Эдуард ТОПОЛЬ | Подстава, или как в России делаются теракты. Часть І

Главы из книги «Кремль уголовный. 57 кремлевских убийств».

КНИГА ИЩЕТ ИЗДАТЕЛЯ

…Теплым вечером 30 августа 1918 года в Москве, в 20.00, сразу после пламенной речи Ленина «Победа или смерть!» в гранатном цехе завода Михельсона, лишь чудо спасло Ленина правильного судьбоносного выбора – он был только ранен. Первая пуля попала в шею, вторая в руку, а третья в женщину, разговаривавшую с ним. Наутро после покушения газета «Беднота» сообщила:

«Когда раздались выстрелы, окружавшие Ленина рабочие на миг растерялись… Ленин, уже раненый, воскликнул: “Товарищи, спокойствие!.. Держитесь организованно…”. Тяжело раненного Ленина усаживают в автомобиль и отвозят в Кремль; помогают ему выйти из автомобиля. Ленин отказывается от предложения шофера С.К. Гиля внести его в квартиру на носилках и, попросив взять у него пальто и пиджак, поднимается, опираясь на товарищей, по лестнице на 3-й этаж в свою квартиру; говорит встретившей его на лестнице М.И. Ульяновой, что ранен легко, только в руку. Ленина укладывают в постель. Врач А.Н. Винокуров оказывает Ленину первую помощь. Для лечения Ленина привлекаются врачи: Н. А. Семашко, В. А. Обух, В. М. Бонч-Бруевич, Б. С. Вейсброд, А.Н. Винокуров, М. И. Баранов, В. Н. Розанов и профессор В. М. Минц… Больной в полном сознании».

Сразу после покушения (в 22 час. 40 мин.) Всероссийский центральный исполнительный комитет (ВЦИК) – высший законодательный, распорядительный и контролирующий орган государственной власти Российской Советской республики, издает

Обращение

Всем советам рабочих, крестьянских, красноармейских депутатов, всем армиям, всем, всем, всем!

Несколько часов тому назад совершено злодейское покушение на товарища Ленина. Роль товарища Ленина, его значение для рабочего движения России, рабочего движения всего мира известны самым широким кругам рабочих всех стран. Истинный вождь рабочего класса не терял тесного общения с классом, интересы, нужды которого он отстаивал десятки лет. Товарищ Ленин, выступавший все время на рабочих митингах, в пятницу выступал перед рабочими завода Михельсона. При выходе с митинга он был ранен. Задержано несколько человек. Их личности выясняются. Мы не сомневаемся в том, что и здесь будут найдены следы правых эсеров, следы наймитов англичан и французов. Призываем всех товарищей к полнейшему спокойствию и усилению своей работы по борьбе с контрреволюционными элементами. На покушения, направленные против его вождей, рабочий класс ответит еще большим сплочением своих сил, ответит беспощадным массовым террором против всех врагов революции».

Тут следует заметить, что «следы правых эсеров» уже были у большевиков в руках – рядом с местом преступления была арестована 28-летняя Фаина Каплан. «Каплан была арестована тут же, на трамвайной остановке на Большой Серпуховской улице, – сообщает сайт «День истории». – Арестовавшему её рабочему Н. Иванову она заявила, что это она стреляла в Ленина. По словам Иванова, на вопрос, по чьему приказанию это было сделано, она ответила: «по предложению социалистов-революционеров. Я исполнила свой долг с доблестью и помру с доблестью». При обыске у Каплан обнаружили браунинг № 150489, железнодорожный билет, папиросы, записную книжку и мелкие личные вещи. На допросах она заявляла, что крайне отрицательно отнеслась к Октябрьской революции, стояла и сейчас стоит за созыв Учредительного собрания. Решение о покушении на Ленина приняла в феврале 1918; считает Ленина предателем революции и уверена, что его действия «удаляют идею социализма на десятки лет»; покушение совершила «от себя лично», а не по поручению какой-либо партии».

Даже в этом сообщении есть противоречие: арестовавшему ее Иванову Каплан сообщила, что стреляла по «по предложению социалистов-революционеров», а на допросах – что «покушение совершила «от себя лично». Кроме того, довольно быстро выяснилось, что Каплан почти слепая, стрелять не могла, никто ее на месте преступления не видел, арестовали ее не в момент покушения и не возле заводской проходной, а на соседней улице.

Но мы не будем вникать в эти подробности. Незыблемая версия того, что в «истинного вождя рабочего класса» стреляла Фаина Каплан, существовала 77 лет. Буквально через четыре дня после ее ареста, без всякого следствия, баллистических экспертиз и прочих следственных действий, Каплан расстреляли прямо на территории Кремля, там же бросили тело в железную бочку, облили бензином и сожгли. А против эсеров объявили беспощадный красный террор…

Только в 1995 году, после крушения советской власти, в Казани, столице Татарстана, была опубликована книга «Фейга Хаимовна Каплан // Фанни Каплан или кто стрелял в Ленина: Сборник документов». Эти документы назвали реального организатора покушения, кураторов и заказчиков этой операции.

Поэтому давайте вернемся на митинг в гранатном корпусе московского оружейного завода 30 августа 1918 года.

– Пока помещики великолепно устроились в дворцах и волшебных замках, до тех пор свобода является фикцией… – говорит Ленин, который только что, в марте, сам переселился из Смольного дворца в Питере в московский Кремль и на дачу бывшего московского градоначальника в Горках. – Паразиты, высасывающие кровь из трудящегося народа, должны быть лишены этих благ. Все – рабочим, все – трудящимся!.. У нас один выход: победа или смерть!»

Закончив выступление решительным взмахом кулака со своей пролетарской кепкой, Ленин выходит к заводской проходной, три выстрела, Ленин падает.

Затемнение. Надпись: ТРИ МЕСЯЦА НАЗАД.

Москва, март 1918 года. Первое советское правительство сбегает из Петербурга в Москву, но и здесь власть большевиков держится буквально на волоске: в стране гражданская война и полный хаос. Газеты сообщают о наступлении на юге Белой Добровольческой армии генерала Антона Деникина, восстании на Кубани, создании Временных правительств в Самаре и Уфе, формировании в Омске Белой армии адмирала Александра Колчака. В ответ на подписание большевиками Брестского мира, по которому Ленин, как и обещал немцам, отдал Германии Украину, Белоруссию, Прибалтику, Финляндию и ряд закавказских областей, французы и англичане, бывшие союзники, блокируют Мурманск, Архангельск, Владивосток и Одессу. Одновременно газеты эсеров «Дело народа», «Труд», «Воля народа», «Земля и воля» и «Знамя труда» ежедневно призывают к неподчинению правительству Ленина-Троцкого и созданию «Союза возрождения России» для замены «комиссародержавия действительным народовластием».

При этом саму Москву терроризируют анархисты, бандиты, монархисты, эсеры-бомбисты, «Черная гвардия», члены «Союза защиты Учредительного собрания», «Союза георгиевских кавалеров», «Всероссийского союза казачества», «Союза офицерских депутатов», «Всероссийского союза армии и флота», «Союза возрождения России» и прочих самопровозглашенных организаций. А также «Газета футуристов», которая заявила, что искусство должно выйти на улицы, поскольку футуризм является эстетическим соответствием «анархистскому социализму».

Германский посол Вильгельм фон Мирбах пишет в Берлин: «Власть большевиков в Москве поддерживается, главным образом латышскими батальонами и большим числом броневых машин, реквизированных правительством, которые беспрерывно летают по городу и могут немедленно доставить солдат на опасные места, если нужно». Историки объясняют «относительную слабость большевиков в Москве» тем, что в городе было «менее 8000 членов партии».

Что ж, слона едят слайсами. 11 апреля на совещании ВЧК было принято решение о разоружении анархистов. Как сообщает Роман Гришин, автор исследования «Анархисты в Москве 1918 года», во главе штаба операции встал Дзержинский, ассистировали ему комендант Кремля Павел Мальков, военком Москвы Алексей Штродах, начальник следственной части ЧК Григорий Закс (в тот момент левый эсер) и экс-матрос Попов (командир боевого отряда ВЧК). Штаб составил план операции: «В заранее назначенное время, ночью, все особняки анархистов одновременно берутся в кольцо, анархистам предъявляется ультиматум с требованием немедленной сдачи оружия. На размышление –5 минут. Не подчиняются – переходим в решительное наступление и разоружаем их силой».

В операции было задействовано около 6 тысяч человек: 1-й авто-броневой отряд при ВЦИК, оснащенный броневиками «Остин», грузовиками «Фиат» со спаренными пулеметами, а также легковыми машинами и мотоциклами; части 2-го, 3-го и 4-го латышских полков, «поднявшие знамя борьбы за диктатуру пролетариата» (всего в Москве в апреле 1918 года было 3628 латышей); Варшавский революционный полк, собранный из поляков; Боевой отряд балтийских матросов; Революционная батарея московского гарнизона и несколько «летучих» отрядов Красной гвардии.

К вечеру 11 апреля дома анархистов оцепили, анархистам предложили сдаться. После непродолжительной перестрелки многие из них прекратили сопротивление. Штурм штаба эсеров на Большой Дмитровке (ныне театр «Ленком») описал Мальков: «Едва я вышел из-за укрытия и громко окликнул обитателей особняка, как из окон загремели винтовочные выстрелы, рванула частая пулеметная очередь, дробью рассыпавшись по булыжнику мостовой. Я поспешно отскочил за угол. К счастью, стреляли анархисты неважно, да и видели они меня плохо – еще не совсем рассвело, – и ни одна пуля меня не зацепила. А анархисты продолжали вести ожесточенную беспорядочную пальбу. Как видно, боеприпасы имелись у них в изобилии…»

Ворота особняка взорвали направленным взрывом гранаты, после чего анархисты капитулировали…

Аналогичная бойня была в других штабах анархистов…

На следующий день, 13 апреля, американские дипломаты Робинс и Локкарт посетили места этих сражений: «На Поварской, где раньше жили богатые купцы, мы заходили из дома в дом. Грязь была неописуемая. Пол завален разбитыми бутылками, роскошные потолки изрешечены пулями. Следы крови и человеческих испражнений… Бесценные картины изрезаны саблями. Трупы валялись, где кто упал. Среди них были офицеры в гвардейской форме, студенты – 20-летние мальчики и люди, которые, по всей видимости, принадлежали к преступному элементу, выпущенному революцией из тюрем… Это было незабываемое зрелище…»

Разгром анархистов стал первой масштабной операцией ЧК. В ночь на 12 апреля по всему городу арестовали около 500 человек. Все официальные лица заявили, что ВЧК выполнила свою главную задачу – поборола бандитизм, а не идейный и дружественный анархизм. «Никакими жалкими словами не могут анархисты затушевать того всем очевидного факта, что если в июне 1917 года оружие против Советов точил Керенский, то в апреле 1918 года его точили вместо Керенского темные фигуры с белогвардейским и уголовным прошлым и настоящим, надеявшиеся кличкой анархистов обеспечить себе полную безопасность» (Газета «Правда», 14 апреля)

Дзержинский сказал в интервью: «Всех идейных анархистов мы освобождаем». Позднее советские историки посчитали (неведомым образом), что из 500 арестованных анархистов более 80% оказались бандитами, а «идейных» 5%. Бандитов, конечно, расстреляли.

Население, истерзанное уголовным элементом, приветствовало карательную операцию. Мало кто понимал, пишет Роман Гришин, что за ликвидацией анархистов очень скоро последует ликвидация всех несогласных.

А теперь заглянем в Кремль. По ночам, сразу после переезда из Питера в Москву и оскорбительного поселения в Потешный дворец в Кремле, сорокалетний Сталин ходил по кремлевской территории и, сжимая зубами раскуренную трубку, смотрел на окна «вождей революции». Как бывший агент Охранного отделения МВД Российской империи, он ни в грош не ставил ни одного из них. Но теперь именно те, на кого он доносил шефам царской полиции – Ленин, Троцкий, Свердлов, Зиновьев, Каменев, Дзержинский – захватили власть и живут в Кремлевском дворце. Еврей Троцкий создает Красную армию и командует обороной страны. Еврей Свердлов – председатель Всероссийского Центрального исполнительного комитета (ВЦИК). Еврей Каменев руководит московской партийной организацией, то есть Москвой. Еврей Зиновьев – Петроградом. А полу-еврей Дзержинский командует ВЧК, Всесоюзной Чрезвычайной комиссией.

Но почему, совершив Октябрьский переворот, Троцкий отказался возглавить правительство? Почему Зиновьев, которому Троцкий передал тогда власть, тут же вручил ее Ленину? А очень просто: эти евреи понимают, что не может еврей стать новым русским царем, Россия не примет. Вот и попрятались за единственным среди них русским Лениным.

А если Ленина убрать, кто из не евреев останется кандидатом на этот пост?

Правда, только благодаря Ленину, который помнит об денежных эксах «чудесного грузина» на кораблях Черноморского и Каспийского флота и знаменитом ограблении Тифлисского банка, он, Сталин, тоже в Кремле. Но – всего лишь комиссар мелкого комиссариата по делам национальностей. То есть, эти жиды отнеслись к нему, как к пешке, поселили в Потешном замке, и ему приходится стелиться перед ними, делать черную работу. А единственное утешение – эта вкусная 17-летняя Надя, которую он буквально выкрал у своих друзей Аллилуевых. Но даже когда по ночам он с грузинским темпераментом вкладывается в мужское действо, то где-то на окраине сознания занозой торчит неотвязное «а что, если». А что, если завтра выскочит невесть откуда кто-то из бывших служак царской полиции – хоть следователь Мухтаров, хоть сам Игнатий Золотарев, шеф царской полиции – и скажет, кем был Сталин до 1917 года…

Гоня от себя эти страхи, Сталин назавтра после разгрома анархистов приходит к Авелю Енукидзе, своему другу по бандитской юности, а теперь заведующему военным отделом ВЦИК и по совместительству главному продовольственному снабженцу членов правительства.

– Опять? – удивленно спрашивает Авель по-грузински, ритуально разливая «Цинандали» по хрустальным бокалам из царского сервиза.

– Ну, в общем, да… – нехотя отвечает Сталин, цепко осматривая, как Авель расположился в покоях бывшего настоятеля Благовещенского собора. Отдельно ото всех и с роскошью.

– А оставить не хочешь? – говорит Авель. – Жалко девку. Все-таки крестная моя.

– Рано оставлять. Смотри, что делается… – Сталин выкладывает на стол газеты «Дело народа», «Труд», «Воля народа», «Земля и воля» и «Знамя труда» с их призывами ликвидации большевистской диктатуры. – Ты понимаешь, чем это грозит? Если эсеры захватят власть, они нас всех расстреляют.

– И что делать? – озабоченно спрашивает Авель.

Выпив свой бокал, Сталин ухмыляется:

– Во-первых, сделать Наде аборт.

– А если она откажется?

– Ты уговоришь. Ты ее крестный отец.

– При одном условии, – уточняет Авель. – Следующий раз никаких абортов! Пусть рожает.

– Ладно, – нехотя соглашается Сталин.

– А что во-вторых? –Авель снова разливает вино по бокалам.

Сталин медленно пьет и произносит задумчиво:

– Ты знаешь кого-нибудь, кого можно внедрить в руководство эсеров?

– Внедрить? – удивляется Авель. – Зачем?

– Чтоб от имени эсеров он убил кого-то из наших…

– Убил?? – выпучил Авель свои черные кавказские глаза. – Зачем? Кого?

– Неважно кого. Не тебя, конечно. И не меня. А кого-то выше нас. Тогда в ответ мы устроим эсерам красный террор и перебьем их всех. Подумай об этом…

Енукидзе молча смотрит на Сталина, оценивая его идею.

Ранним утром 14 апреля, в открытом четырехколесном автомобиле Brasier, народный комиссар Авель Енукидзе приехал на окраину Москвы, в Сокольники, в знаменитую еще с царских времен тюрьму «Матросская тишина». Когда-то, в конце восемнадцатого века, здесь был первый московский «Смирительный дом для предерзостных» 200 мужчин и 150 женщин. В 1912 году на месте этого смирительного дома построили два новых режимных корпуса на две тысячи человек, но революция открыла тюремные двери по всей стране, тюрьмы опустели, и теперь «Матросская тишина» легко приняла всех арестованных намедни анархистов.

Проехав вдоль фасада длиннющего пятиэтажного здания, машина остановилась у центрального служебного входа рядом со стоявшими здесь броневиком «Руссо-Балт» и автомобилем Mercedes-Knight «16/45 PS», знакомым Авелю по кремлевскому гаражу. За рулем этого авто сидел молодой, весь в черной коже, водитель Феликса Дзержинского. Выйдя из свой машины, Енукидзе сказал ему на ходу:

– Привет! Давно здесь?

– С ночи, – ответил шофер.

– Понял…

Енукидзе велел своему шоферу ждать его в машине и направился к охраннику, стоявшему у служебного входа в тюрьму с маузером на боку.

Тут чуть поодаль, за торцом здания, открылись большие тюремные ворота, из них один за другим выехали пять крытых трехтонных грузовиков «White-АМО» и покатили в сторону московской области. Судя по надсадному реву их моторов, нагружены они были под завязку.

Проводив их взглядом, Авель показал охраннику кремлевский мандат:

– Комиссар Енукидзе. Дзержинского где искать?

– Третий этаж, товарищ комиссар, у начальника, – ответил охранник и открыл дверь.

Два – без решеток – окна кабинета начальника тюрьмы смотрели на внутренний тюремный двор, и Енукидзе мысленно усмехнулся своей старой привычке первым делом смотреть на окна, оценить возможность побега. До октябрьского переворота он прошел «Кресты» и еще шесть тюрем и ссылок, бежал из трех из них, а в одну – ссылку на Онегу в Архангельской губернии – даже сам вернулся после трехмесячного скитания без документов. Второй взгляд – на обстановку в накуренном кабинете. Ничего особенного: небольшой дубовый стол-бюро с несколькими простыми стульями рядом, у стены – промятый кожаный диван, где начальник спит по ночам. В углу тумбочка с железным кипятильником. На столе железная тарелка вместо пепельницы, полная окурков, пишущая машинка «Ремингтон» и потертая пухлая папка. А высоко на стене квадратное пятно от бывшего царского портрета. За столом Феликс Дзержинский и лысый, широкоплечий начальник тюрьмы. Оба не выспавшиеся, с красными глазами, пьют чай с коньяком из тюремных металлических кружек. И оба удивленно подняли глаза на вошедшего.

– Доброе утро, – сказал им Енукидзе и присел к столу, сказал Дзержинскому: – Порохом у вас пахнет. Познакомишь?

– Конечно, – устало ответил Феликс и представил: – Василий Горохов, начальник тюрьмы. Комиссар Енукидзе, военный отдел ВЦИК и наш кормилец.

Горохов и Енукидзе через стол пожали друг другу руки. Пожатие Горохова было жестким, пролетарским.

– Есть дерьмовый чай и настоящий коньяк, – сказал он Авелю. – Вам что?

– Спасибо, я по делу, – Енукидзе посмотрел Дзержинскому в глаза и отметил, что они куда красней, чем у Горохова. Ясное дело, не от чая или недосыпа, а от кокаина, которым Енукидзе регулярно его снабжает. – Феликс, в десятом году, в Онеге я отбывал ссылку с одним пареньком, анархистом. Месяц назад в газете «Анархия» было пару статьей за его подписью. Если вы его еще не шлепнули, то он мне нужен.

– Как фамилия? – спросил Горохов и открыл потертую папку с серыми тесемками.

– Григорий Семенов, сейчас ему лет 27–28…

Горохов достал из папки какие-то списки, провел прокуренным пальцем сверху вниз по одной странице, по второй, третьей. Следя за этим пальцем, Авель увидел, что почти все фамилии в этом списке зачеркнуты. Теперь понятно, почему у обоих не выспавшиеся лица и почему трехтонные грузовики проседали от тяжелого груза. Ночью арестованных пускали в расход, поскольку днем чекисты предпочитают этим не заниматься.

– Смотри, жив! – удивился Горохов, остановив свой палец на строчке в четвертой странице. – Второй корпус, камера 412. Вызвать?

Енукидзе секунду подумал и сказал:

– Нет. Лучше, чтобы он сюда не заходил, – и Авель снова посмотрел Дзержинскому в глаза: – Если позволишь, я его сам заберу.

Через несколько минут военный комиссар Авель Енукидзе в сопровождении рыжего начальника тюремного режима, бывшего матроса-балтийца в бушлате поверх тельняшки, поднимался по крутой металлической лестнице второго тюремного корпуса. Второй этаж. Третий. На четвертом этаже балтиец свернул в длинный коридор, разделенный металлическими дверями с двойными решетками на отсеки. Енукидзе подумал, что такого тюремного устройства он не видел ни в питерских «Крестах», ни в Мехетском тюремном замке в Тифлисе. Значит, это последняя выдумка для защиты от бунта заключенных.

Между тем рыжий достал из кармана бушлата тяжелый железный ключ «вездеход» и, на ходу стуча им по решеткам, пошел вглубь коридора. Авель вспомнил, что таким образом все тюремщики оповещают о своем движении по тюремным лабиринтам. Шагая за рыжим, он видел номера камер на дверях: 420… 416… Вот и 412.

Остановившись у металлической двери с окошком-«кормушкой», рыжий открыл это окошко, нагнулся к нему и громко сказал:

– Семенов, на выход. Остальным не вставать.

И вставил ключ в замочную скважину.

– Слава анархии! Смерть коммунистам! – послышался громкий крик из камеры.

Рыжий усмехнулся:

– Прощается герой. Думает на расстрел.

И открыл дверь.

Енукидзе не успел посчитать, сколько арестованных было в камере – десять или больше, потому что Гриша Семенов, парень небольшого роста, в гимнастерке и шароварах, с покатым лбом на гордо поднятой голове, картинно возник в дверном проеме, явно играя на публику, оставшуюся за его спиной. Но, увидев Енукидзе, замер, заморгал глазами и даже рот открыл от изумления.

Четырехколесный открытый Brasier катил по солнечной апрельской Москве из Сокольников в центр, в Кремль. Мимо Казанского вокзала… по Сретенскому бульвару… Сидя рядом с Енукидзе на заднем сидении, Семенов вертел головой во все стороны и не мог прийти в себя от неожиданного спасения.

– Охренеть! Они всю ночь наших кончали! Я спать не мог, ждал свою очередь. А они к утру только первые три этажа успели кончить. Я не знаю, как мне вас благодарить…

– Скоро узнаешь, – усмехнулся Енукидзе.

Я уверен, что все вышеописанное читатель считает выдумкой автора. Но не спешите. Как я уже сказал, в 1995 году в Казани была опубликована книга «Фанни Каплан или кто стрелял в Ленина: Сборник документов». Конечно, все документы я цитировать не буду, вот лишь резюме составителей сборника:

«В январе 1921 года Григорий Семёнов, продолжавший работать по линии военной разведки, в секретном порядке без прохождения кандидатского стажа был принят в РКП(б) специальным решением Оргбюро ЦК. Это означало официальное прощение прошлого, в том числе участие в подготовке убийства Володарского, главного редактора «Красной газеты», и покушения на Ленина. Рекомендацию в партию ему дали старые знакомые: секретарь ВЦИК А. С. Енукидзе, секретарь ЦК РКП(б) Н. Н. Крестинский и начальник Политического управления РВС Л. П. Серебряков. Одновременно его зачислили в штат Разведывательного управления РККА. Семёнов стал готовиться к выполнению нового задания партии – нанесению решающего удара по недобитым эсерам. Он сел писать книгу «Военная и боевая работа Партии социалистов-революционеров в 1917–18 гг.». Книга произвела эффект разорвавшейся бомбы. Насыщенная пристрастно подобранным фактическим материалом о деятельности социалистов-революционеров, она получилась убойная в самом прямом смысле – многие из упомянутых в ней людей вскоре сложили голову на эшафоте красного правосудия… C 28 февраля 1922 года, момента выхода книги Семёнов полностью раскрылся как большевистский агент в эсеровском стане. В своей книге Семёнов подробно рассказал о подготовке покушения на Ленина. «Особое значение я придавал в тот момент убийству Троцкого, считая, что это убийство, оставив большевистскую армию без руководителя, значительно подорвет военные силы большевиков… Покушение на Ленина я расценивал как крупный политический акт».

Однако организовать убийство на Троцкого оказалось невозможно – как руководитель Красной армии он был под постоянной охраной, которую возглавлял Антонов-Овсеенко, тот самый, который брал Зимний дворец и арестовал Временное правительство. Зато в своем документальном бестселлере Семенов описал, как вместе с Лидией Коноплёвой отравлял ядом кураре пули, которыми стреляли в Ленина, на суде Коноплёва это подтвердила. На вопрос, почему же яд не подействовал, оба свидетеля ответили, что не знали о свойстве кураре терять свои качества при высокой температуре. Заключение эксперта, профессора химии Д. М. Щербачёва, о том, что высокая температура не разрушает подобные яды, не было принято во внимание, равно как и протесты ряда эсеров, заявивших о своём незнакомстве с Фаиной Каплан и отрицавших её членство в их партии…

Бывший министр юстиции Бельгии Эмиль Вандервельде, защищавший эсеров на суде от имени Международного бюро II Интернационала, писал, что показания Семёнова и Коноплёвой носят такой характер, что «ни один нормальный суд не мог бы принять их во внимание». Но все разоблачения Семёнова эсеров, как заказчиков покушения на Ленина, вошли в обвинительное заключение Верховного трибунала и подвели черту под жизнями его бывших соратников-эсеров. Кстати, это же обвинительное заключение инкриминировало Семёнову организацию покушения на Володарского, слежку за Зиновьевым и Троцким, а также экспроприацию денег на нужды эсеровской партии в разных кооперативах. Верховный революционный трибунал в составе Г. Пятакова, О. Карклина и А. Галкина приговорил Семёнова и Коноплёву к расстрелу. Но тут же посчитал возможным “освободить их от всякого наказания, учитывая полное раскаяние в совершённых преступлениях”. 8 августа 1922 года Президиум ВЦИК РСФСР подтвердил судебное решение. Впрочем, поскольку на процесс Семёнов и Коноплёва ходили не столько как на суд, сколько как на работу – без конвоя, с перерывом на обед и ночёвкой у себя дома – приговора они явно не опасались».

А теперь проанализируем эти документы.

Некто Григорий Иванович Семёнов, бывший анархист и давний приятель Авеля Енукидзе по Архангельской ссылке, был тайно внедрен в руководство партии социал-революционеров, где, согласно его биографии в «Свободной энциклопедии», по своей инициативе «создал Центральный боевой отряд из 15 человек, целью которого было убийство большевистского руководства» – Троцкого, Ленина, Зиновьева, Володарского и др.

28 декабря 1921 года пленум ЦК РКП(б) постановил предать суду Верховного трибунала Центральный комитет партии эсеров, обвинив их в контрреволюционной деятельности, совершении террористических актов против Ленина, Володарского и Урицкого. Сразу после этого Политбюро ЦК поручило Юзефу Уншлихту, заместителю Дзержинского, принять меры “чтобы известная ему рукопись вышла за границей не позже, чем через 2 недели”. Вскоре, точно к первому заседанию Верховного трибунала, мемуары Семенова были напечатаны в Берлине и в московской газете «Известия». «Книга произвела эффект разорвавшейся бомбы. Насыщенная пристрастно подобранным фактическим материалом о деятельности социалистов-революционеров, она получилась убойная в самом прямом смысле – многие из упомянутых в ней людей вскоре сложили голову на эшафоте красного правосудия».

Интересно, кто дал Семенову задание внедриться в руководство партии эсеров? Кто придумал эту операцию? Кто ее финансировал? Неужели 27-летний анархист сам, «по своей инициативе», втерся в руководство партии социал-революционеров, чтобы создать там боевой отряд для убийства руководителей Советского правительства? Если так, то почему большевики, схватив Семенова, его не расстреляли? И что значит «Семёнов стал готовиться к выполнению нового задания партии»? Значит, убийство Володарского, покушение на Ленина и подготовка убийства Троцкого и Зиновьева было предыдущим заданием? Чьим конкретно?

Маленькая подсказка из того же сборника: «В следственных делах по процессу, на переписанном варианте рукописи брошюры Семенова имеется датированный 3 декабря 1921 г. чернильный автограф: “Читал И. Сталин. Думаю, вопрос о печатании этого документа, формах его использования, и, также, о судьбе (дальнейшей) автора дневника должен быть обсужден на ПБ (Политбюро). И. Сталин”.

Значит, еще за два месяца до публикации «убойной» анти-эсеровской брошюры Семенова рукопись этой брошюры читали члены Политбюро, и Сталин уже тогда задумался о дальнейшем использовании организатора убийств Володарского, Ленина и Троцкого. Больше того: «Григорий Семёнов в секретном порядке без прохождения кандидатского стажа был принят в РКП(б) специальным решением Оргбюро ЦК». А кто Генеральный секретарь этого Оргбюро? Товарищ Сталин. И кто главный за Семенова поручитель? Авель Енукидзе, друг кавказской юности Сталина.

И еще один примечательный факт из той же Энциклопедии. Во время ареста Григорий Семенов сумел выхватить пистолет у арестовавших его чекистов и ранить двух из них, но убежать не смог и был посажен в тюрьму. И что же? Авель Енукидзе приехал в эту тюрьму и освободил Семенова под свое честное слово.

Так чьим же агентом был Григорий Семенов и кому он расчищал место организацией убийств Троцкого и Ленина? Почему по обвинительным показаниям Семёнова, которые “ни один нормальный суд не мог бы принять их во внимание”, арестованных эсеров расстреляли, а Семёнова, организатора убийства Володарского и покушения на Ленина, суд «счёл возможным освободить от всякого наказания, учитывая полное раскаяние в совершённых преступлениях»? Больше того, сразу после суда Григория Семенова не только «восстановили» в компартии и зачислили в штат Разведывательного управления РККА, но «вместе с женой Натальей Богдановой, также «раскаявшейся» эсеркой и сотрудницей Разведупра РККА, по причине их усталости и переутомления отправили на два месяца в санаторий в Крыму.

Между прочим, все крымские санатории кому тогда подчинялись?

Оказывается, Авелю Енукидзе!

Но как же слепая Фаина Каплан? Как она оказалась рядом с местом покушения на Ленина? А очень просто: готовя убийства Троцкого и Ленина, Григорий Семенов завербовал ее в свой «боевой отряд» и подставил у заводской проходной вместо настоящих убийц – точно так, как значительно позже, в 1963 году, и по той же схеме в Далласе Ли Харви Освальда подставили вместо настоящего убийцы президента Джона Кеннеди. А затем обоих тут же «шлепнули» и – концы в воду…

Зато красный террор помог большевикам расправиться с эсерами, главными конкурентами за власть в России.

«Октябрьская революция была слишком милосердной, колоссально снисходительной к своим врагам. Мы даже позволили поднять руку на великого вождя русской и мировой революции тов. Ленина, – написала 17.09.1918 в своей статье “Белый и красный террор” редактор газет “Вятская правда”, “Известия Вятского губисполкома” и “Деревенский коммунист” Елена Сталь, ради внимания которой Иосиф Джугашвили стал Сталиным в 1913 году. – Теперь как по электрической нити по всей Российской республике открыт красный террор. У нас нет личной ненависти, у нас организованный суд и враги наши расстреливаются для примера других, чтобы никто не посмел посягать на наше лучшее будущее…»

А что касается Григория Семенова, то его «дальнейшее использование», то есть его последующие операции в Германии, Китае, Монголии и Испании могут дать фору даже Джемсу Бонду.

Хотя финал сталинский: 8 октября 1937 г. за “участие в контрреволюционной террористической организации” Григорий Семенов был приговорен к расстрелу и расстрелян в тот же день.

А потом эта же участь настигла его поручителей – Енукидзе, Крестинского и Серебрякова.

Продолжение следует.

 

КНИГА ИЩЕТ ИЗДАТЕЛЯ

Книги Эдуарда Тополя уже не издаются в России, но их еще можно прочесть на сайте Литрес.