КОНТИНЕНТ - Новости и аналитика актуальных событий в мире, мнения и комментарии экспертов и обозревателей
К 180-летию Сары Бернар
Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
Её называли Сарой божественной, блистательной, сверхгениальной, единственной в своем роде – и на все века – мировой знаменитостью. Короче, по-нашему, по-простому, – супер-зупер во всех отношениях. Я настаиваю на именном названии статьи. Потому что только одной единственной Саре принадлежало это имя в течении, по крайней мере, целого столетия. И на ее могильном памятнике, на кладбище Пер-Лашез, в высоком рельефе было высечено громадными буквами – САРА, и только ниже и смутнее, через поребрик и почти незаметно – «Бернар». И – никаких других сведений из био «великой Сары», как будто хоронившая ее Франция не сомневалась в ее бессмертной славе.
Французы, конечно, перебрали. Им вообще свойственна патетика, пафос и национальное самоупоение. Вспомним, как в прошлом веке лучшим драматургом мира французы единодушно признали своего невзрачного Ростана. Как весело писал по этому поводу Шкловский: «Шекспир и Софокл остались без места».
Бессмертие Саре Бернар явно не грозит. Помню, как я стояла, вместе с кучкой других иностранцев, в недоумении перед ее утопающим в цветах и гирляндах перлашезским памятником и пыталась припомнить основные даты ее жизни – рождения и смерти – иначе, без привязки личного времени, «Сара» оставалась каким-то блуждающим духом, казусом истории, курьезным и загадочным эпизодом. Да и в Европе, Англии и в Америке появились свои собственные – сенсационные, скандальные, пресловутые или славные, но в любом случае – популярные «Сары» (не буду уточнять), и с ними в первую очередь связывается это имя.
Однако, факт: целое столетие (если не дольше) и во всем культурном мире – от Европы до обеих Америк – Сара Бернар слыла «самой знаменитой, самой талантливой и самой великой актрисой всех времен и народов». Преувеличение? Но со вкусами времени не спорят. С ее сценического дебюта в 1862 году, когда она сыграла главную роль Ифигении в пьесе Расина, до ее смерти в 1923 году, сценарий к которой Сара Бернар предварительно написала и актерские роли сама распределила, она была неумолкающей ни на миг мировой сенсацией.В чем был ее отличительный талант, ее оригинальное искусство? Марк Твен однажды идентифицировал пять видов актрис: «плохие актрисы, неплохие актрисы, хорошие актрисы, великие актрисы – и затем, Сара Бернар». Она была, в самом деле, единственной в своем роде. Российский император Александр III, принимая Сару Бернар, в ответ на ее поклон запротестовал: «Нет, мадам, это я должен склониться перед Вами». Виктор Гюго, 70-летний любовник 27-летней Сары, восторгался ее актерским мастерством. «Сара Бернар превосходно играет роль великой актрисы», – отпустил ей сомнительный комплимент Бернард Шоу. Но были и хулители. И очень принципиальные. Чехов морщился и страдал, наблюдая игру Бернар – «воплощение аффектации и фальши». Генри Джеймс считал ее «гением саморекламы и беспардонного навязывания себя публике». Тургенев приходил в отчаяние от восторгов по поводу Сары Бернар, «этой наглой и изломанной пуфистки, этой бездарности, у которой только и есть, что прелестный голос».
Интересно, как бы нынче, на современной сцене, мы воспринимали драматическую игру Сары Бернар? Ужасно. А, может быть, и комически. Или – анекдотически. Ее экзальтация, ее аффектация, ее экстазы, нервозность, придыхания, слезность и душещипательность, доводившие когда-то публику до массовой истерии, сейчас, право же, смотрелись бы неловко и фальшиво. Однако, слава, успех и талант самой великой артистки никогда не выходят за рамки ее времени и определяются исключительно запросами и вкусами этого времени. Поэтому реставрационный театр невозможен. Поэтому вопрос о нынешней Саре Бернар неуместен.
Сара Бернар была «дочерью Романтического века», и она не только идеально отвечала театральным вкусам, потребностям и пристрастиям своего времени, но и диктовала и преображала их всей силой своего огромного таланта. Современники приписывали сценический успех Сары Бернар ее приувеличенной худобе, экзотическому лицу и прелести (и отличной артикуляции) ее, довольно слабого, голоса, который называли «серебряным». Критики отметили прежде всего «налет истерии, пожалуй даже опасности – в ее исступленном желании излить на публику свои обнаженные эмоции».
Но если мы не можем знать Сару Бернар как оригинальную актрису, отчего такой неиссякаемый интерес к ней в наше время, отчего одна за другой выходят о ней книги, отчего я просто не могла оторваться от одной из этих, написанной Робертом Готтлибом, тоже знаменитостью – легендарным редактором и биографом Джорджа Баланчина?
Эта книга – лучшая из всего о Саре Бернар. Биограф увидел в женщине, чье имя – синоним театрального искусства, первую, современного брэнда, знаменитость, предприимчивую суперзвезду, пиарящую день и ночь почище рекламных агенств у нынешних голливудок, мифотворку собственной судьбы, всеобъемлющую актрису – не только на сцене, но и в жизни и даже в смерти, умную и ловкую бизнесвумен, многогранную актрису с воистине бешеным драйвом и виртуозностью, королеву эпатажа, знаменитую любовницу многих знаменитых людей (включая женщин), сильную духом и щедрую душой, но с зияющей пустотой в сердце. Да, представьте, именно повывающий в голос комплекс неполноценности проглядывает в этой самоупоенной и настаивающей на абсолютном своем благополучии и удачливости актрисе, её обделенность с рождения родительской любовью, которая так трогательно и грустно скажется на всей ее последующей жизни.
Сара Бернар родилась в июле или сентябре или октябре 1844 года. Или это был 1843? Или даже 1841? Мы никогда не узнаем, потому что официальные документы были сожжены в 1871 году в парижской мэрии во время восстания Коммуны. Громадное большинство людей знают, когда и где они родились и им, естественно, верят на слово. Но документальная точность никогда не импонировала Саре. Она была истой реалисткой, творя и налаживая свою жизнь, но – неукротимой фабулисткой, когда рассказывала об этой жизни.
Скучному факту она предпочитала интересную или забавную или трогательную выдумку. Друзья считали ее отъявленной лгуньей. Насчет ее правдивости, лучше всех высказался любивший ее и глубоко почитавший Александр Дюма-сын. Ссылаясь на знаменитую худобу Сары, Дюма заметил: «Знаете, она такая лгунья, что может быть даже толстухой!»
Детство Сары было мрачновато, но все ее детские и подростковые травмы и в счет нейдут в сравнении с воистину страшной, злосчастной жизнью ее матери Юдифи, голландской еврейки, оказавшейся в 14 лет (вместе с младшей сестрой) на улице, ставшей проституткой, родившей в 15 лет, неизвестно от кого, двойню девочек (скоро умершую), метнувшейся в отчаянии в Париж с прицелом на респектабельную карьеру куртизанки. В Париже днем Юдифь работает швеей, ночами – добивается исполнения своей заветной мечты – стать дамой полусвета, содержанкой богатых и знатных любовников. В это переходное время и рождается, неизвестно от кого, нежеланная и никогда не любимая Сара – помеха ужасной, стрессовой, на пределе сил и нервов жизни матери. Вот мать и старалась пристроить неугодного ей ребенка куда угодно, но только – чтоб подальше и с глаз долой.Сначала Сара росла в семье кормилицы-бретонки, потом ее отдали в парижский пансион, потом, несмотря на слезные протесты девочки, в монастырь в Версале, где 13-летнюю Сару крестили, и она стала на всю жизнь правоверной католичкой, хотя никогда не отказывалась от своих еврейских, по матери, корней. С родным еврейством ее сближали многие сыгранные ею роли (включая бородатого Шейлока – к ужасу ее многих фенов), ее страстные публичные выступления против антисемитизма и беспрерывные подколы критиков насчет длины ее носа.
Болезненная, чахоточная, истеричная, неуживчивая и совершенно неуправляемая Сара так бы и стала монахиней – такую участь готовила ей Юдифь, считая дочь «полным ничтожеством», – кабы не герцог де Морни, один из титулованных покровителей матери. К тому времени «белокурая красавица Юдифь – очаровательная, умная, остроумная, вальяжная – преуспела запредельно, свыше всех чаяний – стала перворазрядной куртизанкой, достойно вошла в высшие круги парижского полусвета, всегда имела одного-двух богатеев-любовников, содержала на дому артистический салон, куда зачастили разные знаменитости, в том числе – композитор Россини, писатель и драматург Дюма-отец, и герцог де Морни, «самый могущественный человек во Франции». Вот этот самый герцог и решил – навсегда – судьбу Сары Бернар.
По его протекции, Сару приняли в консерваторию по классу декламации. «Сегодня ты поедешь в театр», – вздохнув, объявила мать 13-летней дочери. Юдифь была разочарована, хотя и понимала, что на высшую на земле награду – первоклассной куртизанки – её худосочная, некрасивая, своевольная дочь явно не тянет. В консерватории – так называлась государственная театральная школа – Сара никак не отличилась, ее сочли посредственной студенткой и никакого особенного таланта в ней не нашли. Когда Бернар позднее, в своих мемуарах настаивает на своем вундеркиндстве, на раннем, неодолимом зове театра в ее душе, она, как всегда, привирает. Подлинное призвание она почувствовала значительно позже.
После консерватории, 18-летняя Сара, с подачи того же доброхотного герцога, попадает в легендарный парижский театр «Комеди Франсез». Её дебютный спектакль, где Сара играла главную роль в трагедии Расина «Ифигения в Авлиде», был встречен критикой и зрителями холодновато. А спесивая Юдифь, высокопоставленная кокотка, заметив в газетке разносную рецензию, гневно отчитала начинающую актрису:
– Вот, видишь! Весь мир называет тебя дурой, и весь мир знает, что я – твоя мать!
В знаменитом театре Сара долго не задержалась. Её первым пиарным трюком было – прокричать «Презренная сука!» ведущей актрисе «Комеди Франсез» (та грубо толкнула младшую сестру Бернар), влепить ей яростно и прилюдно, во время мольеровских торжеств, оплеуху, после чего вместо извинений («Пусть она сперва извинится перед моей сестрой») Сара гордо «подала заявление об уходе». «И моментально стала знаменитой», – пишет Бернар, настоящая «лакировщица действительности» в своих поздних мемуарах.
Все было не так. Какое-то время Сара прокантовалась в третьеразрядном театре, где играла по выходным на заменах, и вела себя дурно – дерзила, хамила, опаздывала и даже прогуливала репетиции, провалила собственную премьеру, после чего Юдифь и назвала дочь «ничтожеством и бездарностью». Совершенно уничтоженная, Сара решает покончить с собой. Но передумывает, ставит крест на актерской карьере и отправляется «хипповать» в Испанию, а потом – в Бельгию, где стала, наконец, как и мечтала для нее Юдифь, но на короткое время – куртизанкой, любовницей Генри, принца де Линь. В Париж она вернулась через два года, но не одна – с бастардом-сыном Морисом на руках.
Этого своего единственного сына Бернар будет любить, лелеять и всячески поддерживать всю свою жизнь и умрет 78-летней старухой «в его объятиях» (это факт, а не ее посмертная придумка).
Вот какая – мятущаяся, неуверенная в себе, бездарно прожигающая юность – была Сара Бернар. Забудем на миг о всепобедительной, суперуспешной мировой знаменитости – с подачи той же Сары, непрерывно «сочиняющей себя». А чуть глубже глубокие травмы, пережитых Сарой в детстве, оставившие свой след на всей ее жизни.
Нет, не от незаконности своего, а потом и ее бастарда-сына рождения страдала и ущемлялась Сара Бернар – факт, считавшийся позорным в тогдашнем обществе. Но она не только не скрывала этого стыдного факта, но и посмеивалась над моральными установками своего времени. Куда бы ни отправлялся на турне театр, Сара всегда брала с собой Мориса. На гастролях в Англии в 1880 году, Бернар настояла, чтобы их представляли на фешенебельных приемах – скандализуя и третируя общество – как «Мадмуазель Сара Бернар и ее сын».
Но вот глубокие, незаживающие (увы, до смерти) травмы, перенесенные Сарой в детстве: ее мать (которую она обожала) не любила её, и у нее не было отца. Юдифь не только не любила свою старшую дочь, но и многократно ей об этом говорила. Что хуже и больней для Сары – мать предпочитала ей среднюю дочь Жанну. С раннего детства Сара испытывала не недостаток родительской любви – а полное ее отсутствие. И даже – редкостную жестокость со стороны дорогой для нее матери. Такие крайние испытания, считает любой шринк, уродливо искривляют личность, порождают болезненные комплексы.К счастью, у Сары была отлично развита, тоже с раннего детства, невероятная сила воли: выжить, достичь, добиться, а главное – жить «по своему велению, по своему хотению». Но долгое время Сара изо всех сил пыталась заслужить любовь своей черствой матери. Отсюда все ее закидоны, вся ее аффектация и да – все ее ранние театральные провалы. Не получая от Юдифи никакого поощрения, а только – критику и откровенную неприязнь, в лучшем случае – полное равнодушие, юная Сара из кожи лезла понравиться матери, прельстить её своей игрой на сцене. Она еще тогда не знала, да и некому было наставить ее: чтобы стать настоящей актрисой, необходимо много трудиться. Уже не любви ждала от матери бедная Сара, а хотя бы толики внимания, интереса, удивления («Вот какая она, оказывается, талантливая!» – проигрывала материнскую реакцию). Можно прямо сказать – задержка в актерском развитии Сары Бернар – целиком по вине ее матери. Слишком много нервов, сил и усилий положила Сара, чтобы выжать хотя каплю материнской любви. И все эти самоистребительные жертвы – впустую, все напрасно. Это была душераздирающая драма – сирота при живой матери.
Но была и другая горькая обделенность – у Сары не было отца. Но если, в смысле родительской любви, мать была ничто, то отсутствующий загадочный отец – уже нечто. Сара могла придумать или, скорее, сотворить его, чем она и занималась, с переменным для самоутешения успехом, всю свою жизнь. И, как вы вскоре увидите, до глубокой старости.
То ли с рождением сына, то ли по зову зажатого таланта, который она, наконец, услышала, но именно в это время Сара стала делать из себя настоящую актрису. Помните ее детский девиз «Во что бы то ни стало» или «Наперекор всему»? Тогда, норовистым или, как теперь говорят, трудным подростком, Сара изо всех сил отстаивала свою своевольную независимость, бесцельное самодурство, примитивный эскапизм. Но отныне 22-летняя Бернар сознательно направляла свою могучую волю на самодисциплину, на укрощение своего разгульного нрава, на устранение слабостей и дефектов, препятствующих развитию и расцвету ее актерского таланта.
Ее программа по самоистязанию напоминает проповеди современного психоаналитика. Она буквально скрутила себя в бараний рог. Поправила – физической закалкой – хрупкое здоровье, от чахоточного истерического подростка не осталось и следа. Постепенно приучила себя – вспыльчивую, легко ранимую – к стойкости и выносливости, укротила свой неукротимый, бешеный нрав, перестала панически реагировать на материнскую нелюбовь и вечные насмешки, сумела обуздать нервозность (впадала поначалу в полуобморочное состояние перед выходом на сцену), дала своей без руля и без ветрил жизни – четкую цель и даже полюбила «самый труд и пот» актерского мастерства. За шесть лет непрерывной, упоенной и вдохновенной работы в театре «Одеон», Сара Бернар не только прошла хорошую жизненную и профессиональную школу, но и творчески самоутвердилась, открыла настежь двери своему громадному сценическому таланту. И вот, наконец, 28-летняя Сара триумфально возвращается на сцену «Комеди Франсез» в качестве ведущей актрисы. А далее – сплошной блеск, феерический успех, мировая слава. Об этом, общеизвестном, коротко.
Сара Бернар предпочитала играть героинь, «которые умирают к концу пьесы». Она блестяще сыграла Федру и Андромаху у Расина, Заиру, Дездемону, Джульетту (юную веронку она с неизменным успехом играла до глубокой старости). Затем ее репертуар обогатился пьесами современных драматургов. Она сотрудничала с отцом и сыном Дюма, с Виктором Гюго, с Эдмоном Ростаном. На премьре «Эрнани» Гюго обливался слезами и послал Бернар браслет с бриллиантовой подвеской в форме капли. Из женских ролей, сыгранных Сарой, самая известная – Маргариты Готье в пьесе Александра Дюма-сына «Дама с камелиями». Успех ее в этой пьесе был воистину феноменальным.
А ее мужские роли! Тут ей в помощь были худоба, угловатость и редкостно выразительный, «упоительный» голос. И первый настоящий успех на сцене Сара испытала в роли юноши. С тех пор до старости она блистательно исполняла роли молодых людей (и не только молодых – вспомним ее бородатого Шейлока!) Своего Гамлета, от которого публика «визжала от восторга», она сыграла в 53 года. В пьесе Ростана «Орленок» Сара впервые сыграла – с оглушительным успехом, её 30 раз вызывали на бис! – роль 20-летнего юноши, сына Наполеона, когда ей самой стукнуло уже 56 лет. И много раз исполняла эту роль позже.
Сара стала-таки знаменитой куртизанкой, в числе ее многочисленных – богатых или знатных или знаменитых любовников – художник Гюстав Доре, писатель Виктор Гюго, английский король Эдуард VII.
Единственная крупная ссора с сыном, с которым они всегда были единодушны, случилась у Сары Бернар по поводу дела Дрейфуса. Сын был анти-, а она – про-дрейфуссарка. Именно Сара умолила французского писателя Эмиля Золя выступить против ложного приговора по делу офицера-еврея Дрейфуса, ставшего барометром антисемитизма во Франции и во всей Европе. А после его открытого письма «J’Accuse!» Сара защищала самого Золя от злобных нападок шовинистов.
Едва ее коснулась слава, Сара начинает слагать собственную мифологию. В ее спальне появляется розовый гроб – в нем она отдыхает перед представлениями, спит – вместо кровати, уверяя публику, что в гробу она лучше заучивает и репетирует новые роли, глубже чувствует своих трагических героинь. Этот гроб она возит с собой на гастроли, позирует в нем перед фотографами, дает интервью журналистам и, по слухам, предается в гробу любовным утехам (поговаривали, что не всех ее любовников устраивало это жуткое ложе). В розовом гробу, известном всему Парижу, она и будет похоронена, пошутив перед смертью – «не слишком ли ее любимый гроб поизносился».
Любимица графов, кутюрье и всей Франции, Сара Бернар привела в неописуемый восторг американцев, наезжая в Америку девять раз, хотя она говорила на языке, невнятном большинству из них. Играя в американском театре «Даму с камелиями» перед шумной и бурной аудиторией, она сказала: «Если они не заткнутся, я умру во втором акте». В Россию она приезжала трижды – публика встречала ее восторженно, но литераторы, да и критики отнеслись к ее экзальтированной игре скептически.
Ей мало было быть актрисой на сцене, строго следовать тексту и режиссерским указаниям. Она по собственному сценарию или вымыслу сама разыгрывала свою жизнь, перевоплощаясь настолько, что никто, включая ее саму, не мог понять, кто же она на самом деле.
Сара Бернар обожала эпатировать и скандализировать публику. Её колоссальный багаж (с гробом, диким и домашним зверинцем, с набором стульев, которые она всю жизнь коллекционировала) стал легендой, как и ее экстравагантные костюмы – театральные и будничные, мужские и женские. Страсть к эпатажу у нее была воистину неуемной. На ее любимой шляпе красовалось чучело летучей мыши. По Парижу ходили зловещие слухи о ее домашнем, но диком зверинце – о крокодилах, леопардах, обезьянах, ирландских волкодавах. Все так и было, похоже, но в единственном числе. Зато экзотических хамелеонов было шесть штук. А гостиную украшали по углам чучела орлов, держащих черепа в клювах. Долгие годы у актрисы жила черепаха с позолоченным панцырем и никогда не переводились комнатные кошки и собаки.
Она самозабвенно пиарилась всю свою долгую жизнь. Ее считали гением саморекламации. Мастерицей собственной славы. Королевой эпатажа. Однажды она попросила хирурга пришить ей тигриный хвост, но тот отказался за невозможностью.Казалось бы, Сара прожила очень яркую и невероятно успешную жизнь. Что бы она ни предпринимала на сцене и в обществе, все у нее получалось супер. Однако, в ее cобственном ощущении, ее личная, ее интимная жизнь была ущербна.
Вот другая странность, скорее – навязчивая идея, почти болезненная мания: сотворить себе отца. То он – блестящий студент-юрист в Париже, живущий с ее матерью в крайней бедности и нежной любви, то провинциальный экономист, то морской курсант или морской офицер Морель. То, что концы с концами не сходятся, неважно.
Важно то, что никакого отца не было. И на старости лет Сара Бернар пишет свою главную книгу «Моя двойная жизнь». Это ее мемуары, но это и сотворение мифов собственной жизни. Вот ее отец – крайне неправдоподобный субъект. Сара редко видит его – у отца важный бизнес вдали от Парижа, пока он внезапно не умирает в Италии. Отец, однако, приходит, вместе с Юдифью, зачислить Сару в аристократическую, при монастыре, школу, которую именно он выбрал для дочери. В последний семейный вечер перед школой, отец якобы сказал ей: «Слушай меня внимательно, Сара. Если ты будешь хорошо учиться, через четыре года я тебя заберу из школы, и мы отправимся в путешествие по прекрасным странам». Отец долго – нежно, ласково и серьезно – разговаривает с Сарой, сидящей у него на коленях. «Бедный папа! Я никогда, никогда больше не увижу тебя!»
И мы больше не услышим о нем, кроме мельком сообщения Сары, что он был «прекрасен как бог»» (кем еще мог он быть? Ни один родитель Сары – в волшебной сказке ее жизни – не мог быть просто хорош собой), и что она «любила его обольстительный голос и тихие, мягкие жесты». Конечно, трудно всерьез читать всю эту сентиментальную хрень. Тем более, что в остальном «Моя двойная жизнь» написана умным, остроумным и зорко наблюдательным автором, написана живо, с юмором, с попыткой на психологию.
Ясно одно: стареющей Саре Бернар было позарез верить, что она была нужна, важна, любима этим туманным отцом. И – представьте! – она и в старости искренне переживает, реально – а не виртуально! – испытывает эти ласки, эти нежности и трогательную заботливость своего фантомного папы. Горячо ею желаемое выдается в этом рассказе за действительное. Жалкие попытки подменить мечты реальностью только усиливают глубокие травмы детства Сары. Прошло более полстолетия, а самая блистательная женщина своей эпохи все еще не могла смириться с невыносимым фактом – что была нежеланным и нелюбимым ребенком. И до самой смерти так и не смогла забыть своего небывалого отца.
На гастролях в Бразилии Сара, в роли Тóски, безоглядно бросилась с высокой бутафорской башни на пол. Рабочие сцены, не привыкшие к такой актерской самозабвенности, не подстраховали ее. Сара сильно повредила колено, несколько лет играла «сквозь невыносимую боль», и в 1915 году 70-летней актрисе ампутировали ногу, за которую богатый чудак предлагал ей $10,000, но она отказалась.
Тяжелая травма не сломила актрису. Невероятно, но в том же злополучном 1915-ом Сара Бернар шикарно гастролирует в Америке, а вернувшись в Париж, продолжает непрерывно – сидя на стуле или даже на носилках – играть в собственном «Театре Сары Бернар».
Уже на смертном ложе, но совсем не торопясь умирать, Сара отпустила свою последнюю остроту, наблюдая истомившихся в ожидании журналистов:
– Они пытали меня всю жизнь, а вот сейчас я помучаю их.
Она написала сценарий своих похорон, заранее их отрепетировала и сама отобрала – на траурные роли – молодых и красивых актеров. По желанию Сары Бернар путь траурной процессии был устлан ее любимыми цветами – камелиями. А прощался с ней весь Париж, тысячи парижан шли за ее гробом до самого кладбища – чего она никак не могла предусмотреть в своем сценарии.
Эта рассылка с самыми интересными материалами с нашего сайта. Она приходит к вам на e-mail каждый день по утрам.