Дедушка умер, но дело его живет – лучше бы было наоборот

Ленинцев, дорвавшихся однажды до власти, бывших не бывает. Они будут насмерть стоять, перекрашивая знамёна свои, распространяя заразу лжи, наживаясь на мерзкой идеологии, позволяющей уничтожать миллионами несогласных, разжигая войны и мор…

Ильич вошёл в мою жизнь в раннем детсадовском детстве эдаким добрым дедушкой, раздававшим солнечные улыбки с висящего в центре зала портрета.

Висел себе и висел. Мы пели разные песенки, танцевали под его одобрительную улыбку и мечтали о маленькой звездочке на груди с портретом кучерявого ангелочка Володи Ульянова. Мечты, как правило, нужно было ждать аж до первого класса, и все хотели попасть поскорее в первый класс.

Первоклассники завидовали третьеклассникам, которые уже становились пионерами – всем ребятам примерами. А кто не хотел быть всем ребятам примером? Только не говорите, что не хотели – хотели все, потому что это же было так весело ходить строем и в барабаны бить, в горны горнить и кричать во все горло «Всегда готов!», когда тебе тоже выкрикивали команду «Пионер, к борьбе за дело Коммунистической партии Советского Союза будь готов!»…

И пионерская организация тоже носила имя Владимира Ильича, который уже не был Ульяновым, а стал Лениным. И меня, Лену, это всегда веселило: Ленин – мой, т.е. Лены…

Уже через много лет у меня пионеры стали пионЭрами и все больше ассоциировались с теми, кого великолепная Фаина Раневская посылала в жопу. Из песни слов, простите…

Но в третьем классе я клялась «перед лицом своих товарищей… горячо любить и беречь свою Родину, жить, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия, как требуют Законы пионеров Советского Союза».

Я никогда не рвалась в пионерские активисты и прочие «правильные ребята», потому что мне нужно было просто хорошо учиться, заниматься музыкой, рисованием и даже художественной гимнастикой, – родители явно оторвались на мне в своём желании вылепись из меня человека. И мама часто повторяла, что мне, пятилетней, прекрасный актёр и народный артист СССР Иван Переверзев написал: «Леночка, будь Человеком!»… Так что мне приходилось не только выполнять все заветы Ильича, но и Ивана Фёдоровича…

Помимо школы активизма и стукачества пионеры оставались просто теми, что было в сути скаутства, взятого за основу в СССР, но, как принято, переписанного на свой политический лад. Пионерские лагеря меня ждали летом своими кострами, линейками, отрядами, песнями и всем, чем положено было промывать неокрепшие детское сознание, оттачивая в каждом ребёнке все правильные черты винтика системы, шагающей к Коммунизму, к величайшей утопии человечества.

Мне даже папа устроил летом как-то перед восьмым классом поездку на смену в «Артек». Как и положено, я опоздала на день и вместо пребывания в этой святая святых всех пионеров мира с ребятами из Украины, я попала в дружину «Лазурная» в один отряд с ребятами из Армении и Литвы, которые научили меня всем правилам анархии и неповиновения. Друг мой Саулюс из Вильнюса категорически отказывался реагировать на дрессуру в стиле «Отряд, внимание: всем, всем добрый день!», а также галстук предпочитал держать в кармане и по вечерам рассказывал мне о «зелёных братьях», а я припоминала, как их Гедеминас в 14 века через Киев к Чёрному морю ходил. Было весело. Гагик из Еревана учил нас связывать простыни и со второго этажа спускаться, чтобы ночью бегать к морю купаться. Один раз нам даже удалось искупнуться, но закончилось все весьма предсказуемо и почти трагически с угрозами отправки по домам. По домам никто не хотел – нам и в предлагаемых условиях было вполне весело…

Впрочем, с ношением галстука уже у меня не складывалось с класса пятого, или шестого и этот красный треугольник, повязанный на шее, снимался при выходе из школы и засовывался глубоко в безразмерные отделения портфеля. Сознание условности положенной игры приходило постепенно, и игра брала вверх над идеологией, но 19 мая всегда тебе напоминало в календаре о рождении пионерской организации, как и портреты пионеров-героев не давали расслабиться. Будь, как Павлик Морозов!

Многие не задумывались над тем, что Павлик Морозов оказался банальным стукачом, но в стране, где писалось 4 миллиона доносов, это было почетным. А, если не будь, как Павлик Морозов, то будь изгоем. Поди расскажи ребенку, кем не надо быть, когда пропаганда и страх убивали ежеминутно сознание, а на подвиг «противления злу» не все были готовы…

Потом так же незаметно подкрался Комсомол с его маленьким значком с таким же маленьким портретом Ленина, с утомительными бесполезными собраниями и промыванием сознания цитатами из многотомников В.И.Л.

Я помню, как клеймили всех отъезжающих из СССР, каким преступлением было носить джинсы, добываемые по блату. И на этих джинсах, на самом том месте, куда Раневская посылала пионэров, красовался американский маленький флажок. К счастью, «Джаз и Родину продашь меня не коснулись», ибо все это безумие было из эпохи моих родителей. Хоть в чем-то повезло.

Комсомол, увы, входил в обязательную программу любого советского студента, потому что без этого членства твой облик строителя коммунизма был незавершенным. Мое членство в ВЛКСМ заканчивалось уплатой взносов и гомерическим хохотом от чтения протоколов бесполезных комсомольских собраний. Впрочем, я хорошо запомнила, как мне летом 1986-го года напомнили о моем комсомольстве, отослав на съемки в Чернобыль. За все в жизни платить надо и даже за молчаливое членство. Эту истину я помню всю жизнь.

После благополучного выхода из рядов комсомольцев СССР приказал долго жить и мне посчастливилось никуда больше не вступить. Зато приятно было видеть бывших уже комсомольцев и доблестных партийцев, наперегонки покидающих тонущий корабль-призрак под названием КПСС.

Но ленинцев, дорвавшихся однажды до власти, бывших не бывает. Они будут насмерть стоять, перекрашивая знамёна свои, распространяя заразу лжи, наживаясь на мерзкой идеологии, позволяющей уничтожать миллионами несогласных, разжигая войны и мор…

Я до сих пор помню все стихи и песни, прославляющие компартию – это наше проклятье, наша тяжкая ноша. Я никогда не любила Маяковского и всех, кто продавал свою совесть за право служения власти. Я вздрагиваю от голоса Лещенко, потому что я слышу «И Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди!»…

Своим детям я передала нелюбовь к красным флагам и портретам Ильича, рассказала о Красном терроре, инициированном добрым дедушкой, улыбающимся с портретов, о злодеяниях тех, кто пришли разрушить все до основанья, не оставляя «затем» миллионам даже права на жизнь. Мои дети читали Солженицына и Шаламова, Суворова и Бердяева. Они бывали в музее Коммунизма и прекрасно понимают путь в него, устланный трупами…

Но другие дети этого не знают, увы… Однажды я посетила мавзолей, выстояв предварительно в длинной очереди. Я увидела тушку, которую никак не предадут земле… Я увидела страшный символ, продолжающий отравлять мир своими человеконенавистническими идеями, прикрытиями красивыми лозунгами о всеобщем благе, о мире идеальном, в котором только нет места человеку.

22 апреля, 150 лет назад, родился монстр. Поначалу этот монстр был похож на нежного ребёнка с кучерявой гривой волос на голове и в нем были вполне человеческие черты. Но с годами волосы опадали и на их месте все яснее проступал череп. И каждый раз, видя красные флаги с серпами и молотами, я вижу рядом с этими инструментами черепа, уничтоженных миллионов, под торжественное исполнение «Интернационала»…

В.И.Ленин и сегодня, к сожалению, «Живее всех живых!», а Призрак давно бродит миром…

Елена Пригова