Бремя третьего поколения

Те, кто хотел окончательно решить еврейский вопрос, не делили нас на сефардов и ашкеназов, светских и религиозных, правы и левых.

День Катастрофы и героизма евреев Европы и Северной Африки – так с недавних пор официально называется дата, которую мы отметили на прошлой неделе. Спустя много лет историки и политики решили исправить историческую несправедливость и напомнить, что от рук нацистов пострадали не только европейские евреи, но и наши братья-сефарды.

Сама эта поправка еще больше обозначила всемирный характер Холокоста – те, кто хотел окончательно решить еврейский вопрос, не делили нас на сефардов и ашкеназов, светских и религиозных, правы и левых. Уничтожению подлежали мы все, в какой бы точке планеты ни жили.

Накануне Дня Катастрофы по традиции вновь были опубликованы данные о численности евреев в мире, согласно которым нас сегодня насчитывается 14,5 миллионов – все еще на 2 миллиона меньше, чем до начала Второй мировой войны. И как бы ни объясняли демографы эти цифры идущим процессом ассимиляции, дело, безусловно, не только в ней. И сегодня, спустя более чем 70 лет, наш народ все еще не может оправиться от пережитой трагедии. Кто знает, возможно, если бы не были уничтожены 6 миллионов евреев, не была стерта с лица земли великая идишская цивилизация, ассимиляция угрожала бы нашему будущему куда меньше.

Около двух недель назад я позвонил бывшему узнику гетто, в недавнем прошлом одному из ведущих инженеров “Авиационной промышленности”, приехавшему в Израиль в 1970-х годах, и попросил его дать интервью для нашей газеты.

“К сожалению, – ответил он, – я не вижу в этом смысла. Сам я родился накануне войны, так что в годы жизни в гетто был совсем ребенком, и те обрывочные воспоминания, которые у меня сохранились, вряд ли отражают реальную картину. О том, как действительно жилось в гетто, надо было бы спросить у моей мамы, которая сумела спасти мне жизнь, несмотря на все “акции”, но она, как вы понимаете, уже ничего рассказать не может. А просто пересказывать ее воспоминания, я не хочу”.

Этот короткий разговор обозначил ту проблему, которая давно известна: большая часть тех, кто видел Катастрофу своими глазами, уже ушли в вечность. Те, кто сегодня официально числится пережившими Катастрофу, были тогда детьми и в самом деле мало что помнят.

Понятно, что чем дальше отодвигаются от нас те страшные годы, чем меньше остается живых свидетелей Катастрофы, тем настойчивее предпринимаются попытки стереть или, по меньшей мере, исказить память о том, что было в те годы. Очень многие пытаются любой ценой убедить себя и весь мир, что евреи преувеличивают, привирают, фальсифицируют… Пресловутый закон, принятый недавно польским Сеймом, родился именно в этом году не случайно. Еще несколько лет назад ни один серьезный польский политик не посмел бы выдвинуть его на обсуждение. Да, конечно, этот закон отражает мнение и настроения большинства поляков. Во время поездок в Польшу я неоднократно выслушивал от них версию, что евреи сами помогали немцам отправлять себя в лагеря, а поляки тут совсем ни при чем. Но одно дело говорить это в частных беседах между собой или в едва не доходящем до драки споре с израильским коллегой, и совсем другое – превращать это мнение в закон и объявлять официальной исторической правдой.

Главное, что следует понять: польский закон – только первая ласточка. Да, сегодня большинство европейских стран осуждают Польшу за эту законодательную инициативу, но пройдут годы, и подобные законы, неровен час, могут быть приняты в других странах Европы. А чего стесняться, свидетелей-то нет!

Историю пытаются переписать не только там, на дальних берегах, но и здесь, в Израиле. К примеру, в этом году в пантеон спасителей еврейского народа в годы Катастрофы неожиданно решили внести имя Рудольфа Кастнера, который, по мнению многих историков, в значительной степени несет ответственность за гибель тысяч евреев Венгрии. В 1953 году на знаменитом судебном процессе Кастнера обвиняли в том, что он, в обмен на выезд группы евреев, взялся обеспечить их отказ от сопротивления и скрыл от них известную ему информацию о намерении нацистов уничтожить сотни тысяч венгерских евреев. Понятно, что этот процесс ударил по репутации партии “Мапай”, депутатом которой был Кастнер, и ее руководство сделало все, чтобы добиться его оправдания и обвинить инициатора процесса, журналиста Михаэля Грюнвальда, в клевете. 3 марта 1957 года Кастнер был смертельно ранен группой еврейских мстителей, а в 1958 году Верховный суд снял с него часть обвинений, но не признал его абсолютно невиновным.

В 1960 году Адольф Эйхман, по сути, подтвердил справедливость выдвигавшихся против Кастнера обвинений. И вот сейчас эта, по меньшей мере, спорная в еврейской истории фигура объявляется едва ли не святым, а в День Катастрофы в Кнессете состоялось заседание, призванное увековечить его память – к нескрываемой радости дочери Рудольфа Кастнера Сюзи и внучки, депутата от “Сионистского лагеря” Мерав Михаэли.

Я убежден, что именно сейчас наступает самый критический момент для сохранения памяти о Катастрофе в нашей национальной памяти. Весь прошлый исторический опыт свидетельствует, что память о тех или иных событиях обычно сохраняется в памяти двух поколений – непосредственных очевидцев и их детей. Затем эти события как бы утрачивают свою актуальность и превращаются “в дела давно минувших дней, преданья старины глубокой”. Но если третье поколение сохранит правду о нашей национальной трагедии, примет из рук дедов и отцов факел памяти и передаст его своим детям и внукам, появляется надежда на то, что факел этот будет пронесен сквозь века. Лучшим подтверждением тому является история еврейского народа, который, по мнению наших мудрецов, сохранился благодаря тому, что не прервался рассказ из уст в уста, от одного поколения к другому.

Отсюда та ответственность, которая ложится на представителей третьего поколения после Катастрофы, к которому принадлежит и автор этих строк. Если мы не сохраним для потомков истории наших семей, каждая из которых потеряла в Катастрофе немало своих близких, не помогут ни фильмы, ни фотографии, ни поездки в страны, где нас убивали, не говоря уже об официальных церемониях. Все порастет травой забвения, а посещение музея “Яд ва-Шем” будет вызывать у наших правнуков не больше эмоций, чем, скажем, посещение раскопок стоянок первобытных людей.

Поэтому лично мне очень хочется, чтобы люди моего поколения осознавали эту ответственность не только в День Катастрофы и героизма, но и ежедневно, ежечасно, помня, как много от них зависит. Думается, это часть нашей исторической миссии, подобно тому, как другой ее частью стал приезд в Израиль с тем чтобы наши дети выросли, а некоторые из них и родились уже в своем, еврейском государстве.

Давайте жить и помнить, что никому не дано стереть из нашей памяти Катастрофу, кроме разве что нас самих.

Петр ЛЮКИМСОН
“Новости недели”