе вошь.

Если вышел из народа,

То обратно не войдешь.

*

Не падайте духом, лечите ушиб,

Займитесь, мадам, оригами.

Он без вести пал и навеки погиб,

Зато расплатился с долгами.

Какие потери? Весна на табло,

И в сердце февральская стужа.

Жена получает привычно бабло,

Уже за четвертого мужа.

А, значит, и пятый уйдет в никуда,

Уйдет, потрясая рогами.

Его закопали: печалька-беда,

Зато расплатился с долгами.

Уходит состав, за вагоном вагон,

Работает снайпер умело.

Жена получила еще миллион:

Обычное женское дело.

Вся жизнь промелькнула, как видеоклип,

Гуляют богини с богами.

Он без вести пал и навеки погиб,

Зато расплатился с долгами.

Все выше, и выше, и выше

Забраться. И к дьяволу в пасть.

Мы раньше бухали на крыше,

Теперь нам туда не попасть.

Не буду, не буду, не буду

Ворчать, но, увы, господа,

Сплошные шлагбаумы всюду,

Запреты во всем и всегда.

Доходят они до смешного,

Великого мало, но все ж

Мы взяли немного спиртного,

А там снова бредни и ложь.

Они обстановки спартанской,

Не знают, откуда им знать?

Иду я по Малой Дворянской,

Мне нечего больше терять.

Какая духовная скрепа?

Какие бетон и металл?

Зацепа, Зацепа, Зацепа

По ней Бальзаминов мечтал

Кататься в шикарной пролётке

В каком-то далеком году…

Налейте, пожалуйста, водки,

И я уже дальше пойду.

*

Отвлечемся от старого мира,

Отвлечемся хотя бы на миг.

Вы спустились недавно с Памира,

Мы зашли в безымянный тупик.

Не узнаешь и вряд ли увидишь,

Ведь недаром в Москве говорят,

Что Иуда не знал даже идиш,

Путал Новый и Старый Арбат.

Рассуждает печально корова:

До рожденья тебя просто нет.

После пожил немного, и снова

Ничего, никого, и привет.

А Снегурочка пляшет от печки,

Ничего не понятно ежу.

И в трамвай ты не сядешь у речки,

И в кабак я тебя не свожу.

*

Из новостей: «Россиянам хотят запретить давать детям необычные имена»

Назовите ребенка Махмуд,

Абдулла, Ибрагим, не иначе.

Или в школе его засмеют

И не будет ребенку удачи.

Не зовите ребенка Иван,

Моисей, Николай и Серега.

Потому что иначе зиндан

Ждет его и кривая дорога.

Назовите ребенка Басмач.

Или, скажем, Шахид, не стесняйтесь.

И тогда не услышите плач,

Только мир и добро, наслаждайтесь.

Назовите ребенка Душман,

Террорист, Ассасин, как красиво!..

Не зовите ребенка Иван,

Не Москва здесь давно, а Россия.

Мы думаем: хуже не будет, конечно.

Куда уж, казалось бы, полный привет.

Решения мы принимаем поспешно,

И все безуспешно, и выхода нет.

Мы думаем: ужас. Мы думаем: горе.

Мы думаем так, даже если вполне

Довольны и счастливы. Шапка на воре,

Дорога на запад, пешком по стране.

Мы думаем: ужас. Мы думаем: горе.

Мы думаем: шухер, позор и надзор.

Пожары, пожары, и шапка на воре,

И пир на просторе, и царский узор.

И небо в алмазах, и нега во взоре,

А тут еще солнца роскошный убор.

Речные вокзалы, московское море,

Дорога на запад, Серебряный бор.