Дневник Вани Казновского, мальчика из прошлого века

O тайнах старого сундука

Я давно мечтала о старом сундуке. И вот, наконец, именно такой, дубовый, с потускневшим кованым замком, попал ко мне в руки. Купила за гроши, потому что никому, кроме меня он оказался не нужен, сегодня все предпочитают хайтек, минимализм, пластик. Я схватила мой сундук и привезла его домой. Почистила от паутины и пыли. Протерла каждый резной изгиб. И он ожил. Я мечтала о сундуке не просто так. Старые вещи хранят тайны. На дне сундука лежала потертая, потрескавшаяся от времени коленкоровая тетрадь. Ее тоже выбросили за ненадобностью. Сегодня все предпочитают гаджеты, девайсы и прочий электронный хлам.

Это был дневник Вани Казновского, мальчика из прошлого века.

Поразила дата на обложке – 1923 год. Мне показалось, что это знак. Мальчик писал про свою маленькую жизнь, наполненную совсем не детскими чувствами и переживаниями. День за днем, страница за страницей.

Вот он, его семья и сотни других потерянных людей уплывают на пароходе из России в Харбин. Догадываются ли они, что это путешествие в один конец, что возврата нет? Не знаю. Но даже ребенок на палубе не безмятежен. Он рисует печальных птиц, пишет грустные стихи. И, кажется, понимает, почему все время плачет мама.

Потом они долго и тяжело устраиваются на новом месте, поражаясь непохожести и в то же время похожести картинки за окном. Флоксы в маленьком палисаднике, летняя гроза, с раскатами грома и крупными градинами: «совсем, как дома!».

Через какое-то время уже и Харбин становится домом. Мальчику нравится новая школа (конечно, это русская школа). Вот расписание уроков на вторник: диктант, закон Божий, физика, арифметика, гимнастика. У него появились друзья. А соседская девочка в нежно-желтой соломенной шляпке, смущаясь, написала в его дневнике такую строчку (кажется, это про любовь!): «Я стала усердно молиться с тех пор как узнала тебя, к тебе моё сердце стремится, я жить не могу без тебя».

Жизнь как будто налаживается.

Но совсем скоро выясняется, что надо снова уезжать. Бежать. К власти пришли китайские коммунисты. История, как заевшая пластинка, повторяет один и тот же мотив.

И снова они в спешке пакуют чемоданы и корзины. И опять вокзал, и станции за окном, как переводные картинки. Куаньченцзы – проверка паспортов. Мукден – пересадка. Новый поезд на Фузан. Там носильщики перевозят вещи на пристань, с которой отходит пароход до Японии. Через двенадцать часов они швартуются у причала с загадочным названием Шимоносеки. Оттуда с приключениями добираются до местного вокзала, грузятся в другой поезд, который везёт их в Иокогаму. Несколько дней в Японии, на перекладных. Наконец, с превеликим трудом разместились в крошечной гостинице «у Порчака» (кто это, земляк, знакомый?). Отдали белье прачке, сходили в баню, потом на прием к доктору, где «получили билеты на пароход» (наверное, не билеты, а некое медицинское освидетельствование для въезда в Америку, куда держали путь). И опять пароход, и опять десять суток вплавь, до Гавайев. Мальчик рисовал в тетради всё, что видел в пути: матросов, пассажиров, дельфинов, летучих рыб и даже акулу, которая мелькнула у птичьих островов. Когда случалась качка, он старался не показывать страха, рисовал еще детальней, писал еще подробней. Так, разговаривая с самим собой, понемногу успокаивался и уже почти не боялся этого нескончаемого пути. Наконец, пароход, их плавучий дом, пришвартовался в Гонолулу! Здесь можно было перевести дух. Они бродили по городу. «Как богато наградила этот остров природа», – писал восхищенный мальчик. Заглянули в огромный стеклянный аквариум с неведомыми рыбами, купили в лавочке продуктов. Надо было подкрепиться, чтобы продолжить путь – в Сан-Франциско.

Город их встретил кисельным густым туманом. Но когда они подплыли к мосту Золотые ворота, над антрацитной водой вдруг так ярко вспыхнуло рыжее солнце, что разом отлегло от сердца и стало понятно: путешествие закончилось. Этот новый город подарит им всё: веру, надежду, жизнь.

Я пыталась найти какие-то следы Вани Казновского. Набирала в поисковиках его имя по-русски и латиницей, тасовала буквы в фамилии в разных вариациях – не нашла. Как хочется верить, что этот мальчик прожил хорошую, счастливую жизнь, что всё у него получилось. Что длинная-длинная дорога привела его, наконец, в правильное место.

Но кто ответит мне, почему же нет конца и края этому скорбному пути, даже теперь, спустя сто лет?

Евгения Лещинская