Еще о диктатуре закона

Некоторые коллеги усомнились в том, что слова «диктатура закона», использованные мной во вчерашней заметке, а до того и в других, передают своеобразие постсоветского социального порядка. То же самое, мол, и при советской власти было, тогда тоже репрессивные действия властей предварялись соответствующими законами. Это так, но в те времена была не диктатура закона, а диктатура идеологии, в отношении которой законодательство было производным.

Напомню, что в советских конституциях декларирование прав граждан сопровождалось оговорками, допускающими использование этих прав только ради утверждения социализма и коммунизма. И еще о том напомню, что самодержавие коммунистических генсеков легитимировалось не конституциями, в которых о власти этих генсеков и их полномочиях даже не упоминалось, они правили не по праву, а как верховные жрецы идеологии. А в действующей Конституции права человека декларируются, как правило, без оговорок. Конституционно легитимируется и постсоветское президентское самодержавие, формально оно вписано в систему верховенства закона (в том числе, и над властью), как первичной инстанции, ничем другим не опосредованной. И система эта, идеологической подпорки, в отличие от той же советской, лишенная, может сохраняться и воспроизводиться только посредством репрессивного охранительного законодательства, при необходимости и антиконституционного, направленного против тех, кто реально либо потенциально опасен для ее устоев. Или, говоря иначе, как система диктатуры закона.

Многие возражают: мол, он сплошь и рядом не соблюдается – какая же это диктатура? Отвечаю: не соблюдается там, где речь идет о защите узаконенных прав. Не соблюдается или соблюдается избирательно в отношении высокостатусных служителей системы. Но там, где дело касается охраны устоев, соблюдается очень даже неплохо, а нередко и избыточно.

Игорь Клямкин
FB