Михаил Кащенко | Есть такое место

К сожалению, история не имеет сослагательного наклонения.

Photo copyright: pixabay.com

А если бы имела, не отказался бы вернуться в Советский Союз восьмидесятых годов прошлого века, когда от диссидентов отмахнулись, сообразив, что надо их выпускать за рубеж (лишая, по возможности, ореола мучеников совести).

Тогда царили демагогические лозунги перестройки и ускорения, а остатков былой агрессии власти на масштабные деяния явно не хватало, если не относить к таковым разворачивание массовой антиалкогольной кампании.

Согревала мысль о возможной цивилизованной демократизации жизни без назидательных поучений единственной партии.

Конечно, такой тревожный «звоночек», как Чернобыльская авария, наводил на невеселые размышления, но думалось, что он приведет хотя бы к повышению компетентности в системе управления.

Большинству казалось, что забурливший словесный поток обязательно вычистит авгиевы конюшни советской бюрократии, и страна семимильными шагами рванется вперед ….

Мечты, мечты…

Оставим читательской фантазии простор для реконструкции общественной атмосферы и нырнем сразу в осень 1988 года, и не куда-нибудь, а в столицу Адыгеи – город Майкоп.

Значительным событием для города стала всесоюзная конференция, проходившая в местном университете, сравнительно недавно сформированном на базе пединститута. Явным индикатором весомости мероприятия стало присутствие на конференции (в качестве ее повседневного участника и одновременно куратора) третьего секретаря обкома партии (по идеологии).

Панорама Кавказских гор, река Белая, яркая растительность создавали экзотический декор. Кавказ, конечно, Северный, но – несомненный Юг России, да и до Черного моря – всего лишь 3–4 часа на автобусе!

Для меня же поистине экзотическое крещендо (правда, несколько в ином ракурсе) состоялось на третий день (во второй половине) майкопского вояжа. Дело в том, что я попал в группу десяти докторов наук (исключительно мужчин!), которым была предложена поездка в адыгейский аул. Не знаю, из каких соображений была выбрана моя кандидатура, но я сходу согласился.

Итак, десять пришлых мужей науки, а также ректор университета и секретарь обкома стартовали в автобусе, имеющем два десятка сидячих мест. После примерно часового движения нас ожидал сорокаминутный привал в здании местного райкома партии.

Здесь экскурсантов радушно встретил второй секретарь райкома и кратко рассказал о достижениях и планах развития района. Речь изобиловала привычными штампами и потому не мешала думать, а взгляд блуждал рассеянно по обстановке кабинета, фиксируя, в частности, портрет главного партийца, с характерной меткой старого кровоизлияния на облысевшей голове.

Вывел меня из погружения в нирвану полусмех-полуплачь на паре соседних стульев справа. Там устроились знакомые мне закадычные приятели из родного Свердловска (сейчас Екатеринбурга). Предварительно они хорошо расслабились, отметив прибытие на Северный Кавказ, и я подумал, что их реакция – это естественное продолжение радостной встречи. Но обстановка была официальной и требовала соблюдения минимальных приличий (например, аккуратно прикрываемая зевота или полудрема, но не придушенный же смех?!).

Я попытался деликатным жестом приостановить веселье. Однако ближайший сосед, будучи не в силах что-либо произнести, лишь кивнул в сторону висевшего напротив портрета генерального секретаря, уже мимолетно отмеченного сознанием. Теперь я всмотрелся внимательнее и вдруг чуть не поперхнулся от накатившего на меня приступа хохота, схватившись за живот и пригнувшись к столу.

С портрета на меня, несомненно, смотрел Горбачев, но Горбачев – Адыгеец!!!

Поскольку я до этого случая ни разу не посещал кабинеты партийных руководителей национальных республик, к подобной метаморфозе (как и мои соседи) был совершенно не готов. Поэтому судорожно выхватив из кармана носовой платок и, сымитировав кашель, буквально захлебываясь, выскочил из кабинета. Минут семь мне понадобилось, чтобы подавить колики от приступов какого-то патологического смеха, охватывающего организм при всплытии в памяти образа генсека.

Ни до, ни после я так не смеялся. Я даже не подозревал, что возможен подобный всесотрясающий смех!

Я не решился вернуться в кабинет, чувствуя, что крайне велик риск получить еще и пренеприятнейшую внутреннюю травму, вроде мышечного спазма, при столь бурной реакции на этнически окрашенный портрет.

Уже потом более опытные товарищи пояснили, что неким волшебным образом в каждой союзной республике национальные черты приобретают не только портреты действующих генсеков, но и классиков марксизма-ленинизма.

На въезде в аул заметил стеллу с крупной вертикальной надписью «ХОДЗЬ».

Здесь к нам присоединился председатель колхоза, имеющий атлетическое сложение и значок мастера спорта (по вольной борьбе). Автобус сбавил ход, и председатель принял эстафету гида от секретаря райкома.

Мы ехали по центральной улице аула (в которую переходило шоссе). Обращали на себя внимание добротные двух- и трехэтажные особняки из новенького кирпича. Учитывая обилие домов, я поинтересовался, не имеет ли колхоз собственный кирпичный завод. Ответ гласил, что дом для адыгейской семьи – святое и строится веками.

Отсюда я сделал вывод, что попал в замечательное место, где лозунг «ускорение» для нынешнего поколения адыгов уже стал реальностью.

Затем по малому серпантину мы въехали на курган, откуда открывался прекрасный вид на аул.

На фоне уже упомянутых добротных построек выделялось одно непрезентабельное строение на окраине аула. Меня заинтересовало, кому оно принадлежит. Председатель нехотя пояснил, что украинцам, добавив: «Свиней держат».

«А как у вас с религиозными убеждениями?» – не унимался я. После краткого размышления гид подчеркнул, что религиозные пережитки для жителей аула не характерны…

Не желая развивать тему, председатель перевел разговор на легендарную историю (четвертьвековой давности) посещения аула Н.С. Хрущевым. Не без юмора он отметил проблемы, возникшие перед охраной Хрущева при осмотре показательного поля двухметровой кукурузы, в котором запросто мог скрытно разместиться полк террористов.

И наконец, сверху нам был указан конечный пункт нашей экспедиции – дом директора школы, семья которого, по словам председателя, готовилась к нашему приему с раннего утра. Туда мы скоро и подъехали.

Здесь было два одноэтажных строения. В «зале» одного из них гостей ожидал роскошно накрытый стол. Салаты, холодные закуски, мясные блюда (баранина и говядина), птица (и не только мясо индеек и кур, но и рябчики, подстреленные в местных предгорьях), рыба, с пряными разнообразными соусами и гарнирами… великолепные фрукты и особая гордость хозяина – мед нескольких сортов с личной пасеки. В общем, Антон Павлович Чехов, побывав за таким столом, мог бы значительно обогатить монологи своей знаменитой «сирены» – искусительницы судейских чревоугодников.

Ясно было, что подготовка такого ужина заняла не один день, и заботы хозяев далеко выходили за общепринятые (по крайней мере, для десантированных в аул «пилигримов») рамки гостеприимства, вызывая наше уважение, граничащее с восхищением.

Крепкие напитки, как и вино, также были представлены в широком ассортименте.

Место действительно было замечательным!

До попадания в парадный «зал», чтобы время от времени менять блюда в разнообразном меню, от входа в дом надо было пересечь достаточно просторную комнату. Так вот, женщины, готовившие еду, подносили ее к дому, но в дом не заходили.

Как же еда транслировалась в «зал»?

Ответ – с помощью расторопного секретаря райкома и, несколько реже, хозяина дома.

Напрашивался вывод – в этом удивительном месте по таинственной табели о рангах директор школы стоял выше второго секретаря райкома?!

А что же при подъеме на пару иерархических ступеней?

Композиция сборного стола имела П-образную форму. Во главе стола (на перемычке, объединяющей параллельные столы для остальных участников пиршества) расположился триумвират, причем в центре находился Ректор, слева от него – Секретарь обкома, а справа – Председатель колхоза.

Всем известно, что хорошие тосты встают надежным заслоном на пути сохранения хотя бы намека на талию, превращая эгоистическое желание (поглотить невместимое) в благородный ритуал и стимулируя человечность общения.

Примечательно, что в нашем случае окончательную ясность в решение проблемы « who is who» внесла именно динамика реагирования участников застолья на тосты.

Все тосты произносились только стоя, причем, если тост принадлежал кому-либо из триумвирата, директор школы с секретарем райкома вставали с опережением (собственно, учитывая их обязанности официантов, они почти не садились).

Если тост озвучивал Председатель, то Ректор и Секретарь обкома не вставали.

Если говорил Секретарь обкома, сидел только Ректор.

Но если тост исходил от Ректора, вставали все.

Да, я был поражен уникальностью территории, на которой по воле судьбы оказался.

Здесь партия знала свое место! И оно не было первым!

По мере того, как разворачивалась вереница тостов с результативным осушением рюмок и бокалов, атмосфера становилась все менее официальной и все более теплой.

В результате гости стали свидетелями двух удивительных состязаний среди представителей принимающей стороны.

Первое из них касалось исторических изысканий о ведущей роли адыгов сначала в кавказском и черноморском регионе, а в последующем и в мировой истории.

Второе же, еще более захватывающее, являлось своеобразным буриме. Нет, не традиционное составление стихов по заданным наперед рифмам, а цитирование Корана. Если один цитировал на память любую суру Корана (а зачастую две или три), то следующий должен был продолжать цитирование такого же количества последующих сур. В этом состязании, наряду с триумвиратом, на равных боролись директор школы и секретарь райкома.

Свидетельствую: в течение получаса турнир продолжался без малейшей заминки, и это указывало, что русский перевод Корана известен великолепной пятерке досконально.

Не удивлюсь, если они владеют и арабским первоисточником, не обращаясь к нему только из уважения к гостям, не сведущим в арабском языке. По-видимому, из уважения к гостям был остановлен и турнир, так что я лишился уникальной возможности, находясь в уникальном месте, ознакомиться целиком с текстом столь уважаемого документа, да еще и в уникальнейшем исполнении.

Как мне показалось, пальма первенства осталась за Ректором. Но это предпочтение было связано, скорее всего, с выразительностью декламации. В свободе же цитирования текста священной для мусульман книги имел место полнейший паритет.

Думаю, что после наблюдения за подобным состязанием в головах свидетелей никогда не зародились бы намерения шутить по поводу пророка Мухаммеда и уж тем более рисовать карикатуры!

Продолжение банкета требовало ответных тостов от гостей. И традиционные тосты в прозе, конечно, прозвучали. Но члены делегации выразительно поглядывали в мою сторону, надеясь и на поэтическую вставку.

После пары рюмок легкого домашнего вина я чувствовал себя способным к экспромту, поэтому поднялся, попросил наполнить бокалы и сделал небольшую паузу, чтобы притушились звуки застолья. Затем, взяв в правую руку бокал, медленно и умеренно громко произнес:

Спешит сюда за гостем гость…
Десяток целый – дважды горсть…

Потом взял из массивной вазы на столе полновесную (килограмма на полтора) гроздь с полупрозрачными розово-фиолетовыми виноградинами, поднял до уровня сердца и добавил:

Пусть винограда зреет гроздь…
Как дружба нас с аулом…

Сделал паузу и впился взглядом в Председателя.

Вот оно – экзотическое крещендо!

Председатель, мгновенно оценивший торжество момента и приглашение к соавторству, буквально грянул:

ХОДЗЬ!!!

Дальше последовало не менее громогласное двойное восклицание:

Он запомнил название нашего аула!
Он запомнил название нашего аула!!

И наконец, как под присягой, отчеканил:

Клянусь, дорогой, пока я жив,
ты можешь приезжать сюда,
когда захочешь,
один или с друзьями,
и жить, сколько тебе угодно !!!.

Я не воспользовался приглашением, в искренности которого ни на миг не усомнился, но всегда с теплым чувством вспоминаю тот чудесный вечер в ауле Ходзь и раскрывающего могучие объятия Председателя колхоза имени В.И. Ленина.

Как будто все это было вчера…

Не знаю почему, но при каждом воспоминании я машинально использую слегка измененную лаконичную ленинскую фразу (*) и с неменьшей, чем вождь, уверенностью произношу:

Есть такое место!

(*) – «Есть такая партия!»

М. Кащенко
Екатеринбург, декабрь 2020 г.