Частный тренд собирательства

В связи со столетием музея изобразительных искусств имени Пушкина (Москва) открылось сразу несколько выставок, посвященных  солидной юбилейной дате.

Практически в каждом из больших и самостоятельных разделов музея (самостоятельных выставочных объектов) действует одновременно с другими выставка, которая полностью соответствует  конкретной тематике  данной экспозиционной институции.

Вполне закономерно, например, что в Отделе личных коллекций Музея имени Пушкина показывают артобъекты из частных собраний. Но, начиная с названия выставки — «Портреты коллекционеров» — и завершая тем, как отобранные музейщиками картины расположены в залах первого этажа Отдела частных коллекций данного музея (работы русских и западноевропейских авторов разных веков и национальных школ)  показанное здесь совершенно явно вызывает в общем и целом заведомое ощущение  эстетического дискомфорта.

Название выставки здесь понимается метафорически – через представленные произведения, которые до нынешнего дня находились в приватной обстановке домашних  коллекций-музеев (?), показать интересы и вкус их обладателей.

Несомненно, здесь при таком подходе к демонстрации частных раритетов есть и некоторое  лукавство. И потому, что первоначально, скорее всего, современным собирателям помогали в приобретении живописных произведений разных манер и стилей хорошо подготовленные эксперты. И потому, что, вероятно, для экспонирования на выставке «Портреты коллекционеров» из частных коллекций вещи отбирались самими музейщиками. То есть, перед нами их взгляд на коллекцию того или иного собирателя произведений искусства. Думается, что для чистоты приема правильнее было бы, чтобы сами коллекционеры отобрали свои любимые работы, что представило бы их реальный портрет, а не то, что видят в их собраниях искусствоведы.

Это, с одной стороны. С другой — немного странно по ряду причин видеть именно в данной музейной институции то, что взято из сугубо приватного пользования произведениями искусства.  Можно предположить, что концепция создания Отдела частных коллекций подразумевала, что здесь будут демонстрироваться на равных и артефакты дарения, и то, что на короткое время взято из личных собраний произведений искусства.

К слову, можно вспомнить, что Музей имени Пушкина со дня своего основания пополнялся и благодаря дарению друзей и спонсоров его. Их отношения с музеем в разные периоды его истории складывались в соответствии с тем, что тогда происходило в стране. Достаточно указать, например, при каких обстоятельствах коллекции Щукина или Морозова  в советские годы пополнили фонд Музея имени Пушкина.

Здесь нелишне напомнить, что принципиальное решение о создании Отдела частных коллекций приняли по идее известного филолога  Ильи Зильберштейна и бессменного до нынешнего дня директора музея Ирины Антоновой на излете советской эпохи, а осуществили только через десять лет, в середине девяностых.  Несомненно, что в этой затяжной паузе от обнародования идеи до ее реализации есть свидетельство, мягко говоря, осторожного отношения советских и российских властей к коллекционированию, как к таковому. То есть, к тому, что  советские граждане когда-то социалистического, а потом несколько обуржуазившегося государства , могут иметь не только дома и машины, ездить за границу, а и покупать что-то из классических образцов живописи и скульптуры на именитых аукционах или у самих художников, если иметь в виду новых классиков постсоветского периода отечественной истории.

Достаточно вспомнить недавние примеры: то, как Потанин купил «Черный квадрат» Малевича и передал государству. Также поступил Вексельберг с работами Фаберже, Усманов — с коллекцией Вишневской и Ростроповича.

По сути, перед нами идеальные вроде бы примеры социально ориентированного бизнеса, которые понятны, очевидны в своей конкретике, внятны, как жест, как поступок. И никто, конечно же, не сомневается, что крупные отечественные бизнесмены сами, исключительно по собственной воле озадачились покупкой за хорошие деньги серьезных артефактов.

Знакомясь с «Портретами коллекционеров», мы, вроде бы, одновременно оказываемся и в залах музея, и в гостях у тех, кому картины принадлежат. Замечу, что  это довольно специфическое ощущение.

В аннотации выставки полужирным курсивом в скобках дописано, что во время вернисажа один из коллекционеров передал музею картину в дар, продолжив столетнюю традицию сосуществования музейщиков и коллекционеров, сотрудничающих друг с другом.

Кстати, когда читаешь все ту же аннотацию, то предвосхищаешь , что предполагается встреча с чем-то безмерно великолепным и неповторимым. Возможно, что с точки зрения искусствоведов так оно и есть. Но, пройдя более двух десятков небольших залов, видишь работы разного масштаба и уровня дарования, которые достаточно прямолинейно – по персональной принадлежности к собранию их нового владельца- вписаны в галерейную среду.

И вот ощущение, что они явно не отсюда, не оставляет до конца просмотра, вызывает недоумение от увиденного и даже неприятие концепции выставки, как единого целого. Ожидание праздника не оправдывается, есть пестрое в любом смысле слова сочетание картин, которое оставляет впечатление некоторой невнятицы и несоразмерности замысла и исполнения его.

Не совсем прояснен лейтмотив выставки, есть некий зазор между образом ее, заданным названием и тем, что видишь на самом деле. Поэтому внимание привлекают отдельные работы, те, что привлекают новизной знания об их авторе или настоящим открытием этого автора.

Мне, скажем, интереснее всего показались «Абстрактная композиция» Какабадзе первых лет советской власти, в которой революционный дух времени обозначен рационально и творчески,  неожиданный Малевич или Гоначарова (пейзаж в духе импрессионистов), творчество Экстер, Лемпицкой, традиционный для Штеренберга натюрморт, как и что-то еще, вроде графики Суетина. Но не понравилось что иное  —  помпезное по содержанию или не самое характерное для конкретного живописца, как это случилось с работами Пиросманишвили.

Ясно, что перед создателями выставки стояли две взаимосвязанные задачи — в одном контексте показать и собирателей картин и  авторов произведений. В принципе, заявленный данный замысел  осуществлен и проведен последовательно во всей экспозиции. Но после знакомства с нею не остается ощущения единства внутреннего (в формате отдельного собрания) и  целостного, имея в виду все выставленное для знакомства со вкусами и художественными пристрастиями наших современников. Среди них есть и достаточно известные собиратели. Например, бывший министр культуры России Авдеев, известный  художник Глазунов, банкир Авен.

И вот ведь какой парадокс — все сделано профессионально и правильно, а не хватает какого-то нюанса, чего-то вроде сквозного действия, лейтмотива, некоей креативности, раскованности и изобретательности в организации музейного пространства, в размещении и сопоставлении работ и соответствия их изначальной концепции.

Подобная нестыковка особенно заметна, если сравнить выставку «Портреты коллекционеров» и часть большой экспозиции «Воображаемый музей». Того, кстати, что демонстрируется в Галерее искусства стран Европы и Америки ХIХ-ХХ вв.

В последнем случае четко и конкретно проведен принцип коллажа: рядом с картинами из фондов Музея имени Пушкина вывешены работы, которые ради названной экспозиции поступили из национальных музеев живописи разных стран. Настолько деликатно сосуществуют свои (Музея имени Пушкина) и чужие артефакты в данном случае, что, действительно, возникает иллюзия, будто бы перед нами в действительности воображаемый музей, музей мечты, в котором оказались то, что в Музее имени Пушкина нет в наличии, но без чего восприятие различных направлений  и стилей авангардного и реалистического искусства Европы и Америки оказывается неполным, возник и стал реальностью.

Именно такого соприсутствия не наблюдается на выставке «Портреты коллекционеров». Поэтому она воспринимается в основе своей почти не как качественное музейное высказывание об искусстве и коллекционировании его, а как некий художественный салон, витрина, где выставлены в некотором беспорядке картины различных авторов и изобразительных школ. Достаточно известный, надо сказать,  живописный сюжет — художественный салон и все разнообразие того, что в нем можно встретить случайному зрителю или  любителю , ценителю настоящей живописи.

Есть во всем выставленном в границах заданной темы — портреты коллекционеров — элемент суетности, необязательности и пестроты, что явно снижает художественный эффект от увиденного здесь, о чем остается только сожалеть.

Формально ведь знакомство с тем, что возникло благодаря вкусу, интуиции, финансовым возможностям собирателей произведений искусства — состоялось, но чувствуешь себя, как в прихожей, когда удается рассмотреть быстро-быстро то, что сразу попадается на глаза. Но такого беглого взгляда мало, чтобы составить более четкое впечатление о том, каковой  воспринимают живопись теперешние российские коллекционеры ее.

Стоит заметить, что сейчас, буквально, с самого недавнего времени, содержание выставки в свете известных событий приобретает несколько инфернальный аспект, революционный по своей сути и непредсказуемости.

И возникает ныне ощущение тревоги — что-то будет с такими коллекциями в перспективе, как они впишутся в реалии очередной президентской каденции, сохранятся ли в первоначальном виде, уцелеют ли, не дай бог, после обысков или пересмотра отношения к частной собственности, если таковое будет.

Так что получилась , собственно, «Портреты коллекционеров» в Отделе частных коллекций Музея изобразительных искусств имени Пушкина и не слишком четкими, и недостаточно радующими глаза и сердце. И тут не имеет принципиального значения, вышло так по стечению обстоятельств или из-за юбилейного желания показать количество за счет качества. Сейчас уже не так это уже важно, поскольку в конце лета выставка закроется и произведения, бывшие ее штучными реалиями, возвратятся в частные коллекции. Насовсем, скорее всего.