Цифровое настоящее: люди в сети

«Люди никогда не прикасаются друг к другу. Этот обычай вышел у них из употребления и теперь принадлежит Машине».
Э. М. Форстер. «Машина останавливается», 1909 год

Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.

Более ста лет назад английский писатель Эдвард Морган Форстер предсказал в своей новелле «Машина останавливается» [1] технократическую цивилизацию, в которой люди почти забыли, что такое непосредственное человеческое общение, живя в Сети (Машине) и видя близких, друзей и знакомых посредством «круглых металлических пластинок». Новелла начинается следующим диалогом сыном и матери.

«… проходит еще не меньше пятнадцати секунд, прежде чем круглая металлическая пластинка у нее в руках начинает светиться. Слабый голубой свет переходит в багровый, и вот она уже видит лицо сына, который живет на другой стороне земного шара, и сын видит ее.

– Куно, какой ты копуша, – говорит она.

Он печально улыбается.

– Можно подумать, что тебе нравится бездельничать.

– Я уже несколько раз звонил тебе, мать, – начинает он, – но ты всегда занята или выключена. Мне нужно тебе что-то сказать.

– В чем дело, дорогой? Говори скорее. Почему ты не послал письмо по пневматической почте?

– Мне казалось, что лучше самому сказать тебе это. Я хочу…

– Ну?

– Я хочу, чтобы ты приехала повидаться со мной.

Вашти внимательно всматривается в изображение сына на голубом диске.

– Но ведь я и так тебя вижу! – восклицает она. – Чего же тебе еще?

– Я хочу увидеть тебя не через Машину, – отвечает Куно. – Я хочу поговорить с тобой без этой постылой Машины.

– Замолчи! – прерывает его мать; слова сына покоробили ее. – Ты не должен плохо говорить о Машине.

– Но почему?

– Это недопустимо.

– Ты рассуждаешь так, будто Машину создал какой-то бог, – возмущается сын. – Ты еще, чего доброго, молишься ей, когда у тебя что-нибудь не ладится. Не забывай, что Машину сделали люди. Гениальные, но все же люди. Конечно, Машина – великая вещь, но это еще не все. Я вижу на оптическом диске что-то похожее на тебя, но это не ты. Я слышу по телефону что-то похожее на твой голос, но и это не ты. Вот почему я хочу, чтобы ты приехала. Приезжай, побудь со мной. Ты должна меня навестить, нам нужно повидаться с глазу на глаз, чтобы я мог рассказать тебе о своих надеждах и планах.

Но она говорит, что у нее нет времени ездить в гости.

– Воздушный корабль доставит тебя за два дня.

– Ненавижу воздушные корабли

Почему?

– Ненавижу смотреть на эту отвратительную коричневую землю, и на море, и на звезды. В воздушном корабле мне не приходят в голову никакие мысли.

– А мне они только там и приходят.

– Какие же мысли ты можешь почерпнуть из воздуха?

… В воздушном корабле… – Он внезапно замолчал, и ей показалось, что ему стало грустно. Правда, она не была а этом уверена. Машина не передавала различия в выражении лица. Она давала только общее представление о людях – для практических целей вполне удовлетворительное, по мнению Вашти…

…Машина пренебрегала неуловимыми нюансами человеческих чувств, якобы определяющими, по утверждению уже изжившей себя философии, истинную сущность человеческих отношений, точно так же, как при изготовлении искусственного винограда Пренебрегали тем едва уловимым налетом, который мы находим на естественно созревающих плодах. Человечество давно уже привыкло довольствоваться заменителем – “вполне удовлетворительным”…

– По правде сказать, – продолжал сын, – мне хочется еще раз взглянуть на эти звезды. Это удивительные звезды. И я хотел бы увидеть их не из окна воздушного корабля, а с поверхности земли, как много тысячелетий назад их видели наши предки. Я хочу подняться на поверхность земли.

И опять его слова покоробили ее.

– Мама, ты должна приехать, – настаивал он, – хотя бы для того, чтобы объяснить мне, что тут дурного….

…На пюпитре рядом с выдвижной кроватью лежала Книга – все, что уцелело от бумажного сора тысячелетий. Это была Книга о Машине. В ней содержались инструкции на все случаи жизни. Если Вашти было жарко или холодно, если у нее болел живот или она затруднялась подобрать нужное слово, ей стоило только раскрыть Книгу, чтобы узнать, какой кнопкой воспользоваться. Книгу издал Генеральный совет, и ее роскошный переплет вполне отвечал вкусам эпохи…» [1].

И вот пророчество начало сбываться. За последнюю половину ХХ века ученым и инженерам удалось сделать процессор цифрового компьютера (работающего с двоичной информацией-цифрами «один» и «ноль») миниатюрным, помещающимся в одной микросхеме, а затем и вставить его внутрь мобильного телефона вместе с большой цифровой памятью. Получившиеся смартфоны были подключены к созданной в 90-х годах ХХ века всемирной компьютерной сети интернет и владельцы смартфонов и компьютеров, подключенных к интернету, стали «людьми в Сети». Людей в Сети делят на цифровых иммигрантов, цифровых аборигенов и «стариков».

Принято считать цифровыми иммигрантами людей, родившихся до 1965 года. Они делятся на подгруппы «беби-бумеров» (1946-1964 гг. рождения) и «стариков» (до 1946 года рождения). «Беби-бумеры» росли в относительно благополучные времена, однако застали бунтарские 60-е и поэтому готовы идти наперекор властям и начальству. Они готовы трудиться днем и ночью, лишь бы добиться своего. Их идеология – индивидуализм. «Старики» (те, кто родился до 1946 года) придерживаются самых традиционных взглядов и могут десятилетиями не менять место работы. Они испытывают уважение к любой власти и хуже своих детей и внуков разбираются в технике [2].

Термин Digital Native (коренной житель, абориген цифрового общества, человек, родившийся в цифровом веке) был введен американским педагогом и публицистом Марком Пренски в самом начале ХХI века. Эти люди выросли в условиях, когда компьютер и интернет были само собой разумеющимися частями окружающего мира (как раньше водоснабжение и электричество, а позднее телевидение). Говорят также о сетевом поколении – Net Generation, однако все сходятся на том, что налицо огромная разница между старшими поколениями и этим новым и что всё это непременно должно изменить жизнь людей [3].

Молодых от старших отличает не только отношение к компьютерам. У разных поколений – разные нравственные и материальные ценности, разные жизненный опыт, желания и надежды. Чтобы понять, как это мешает найти общий язык, выделяют в группе цифровых аборигенов две подгруппы: «поколение миллениума» и «поколение Икс». «Поколения миллениума» («поколение Игрек») – это родившиеся между 1981 и 2000 годами, они превосходят в обращении с техникой всех остальных. Они ценят деньги, но вместе с тем – и возможность не только работать, но и отдыхать, развлекаться. «Поколение Икс», люди, год рождения которых попадает в промежуток с 1965-го по 1980-й – это в основном уверенные в своих силах люди, готовые идти на риск. Сменить работу, если та разонравилась, для них так же естественно, как выкинуть устаревший гаджет [3]. А будущие поколения будут настолько погружены в интернет, что вопрос о его цели и смысле отпадет сам собой. Из жизни человечества исчезнет что-то очень существенное – тип мышления цифровых аборигенов и “стариков”. Однако им посчастливилось жить в уникальное время: они успели застать до-интернетовскую эпоху, а теперь активно пользуются всеми благами интернета.

Таков этот необыкновенный «миг между прошлым и будущим». Это конец уединению – утрата эффекта отсутствия. Мечтательная тишина в нашей жизни заполнена, жгучего одиночества больше не существует. Но до того как сотрется всякое воспоминание об этой потере, продлится тот короткий миг, когда мы будем помнить, что же было «до». Мы еще можем что-то сделать с теми малыми, почти незаметными мгновениями, когда вспоминаем о нашей любви к уединению.

Человек, который родился до 1985 года, знает, как жили люди без интернета и как живут с ним. Он совершает переход от «до» к «после». (Более молодым не посчастливилось во взрослом состоянии пожить в эпоху «до интернета».) Эти люди – цифровые иммигранты, которые не всегда считают новый мир достаточно приветливым. Выражение «цифровой иммигрант» не кажется слишком удачным. Ведь предполагается, что иммигрант, меняя страну, улучшает условия своего проживания или спасается от преследований. Вопреки определению “иммигрант”, цифровые иммигранты предпочитают искать пристанища в стране их юности. Они – последние из могикан, знают, какая была жизнь до интернета, они – единственные, кто умеет говорить на обоих языках. Они единственные переводчики с языка «до» на язык «после». Их дети так же мало способны ценить жизнь в сети, как они – изменения, вызванные печатным станком Гуттенберга в XV веке.

Последствия эмиграции в страну интернета, несомненно, будут включать какие-то побочные результаты, которые люди не способны предсказать сейчас. Целый ряд других побочных результатов очевидны. «Определенно, мы, блуждая среди обломков нашей взорванной реальности, не можем перечислить все, чего коснулся и что запятнал интернет. Но остановитесь на Таймс-сквер, посмотрите на свой айпад, а потом на здание редакции New York Times (где за последние годы сократили сотни рабочих мест), и вы сможете с полным правом повторить: Ceci tuera cela (“это убьет то” – прим. авт.). Самоуверенный историк будущего, вероятно, сможет нарисовать отчетливую картину революции сегодняшнего дня. Но мы, живущие сегодня и находящиеся по обе стороны водораздела поколений, знаем то, чего этот историк никогда не поймет: каково это – жить “до”» [4].

У цифровых аборигенов есть возможность жить одновременно в двух мирах – цифровом (виртуальном) и телесном (реальном). Они могут переходить из одного мира в другой. Остается интригующий вопрос, какой из этих миров они выберут становясь зрелыми, а потом и старыми людьми, со всеми присущими зрелости и старости проблемами?  От какого мира они тогда откажутся? Люди поверили обещаниям Google и Facebook о снижении невежества и уменьшении одиночества, забывая при этом о множестве компромиссов на этом пути [4].

В этот решающий для эволюции мозга момент цифровые иммигранты и цифровые аборигены обязаны поделиться друг с другом своими знаниями и опытом, чтобы двинуться дальше и обрести благополучие и гармонию. Новые технологии становятся неотъемлемой частью любой из сторон нашей жизни: необходимо объединить знания в области хай-тека и навыки межличностного общения – работать эффективней, сохраняя при этом в себе все человеческое. Такой обмен знаниями и умениями может пригодиться не только на работе, но и в личной жизни, в семье: «поколение миллениума» помогает своим дедушкам и бабушкам освоиться с компьютером или мобильным телефоном, а родители учат детей-подростков базовым социальным навыкам.  Так нейронные сети двух поколений получают полезную встряску. За последние годы многие цифровые иммигранты погрузились в мир хай-тека, но при этом лишились части своих социальных навыков. Их беспокоят те же симптомы, что и цифровых аборигенов: стоит интернету отключиться – и они чувствуют себя отрезанными от мира. У цифровых аборигенов, общения недостает с младенчества. Необходимо сбалансировать «человеческое» и «техническое» [2].

Евгений Перельройзен

ЛИТЕРАТУРА

  1. Форстер Э. М. Машина останавливается. – М.: Астрель, 2013.– 320 с.
  2. Смолл Г., Ворган Г. Мозг онлайн. Человек в эпоху Интернета. – М.: Азбука-Аттикус, КоЛибри, 2011.– 352 с.
  3. Шпитцер М. Антимозг: цифровые технологии и мозг. – М.: АСТ, 2013.– 288 с.
  4. Харрис М. Со всеми и ни с кем. Книга о нас – последнем поколении, которое помнит жизнь до интернета. – М.: Манн, Иванов и Фарбер, 2015.– 224 с.
Подпишитесь на ежедневный дайджест от «Континента»

Эта рассылка с самыми интересными материалами с нашего сайта. Она приходит к вам на e-mail каждый день по утрам.