Это было

Смена поколений – явление естественное, привычное, но, к сожалению, связанное с весьма ощутимыми утратами. Одна из важнейших утрат – это стирание понятий, смерть воспоминаний или, как сейчас принято говорить, потеря информации. С каждым из «последних из могикан» уходят в небытие глыбы событий, пласты фактов, реки исторических описаний дней минувших. Забвение – это вторая смерть. Конечно, подавляющая часть этой информации имеет сугубо личный характер и может заинтересовать, в лучшем случае, только близких людей. Но иногда, события, о которых вспоминают их участники, являлись настолько важными в масштабе всей страны, что предание их забвению может рассматриваться, в определённом смысле, как преступление перед потомками. Именно такими соображениями я и руководствовался, когда задумал написать этот очерк.

В начале 60-х годов прошлого столетия я работал в отделе автоматизации одного из проектных институтов г. Киева. Однажды, к начальнику этого отдела г-ну Брискману приехал погостить его московский друг г-н Лейбзон. Волею судьбы я оказался в числе слушателей его рассказа об одном из весьма важных событий времён Великой Отечественной войны. Но прежде чем приступить к изложению этого рассказа, я хотел бы вкратце познакомить читателя с этими двумя незаурядными личностями.

Г-н Брискман был профессионалом высокого уровня; волевым и, в то же время, внимательным в отношениях с подчинёнными руководителем. Он обладал иезуитским складом ума и не имел равных себе в дискуссиях. Приведу только один из примеров его поведения в конфликтных ситуациях.

В институт пришла телеграмма из Министерства, в которой сообщалось, что по вине проектировщиков сорван план монтажных работ. На объект немедленно была откомандирована бригада, в состав которой вошёл и г-н Брискман.

Представительная комиссия приступила к работе. Оказалось, что на некоторых чертежах не были указаны места заземления отдельных агрегатов. В принципе, для собранных из металлических узлов агрегатов место стыковки с контуром заземления не играет никакой роли. Жалоба монтажников являлась всего лишь попыткой переложить вину за собственные промахи на кого-то другого. Комиссия предложила проектировщикам указать места стыковок непосредственно на агрегатах. Г-н Брискман подошёл к агрегату и показал на деталь, выполненную из нержавеющей стали, сварка с которой весьма затруднительна. Крайне возмущённый начальник монтажного участка обозвал г-на Брискмана бездарью и неучем и предложил другое место, которое, в чём он был абсолютно убеждён, являлось наиболее удобным для стыковки. Этим высказыванием он полностью изобличил себя, показав, что решение было ему заведомо известно и, следовательно, жалоба в Министерство не имела под собой никаких оснований. По просьбе г-на Брискмана это высказывание было внесено в протокол комиссии в дословном виде. На этом расследование было закончено, проблема решена, а строгие меры по отношению к незадачливому кляузнику не заставили себя ждать.

Г-н Лейбзон представлял собой тип интеллигента старой школы. Всегда сдержанный, благожелательный и внимательный к собеседнику, он невольно располагал к себе окружающих. Один из зачинателей в деле электрификации России, он был также пионером в проектировании электроснабжения предприятий тяжёлой промышленности. В бывшем СССР этой отрасли всегда придавали первостепенное значение. К моменту приезда в Киев г-н Лейбзон работал главным специалистом в московском головном институте «Тяжпромэлектропроект», имевшим свои отделения в Ленинграде, столицах союзных республик и некоторых других крупных городах страны.

Вот, что рассказал г-н Лейбзон на встрече, о которой было упомянуто в начале очерка.

Это было. В один из дней середины июля грозного 1941-го года всех начальников отделов, ГИП’ов (плавных инженеров проектов) и ведущих специалистов института вызвали наверх. Директор института сразу же предоставил слово незнакомому нам человеку, назвав его «ответственным товарищем». Гость сообщил, что мы приглашены на важную встречу и завтра в 8:00 утра каждого будет ожидать у подъезда его дома автомобиь. Многие из нас провели бессонную ночь, теряясь в догадках. На следующий день мы оказались в Кремле. Вместе с сопровождавшими нас «ответственными товарищами» мы вошли в большое казенного вида здание, миновали ряд коридоров, одолели несколько лестничных маршей и оказались перед довольно внушительного вида дверью. Вдоль всего пути следования стояла вооружённая охрана с голубыми петлицами – отличительным знаком войск НКВД. За дверью оказалась приёмная, где нас встретил Поскрёбышев – личный секретарь Сталина. Он сообщил, что нам предстоит встреча со Сталиным.

Затем нас препроводили в большой кабинет, посреди которого стоял длинный узкий стол, покрытый тёмным сукном. По бокам стола были расставлены стулья канцелярского образца. К торцу этого стола примыкал находившийся уже недалеко от окна огромный письменный стол. Кроме массивного письменного набора и настольной лампы с круглым зелёным абажуром, на столе ещё лежали несколько папок с бумагами. На окнах висели тяжёлые шторы.

Как-то незаметно (вероятно, из-за скрытой в стене двери) в кабинете появился Сталин. Показав жестом, что мы можем не вставать с мест, прошёл к столу, поздоровался, окинув всех слегка усталым взглядом, и сразу же приступил к делу.

Назвав положение на фронтах «угрожающим», он сообщил, что принято решение перебазировать промышленность европейской части СССР в восточные регионы страны. Нашему институту поручается в кратчайшие сроки подготовить необходимую проектную документацию. Далее, Сталин ознакомил нас с обобщёнными показателями строек. При этом, многие важные данные он называл, не заглядывая в лежавшие перед ним бумаги. Нам предоставлялось 2 часа времени, чтобы определить минимальный срок, необходимый для выполнения поставленной задачи. Завершив этим своё выступление, Сталин покинул кабинет.

Мы перешли в другой кабинет, где нас уже ждали бутерброды с колбасой и сыром и чай в стаканах с подстаканниками. Все необходимая для нас материалы и письменные принадлежности находились на соседних столах. После тщательного подсчёта определилось, что минимально необходимый срок для выполнения задания составляет 1,5 года. Этот результат был сообщён Поскрёбышеву, который отправился доложить о нём Сталину.

Вернувшись через непродолжительное время, Поскрёбышев сказал, что Сталин проводит сейчас селекторное совещание с командующими фронтов и просил передать: вся проектная документация должна быть готова не позднее, чем через 3 месяца. Возникший лёгкий ропот был остановлен в самом начале Поскрёбышевым, который заявил, что это приказ Сталина, а приказы, как известно, обсуждению не подлежат. В институт нас доставили в шоковом состоянии. Всем нам тогда казалось, что выхода из тупика не существует. Перед мысленным взором уже маячил собственный образ в рваной телогрейке зэка с лесоповала. Но, как говорит пословица, «надежда умирает последней». Решение, всё же, существовало. А иначе и быть не могло. Полное напряжение всех сил, непрерывные мозговые атаки и, что немаловажно, леденящий душу страх перед неминуемой (как нам тогда казалось) расправой явились основными факторами, обеспечившими положительный результат поиска. Сегодня уже невозможно определить автора этого решения. Не исключено, что оно было коллективным. Технология проектирования того времени носила индивидуальный характер. Для каждого нового объекта требовался свой особый проект. Этот путь был для нас тупиковым. Требовалось кардинально новое нетрадиционное решение. И оно появилось.

Все объекты были разделены на массивы по основным параметрам (мощность, напряжение и др.) В каждом из массивов формировались группы объектов со схожими характеристиками (количество потребителей, состав оборудования и др.). Для каждой из групп разрабатывался один общий («типовый») проект. Затем изготавливались копии по числу объектов в группе. В каждый из экземпляров вносились изменения в соответствии с местными условиями. Новая технология сокращала время проектирования в несколько раз. Эта находка ознаменовала собой начало новой эпохи – эпохи «типового проектирования».

Ненастным октябрьским днём в небольшой двор неприметного трёхэтажного здания в районе улицы Малая Бронная въехали три грузовика, кузова которых были закрыты брезентовыми тентами. В здании размещалось одно из подразделений ГКО (Государственный Комитет Обороны), куда и был доставлен груз. В ящиках были сложены экземпляры всей заказанной нам проектной документации для строек Востока. А впереди нас ждали ещё 4 года кровавой войны.

Борис Островский