Домик Довлатова

В этом году исполнилось четверть века, как писателя и журналиста Сергея Довлатова нет с нами. Он прожил до обидного мало – 49 лет.

Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.

Московский литературный журнал прислал мне вопросы к интервью – дожила! Один был о любимом писателе. Я озадачилась. Дело в том, что любимых писателей, как и книг, у меня множество – это те, которых я время от времени перечитываю. Выбор зависит от настроения, времени суток, погоды, места, где я в данный момент ночую. Да и вообще, черт знает от чего. В моей домашней библиотеке, как и в голове, – мешанина. Предлагаю списать на то, что я женщина. На это, наверное, все можно списать.

Но есть два писателя, которых я всегда читаю с неослабным интересом – вне зависимости от внешних причин. Это – Чехов и Довлатов. Собственно, их я и назвала в интервью. И даже не удивилась, когда у Сергея Донатовича потом прочла, что его любимым писателем был Антон Павлович. Закономерно.

С Довлатовым мне повезло. Я знаю его не только по книгам. Мне посчастливилось говорить с людьми, которые хорошо знали его, включая дочку Катю, и видеть место, где он жил, правда, недолго, – в Пушкинских горах. Более того, наблюдать за трансформацией деревянного домика-развалюхи в более-менее благополучный и посещаемый музей. С моей точки зрения, изменения – не в лучшую сторону. Но, возможно, иначе не получилось бы сохранить дом. Хотя Довлатова стало в нем намного меньше.

Катя в жизни оказалась такой же, как в книгах отца: немного колючей и скованной. Но искренней и настоящей. До сих пор жалею, что наше знакомство прервалось.

Домик Довлатова после реставрации

Дорога в Березино

Когда приезжаю в Пушкинские горы, а езжу я туда ежегодно – только там полноценно восстанавливаю силы, то обязательно хожу к «домику Довлатова». Так здесь называют избушку в Березино, где Сергей Довлатов обитал, работая экскурсоводом в Михайловском заповеднике.

Друзья Василевичи – нынешний директор музея-заповедника и его супруга, моего увлечения Довлатовым молчаливо не одобряют, как не одобряют его тут почти все, искренне и навсегда влюбленные в Пушкина. Поэтому хожу туда, почти таючись, как молодая девушка на свидание с человеком, который не нравится родителям.

Я иду дорогой, которую Довлатов описал в «Заповеднике». Из Пушгор – через турбазу, по полю, мимо валунов, которые почему-то ему не нравились. Мне они нравятся очень.

Гораздо ближе, конечно, идти из «Арины Р» – небольшого придорожного отеля, где я почти всегда останавливаюсь. Но мне ближе не надо. Мне хочется пути, как раз таки  подлиннее.

Летом дорога цветная и со звуками – разнотравье в поле, ярко-синее небо с ватными обрывками белоснежных облаков, музыка и отдыхающие на турбазе, гомон птиц в деревьях. Зимой она черно-белая и в тишине. Летом настраивает на приподнято-радостное ожидание встречи со старым знакомым, зимой – на грустно-философские раздумья.

Да, к домику Довлатова я отношусь как к старому знакомому, ведь знакомы мы с ним почти два десятка лет. Как у старого знакомого отмечаешь появившиеся морщины на лице или килограммы на боках, так и тут я отмечаю изменения в архитектуре, на приусадебном участке, во внутреннем убранстве.

Как со старыми знакомыми ты обычно разочаровываешься нанесенными на их облик годами разрушениями, так и у домика Довлатова я разочаровываюсь сделанными владельцами изменениями.

Хотя пытаюсь утешить себя мыслью, что, если бы Пушкин попал сегодня в Михайловское, то вряд ли узнал бы родительскую усадьбу, дом, обстановку. И скорее всего, они тоже ему бы не понравились. Не то, что плохие, а просто чужие. Во время войны имение господ Пушкиных, как известно, было уничтожено. Восстанавливали музей с нуля – по старинным изображениям и сохранившимся фундаментам. Обстановку и предметы пушкинских времен по сей день собирают по антикварным лавкам.

Так и с домиком Довлатова: чем больше времени проходит с момента, как он жил у лесника, тем менее дом походит на жилище из «Заповедника». Сейчас это уже почти приличная изба деревенских жителей середины семидесятых.

Первое ощущение от домика Довлатова, еще не реставрированного, было – шок. Как тут можно жить? Тем более, писать? Но перечитав имевшегося у меня к тому моменту Довлатова, поняла – только в таком он и мог обитать. Этот поседевший от времени, с просевшей крышей, неровными заплатами толя на стенках, домишко, окруженный почти непроходимыми зарослями запущенного сада, с кривыми окнами, набитым доверху грязными бутылками подполом, – и есть действительность Довлатова, его мироощущение. Растерянный большой человек, которого бросает по жизни, а домик – одно из суденышек, за которое он временно уцепился. К роскошной яхте его бы не прибило. Да он и сам не стал бы подниматься на ее борт. Иначе это был бы не Довлатов.

В гости – к Довлатову

Начали мы ездить в Пушкинские горы с закадычной подругой с середины девяностых, когда перебрались, гонимые независимостью родного Узбекистана, в Россию. И сразу же влюбились в заповедник, в бородатого директора Георгия Василевича, Надюшу – его интеллигентнейшую и добрейшую супругу, в атмосферу увлеченности поэтом и поэзией. А еще в шорох листвы и стрекотню кузнечиков летом и таинственную величавость этих мест зимой – синеватый снег, поскрипывающий под ногами, прозрачный стеклянный воздух, лай деревенских собак и попахивающий хвоей дымок из труб. Короче, в те самые «псковские дали», над которыми иронизировал Довлатов.

Я на всю жизнь сохранила ощущение тепла от обычных деревенских валенок, которые меня как-то заставил надеть Василевич после прогулки в морозный, потрескивающий стволами застывших деревьев, лес. Промерзла я в городских сапожках до зубовного стука. И как же уютно было натянуть валенки, юркнуть в настоящий овчинный тулуп и привалиться к стене возле русской печки в избе, куда мы забрели на огонек. Одно из лучших моих воспоминаний.

После Пушгор чувствую себя обновленной как после доброй баньки, и это состояние приподнятости над суетой иногда удается сохранять месяцы.

«Заповедника» Довлатова я тогда еще не читала. А прочитав, в следующий же приезд попросила музейщиков проводить меня к нему. И встретила глухую стену обороны. Под любыми предлогами, отводя глаза – народ тут живет искренний, говорить неправду не привыкший – мне в просьбе отказывали: не знают про Довлатова, не слышали про домик, не читали «Заповедника», некогда, дорога раскисла.

Но Довлатова к этому моменту уже активно печатали в России, и тропу к нему протоптали сами туристы, причем в буквальном смысле. Музейным работникам пришлось смириться, что в заповедник теперь ездят не только к Пушкину. Но отношения своего к Довлатову в большинстве своем они не изменили.

– Он, походя, унизил и оскорбил многих достойных людей. Конечно, большое видится на расстоянии, но я говорю с позиции тех, кто знал Довлатова и работал с ним, – сказала одна из старых сотрудниц заповедника, резюмируя коллективное мнение.

Тут любят повторять слова Гейченко, сказанные им после прочтения «Заповедника»:

– Питался, питался, обгадил и уехал. (Семён Гейченко, правда, употребил более крепкое словцо.)

Однажды я пришла к домику Довлатова – было лето, и застала там пожилую даму в старомодном желтом платье с набивным рисунком. Именно даму, а не женщину и не бабульку. Она представилась Верой Сергеевной. Оказалось, домовладелица.

Москвичка, кандидат филологических наук, на пенсии, приобрела дом в 1998 году, летом приезжает на каникулы с внуком.

Вера Сергеевна уже свыклась с многочисленными туристами, которые просят показать «домик Довлатова». Она радушна и словоохотлива, двигается легко.

– Я не покупала его, как дом Довлатова, – говорит Вера Сергеевна. – Я до этого снимала его на лето пять лет, вывозила внука. Потом сестра Ивана Фёдоровича (в книге он выведен как Михал Иванович), к этом времени покойного, – Евдокия Фёдоровна – сказала как-то за чаем, что тут жил Довлатов. Оказалось, я сплю на его кровати, только головой в другую сторону. Почему купила такую развалюху? А вот что было по деньгам, то и купила. Кандидаты филологических наук в замках не живут. Вы разве не знали?

Домик Довлатова. Фото 2005 года

Вера Сергеевна продолжает экскурсию:

– Вот зеркало, за которым брился Сережка, вернее, осколок зеркала.

Меня коробит панибратское отношение хозяйки к Довлатову. Но потом я начинаю понимать, это – не желание присоседиться к чужой славе. Просто с домом она вжилась в его судьбу.

Крупный обломок зеркала без рамы стоит на окне, опираясь острым углом на стекло. Потом я видела его еще не раз. Не заметила только в последний приезд прошлым летом. Честно говоря, расстроилась.

Сестру «Михал Ивановича» – довольно крепкую, кряжистую старуху с палкой, я тоже видела. (Мои коллеги спорили, сколько ей лет – можно было дать и шестьдесят, и все сто.)

Мы немного пообщались с ней накануне двухсотлетия Пушкина, когда в Михайловское навалила толпа журналистов. Некоторые знали уже о Довлатове. С ними мы к домику и пошли.

Кто-то спросил Евдокию Фёдоровну:

– А вы-то сами читали «Заповедник»?

– Читала, Андрюха подарил (Андрей Арьев, друг Довлатова, сегодня – соредактор журнала «Звезда».)

– И как? Понравилось?

– Гладко написано. Но врет много.

Ключ к пониманию

В своих записных книжках я нашла пяти-шестилетней давности записи с пресс-конференции в РИА Новости. Заместитель директора музея-заповедника «Михайловское» Елена Ступина оказалась к Довлатову более терпимой, чем ее коллеги.

Елена Алексеевна – старейший работник заповедника, была принята на работу экскурсоводом в начале семидесятых. («Я горжусь, что моя трудовая биография началась здесь, и здесь была сделана первая запись в моей трудовой книжке».)

– В том, что Довлатов достоин музеифицирования, не сомневается никто, – сказала Ступина. – Его нельзя ставить на одну доску с Пушкиным, про него невозможно сказать – это наше все. Но, безусловно, он – явление в русской культуре и литературе. Нашу литературу знают в мире сегодня во многом благодаря и Довлатову.

Как говорит Ступина, для нее в «Заповеднике» ключом к пониманию стало то, что деревню Березино он назвал Сосново. То есть, это – не калька, это художественное произведение, с литературным домыслом писателя, на которое он имеет право. Произведение, написанное на основе реальных событий, но – не сами реальные события.

Комната в которой жил Довлатов

Конечно, Ступиной задавали вопросы, каким ей запомнился Довлатов.

– Я помню, как он приходил в экскурсионное бюро, помню его фигуру. Помню грустный взгляд. У него была правильная литературная речь. Говорят, он пользовался большим успехом у женщин. Не знаю, я была слишком юной и восторженной, так вся была поглощена Пушкиным и Михайловским, что мне было не до Довлатова. Сегодня я понимаю, он приезжал сюда как писатель, и заповедник ему много дал.

Вспомнила Ступина и забавный эпизод с «Михал Ивановичем», который произошел через годы.

– Он пришел как-то и сказал: «У меня живэ писатель, он про меня книгу написал». Мы ему не поверили, решили, что у него похмельный синдром.

Такой ироничный…

А потом в Пушкинских горах я познакомилась с Виктором Никифоровым, местным музыкантом, который во времена Довлатова – как и тот  – водил в экскурсионный сезон по заповеднику туристов. Сегодня Никифоров работает в методическом отделе музея-заповедника. Привожу нашу с ним беседу практически дословно.

– Какое впечатление на вас произвел Сергей Довлатов?

– Такой ироничный, ирония во всем. Мне он тогда показался грузином, большой, черный, с усиками, нос картошечкой. Как сейчас помню нашу первую встречу. Это было воскресенье, я сижу на турбазе, жду туристов. Вдруг слышу в соседней комнате – гомерический смех. Захожу, сидят экскурсоводы, посередине комнаты – здоровый мужик, открыл громадный чемодан, там – носок, галстук и рубаха с одним рукавом. Рассказывает, как он все это за свою жизнь приобрел. Так его первый раз и узнал, Довлатова. Потом, гораздо позже, прочитал его рассказы «В чемодане» и подумал, что он тогда на нас обыгрывал сюжет.

Второй раз встретил его в Михайловском на экскурсии, я своих экскурсантов за ним вел. Стою в одной из комнат и слышу, как он за дверьми декламирует: «Ты жива, моя старушка, жив и я…» Елки-палки, думаю, это ж Есенин! Но то ли он сам понял, что маху дал, то ли кто-то из туристов спросил, при чем тут Есенин, только слышу, как он говорит: «Так вот, Александр Сергеевич Пушкин оказал огромное влияние на творчество других русских поэтов, на Есенина, например». Потом все это прочитал в его повести «Заповедник».

– А как вы восприняли книгу?

– Мне ее первый раз знакомый рентгенолог подарил, контрафактный вариант. Довлатова в СССР не издавали, запрещен был. Мне тогда, с высоты прожитых лет, «Заповедник» показался немного односторонним. Показана во всем смешная и нелепая сторона. Первая мысль – почему Гейченко нет, или Арьева, прекрасный же экскурсовод был, его друг. Потом думаю, ну, значит, такой талант у него был, просто другой жанр.

О.Крупенье и В.Никифоров в Пушкинских горах

– Судя по «Заповеднику», он относился и к своей работе с иронией. А каким экскурсоводом был, на ваш взгляд? Хорошим? Или халтурил?

– Серега был фантазер и выдумщик. Задавал иногда себе задачу: на экскурсии, например, ни разу не сказать – Пушкин. То есть, называл его другом Вяземского, великим русским поэтом, автором «Евгения Онегина» и так далее. Так развлекался. Ему доставляло удовольствие, когда кто-то из туристов в конце экскурсии спрашивал: «А в имении какого поэта мы были?» Удивленно говорил: «А разве я не сказал? Александра Сергеевича Пушкина».

Помню, еще был случай. Веду экскурсию возле озера Маленец, на Савкину горку. Навстречу Довлатов со своей группой возвращается, прошел мимо, вдруг догнал меня и спрашивает: «Вить, а как рассказать?..» Не помню уже, о чем спросил. Я ему объяснил, он так хитро посмотрел: «Ха! И я так рассказал…» – и побежал дальше.

– Говорят, он сильно пил? Да и сам он об этом пишет…

– Вот все говорят, что он сильно пил. Не знаю. Я никогда его не видел пьяным. И не пил с ним.

– Какие-то еще истории, связанные с Довлатовым, помните?

– Байка про него ходила, что у могилы Пушкина, после завершения экскурсии, он говорил, что на самом деле, тела поэта тут нет, оно захоронено в другом месте, и собирал по рублю с человека. А потом отводил на какое-то старое кладбище, показывал место, где поэт якобы покоится. В «Заповеднике» об этом тоже есть… Знаю, другие товарищи у нас этим грешили, а про Сергея не знаю, этого за ним не водилось, по-моему.

– Вы с ним общались потом, после эмиграции?

– Нет, никогда не виделись больше. Но в конце восьмидесятых я работал в детской музыкальной школе, я же – преподаватель музыки на народных инструментах: баян, домра, балалайка, а летом подрабатывал в экскурсионном бюро на турбазе. Но раз смотрю по телевизору – «Чайка» у меня была, черно-белая еще, – Сергей крупным планом, говорит о русских писателях в Америке. Лицо изможденное, я был потрясен. Такая усталость, тоска в глазах. Боже мой, думаю, вот ты где, Серега, в Америке оказался… Я долго думал о нем, все никак не мог придти в себя, так он изменился, таким выглядел постаревшим.

Виктор Никифоров долго молчит, качая головой, потом произносит:

– Нам и в голову придти не могло, что такой талант рядом с нами ходит. А сейчас многие им интересуются. Темирканов как-то приезжал, тоже хотел побывать у Довлатова. Все меня коньячком соблазнял… Ох, пора мемуары писать…

Дом-музей

Вопрос сохранения домика Довлатова и создания в нем музея обсуждался лет десять. Как всегда, все упиралось в деньги. У государства их на Довлатова решительно не хватало. В результате дом был выкуплен у Веры Сергеевны частными лицами. (Жуткий канцеляризм. Сергей Донатович, думаю, тут непременно бы съерничал: почему лицами, а не ногами или ушами?) За вполне приличную сумму – хозяйка уже знала, в каком доме когда-то поселилась.

Я – да и не я одна – боялась, что владельцы не сохранят избушку, снесут и представят широкой публике какой-нибудь уже новодел. Слава богу, не случилось. Хотя в прессе весьма уважаемыми людьми и высказывалось мнение – распилить домик на сувениры.

Профиль Довлатова на одной из стен домика

Четыре новых хозяина оказались настоящими меценатами, низкий им поклон. Можно только догадываться, во сколько обошлась операция по спасению дома. Его разобрали, посадили на металлический каркас и собрали снова.

Дом-музей Сергея Довлатова в Пушкинских Горах открылся 3 сентября 2011 года, к его семидесятилетию. Не благодаря, а вопреки. Его не хотели верные почитатели Александра Сергеевича. Его не хотела вдова, навсегда обиженная на страну за прошлое отношение к мужу. На него было наплевать официальным деятелям культуры. Но дом-музей в Березино появился и живет. В этом году там даже прошел первый фестиваль имени Сергея Довлатова. На деньги спонсоров, разумеется.

Сегодня с домиком Довлатова все в порядке. Не хочется, правда, думать, что будет с ним потом. У частных музеев в России незавидная судьба.

Ольга Крупенье

Подпишитесь на ежедневный дайджест от «Континента»

Эта рассылка с самыми интересными материалами с нашего сайта. Она приходит к вам на e-mail каждый день по утрам.