Домашние радости

Я честно пытался прочитать книгу Михаила Кельмовича «Иосиф Бродский и его семья» (М.: ОЛМА Медиа групп, 2015), но при всей моей заинтересованности в информации о любимом поэте, при всем моем уважении к родителям его, все же, прочитав 70 страниц из 360, понял, что все же есть предел терпению.

Из нескольких десятков прочитанных в книге страниц меня поразили две-три. Те, где автор описывает, как внимательно Бродский относился к первым поэтическим опытам своего племянника.

Все остальное – для узкого круга, но почему-то вводится в широкий читательский оборот.

Из предисловия к своей книги, в котором Михаил Кельмович говорит о том, какие принципы положены в основу этой книги все три основополагающие положения спорны.

Во-первых, что ему хотелось уйти от сухого изложения фактов и добиться художественности.

Во-вторых, что кроме него уже некому написать о родственниках Бродского.

В-третьих, что есть две семьи – малая, собственно, отец и мать, собственно, родители поэта, и большая – все родственники со стороны матери: три сестры и один брат со своими супругами и детьми, к которым относиться и автор как бы биографического повествования.

Начнем с того, что художественность тут получается достаточно специфическая. Я не хочу цитировать перлы, поскольку тогда пришлось бы переписывать чуть ли ни всю книгу. Но дело даже не в них, если автор ее не был представлен как дизайнер, психолог и писатель.

Психология в его описаниях есть, но бытовая, на уровне разговоров за столом, до и после застолья. И достаточно специфических. Конечно, в них есть правда жизни, но все это – опять повторю – пригодно для своих, поскольку говорилось не для печати, а в своем кругу и по ходу дела.

Литературности здесь действительно много. Велеречивых рассуждений, показного глубокомыслия, философствования по всякому поводу, некоторой амбициозности даже.

Вывод прост: книге не хватало настоящего редактора. У меня нет, естественно, претензий к Михаилу Кельмовичу, которого назвали писателем, наверное, с некоторым авансом, чем испортили все дело.

Очевидно, была написана рукопись, ее надо было править, сокращать, убирая длинноты и банальности. Но этого не произошло.

Заметим к слову, что при тираже 2000 экз. и интересе ко всему, что имеет отношение к Бродскому, особенно к тому, что не так широко освещалось в воспоминаниях его друзей, ясно, что тираж будет раскуплен. И у книги будут свои почитатели, которые так узнают о круге взаимоотношений известного поэта, который в приближении к нему окажется обыденным и немного пошлым. (Пушкина вспоминать не буду, поскольку ясно, что поэт любой может, по словам Ахматовой, как и стихи, вырасти из сора, но все же становится таковым не из-за родственников, только общения с ними, а потому, что верит в свой талант.)

Напыщенность письма и вязкость описаний здесь будут кому-то интересны, но не в связи с поэзией, а просто как бытописательство. И надо было книгу сокращать, но этого не произошло. При том, что редакторская работа все-таки чувствуется, но не как сотрудничество с автором, а некоторый диктат над непосредственностью и дилетантизмом его повествования, явной и последовательной непритязательностью. Никто не требовал, чтобы родственник поэта стал вровень ему в мемуаристике, но все же что-то от хорошей прозы тут должно быть, как говорится, положение обязывает. Но не пришлось. Да еще внизу каждой страницы напечатан слоган – Наши кумиры. Вероятно, как название серии, что и безвкусно по всему, и мелко, и неприятно по отношению к великому русскому поэту двадцатого века.

Известно, что Бродский в стихах и в прозаических эссе писал неоднократно про свое детство, семью (как и в интервью Соломону Волкову, которые, наверное, так же подправлены, как и книга Кельмовича). И сказал то, что считал нужным и как хотел, чтобы это осталось правильно в памяти читателей.

Если почти за двадцать лет (с 1996 года) с даты его ухода, кажется, никто о нем не написал в контексте родственных отношений, значит, в этом не было необходимости.

А кроме зарубежных авторов о Бродском совершенно замечательную книгу «Нобелевский тунеядец» написал и издал Игорь Ефимов. О нем же, пусть и спорно, но точно рассказал в своих заметках об Ордынке Михаил Ардов, священнослужитель и уж точно настоящий писатель, если судить по его давнему тексту, который был опубликован в журнале «Новый мир». В доме Виктора Ардова жила и Ахматова, будучи в Москве, сюда приходил и Бродский, как и многие известные ныне литераторы и не только. Так что, сын известного эстрадного драматурга, Михаил, рассказал о доме отца и его жителях и гостях познавательно и по-настоящему художественно. Были и другие книги, но в них элемент тенденциозности, житийности зашкаливал, так что прочитать их было любопытно, понимая, что « в действительности все не так, как на самом деле», что замечательно сформулировал удивительный польский писатель Станислав Ежи Лец.

И, наконец, концепция двух семей – малой и большой – могла бы быть точнее отражена как в названии книги «Иосиф Бродский и его семья», так и в самой подаче мемориального материала. Можно было сделать две книги, можно было одну книгу разделить на две части, и очень аккуратно, лейтмотивом, провести по всем страницам и главам упоминания об Иосифе Бродском.

И, несомненно, как минимум в два раза сократить. Тогда бы получилась бы просто замечательная книга – емкая, точная и востребованная.

Если же автор и издательство хотели остаться в том формате, который изначально был выбран – две семьи под одной обложкой- то тогда надо было бы использовать более качественный и яснее воссозданный материал, описание бывших событий, обстоятельств и встреч.

Конечно, даже ради одних фотографий можно было бы взять эту книгу. Их, действительно, много, но и они – однообразны, порой плохо отобраны и повторяют слишком дословно то, написано Михаилом Кельмовичем.

Да, чего стоит обложка (наверное, фотомонтаж) на каком-то фоне коричневатом по кино в стиле ретро. Гораздо лучше и точнее передает содержание книги подборка фото на обороте книги. Но, видно по всему, важнее было сразу обратить внимание читателя на того, о ком вроде бы идет речь в данном опусе. Вот и получилось аляповато, рекламно и прямолинейно.

При всех моих критических замечаниях могу сказать, что, в принципе, при наличии обширного материала удалась бы при ином стечении обстоятельств вполне приемлемая и достойная книга. Но что-то не сошлось.

И вина тут не автора, Михаила Кельмовича, а издательство, которое, скорее всего, спешило отметиться к юбилею Иосифа Бродского. И потому выдало черновик за законченное произведение, что вызывает сожаление по разным причинам.

Как разочарование в лучших чувствах, как обманутые ожидания.

Понятно, что в данном случае не в том, что должен был быть обязательно шедевр вспоминательной прозы. Но – хотя бы проза жизни, описанная без красивостей или заурядности.

Эллендея Проффер Тисли в своей книге о Бродском пишет, что ее покойный муж, Карл Проффер, друг и постоянный издатель не только данного поэта, написал о нем свои записки по памяти. Показал их Иосифу Бродскому, который, прочитав их, сказал, что они правдивы, но он против их публикации.

Волю поэта выполнила теперь и вдова Карла Проффера.

Эллендея Проффер Тисли в свою книгу о Бродском включила несколько страниц этих воспоминаний, выделив их курсивом и предварив их рассказом о том, как их воспринял герой мемориального повествования.

Что, на мой взгляд, правильно и честно.Без прикрас и напыщенности, что и делает книгу «Бродский среди нас» фактом и литературы тоже в широком смысле такого определения. И чего не хватает книге «Иосиф Бродский и его семья», как это ни печально признавать на все уважение к труду и усилиям ее автора.

Вопрос не в закономерности сравнения, а в свободе быть самим собой. О вкусе, профессионализме и работе редактора.

Илья Абель