Елена Цвелик | Брацлав: после погрома

”Еврейская Атлантида”, книга II, глава III.

Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.

Встань и пройди по городу резни,
И тронь своей рукой, и закрепи во взорах
Присохший на стволах и камнях и заборах
Остылый мозг и кровь комками: то – ОНИ…
Хаим Нахман Бялик,
”Сказание о погроме”.

Погромная статистика дает представления о размере катастрофы, постигшей украинских евреев в годы гражданской войны. В Киеве, Умани и Брацлаве было разгромлено 4078 еврейских домов, треть которых погромщики превратили в пепелища. Погромы эти производились по заранее разработанному плану. Наряду с этим шла кровавая работа по физическому уничтожению еврейского населения. По данным газеты «Комунистише фон» от 12 июля 1919 года число погибших в погромах евреев Брацлава составило 3931 человека; впрочем, точные цифры не удалось установить до сих пор. После того, как все имуществ выбрасывалось из разгромленных домов на улицы, наступала очередь крестьян, хлынувшим за добычей из окрестных деревень. Не опасаясь наказания, они складывали на возы награбленные вещи и возвращались домой.

Из воспоминаний очевидцев: …”Еще за месяц до погрома священник Никольский вместе с тогдашним главой уезда объезжал окрестные села, вел среди крестьян антиеврейскую пропаганду, призывал их посчитаться с евреями, желающими прибрать к рукам их земли, и т.д. Учитель городской школы Добровольский также прошел по селам с антиеврейской пропагандой. Он рассказывал крестьянам о том, что евреи превращают церкви в конюшни.

Все это стало известным впоследствии. Перед резней евреи и не догадывались о том, что земля проваливается под их ногами, и что их ненавистники роют им яму.

В понедельник гарнизон оставил город и выступил на Гайсин, а во вторник ночью было объявлено об опасности, и полчища окрестных крестьян собрались, вооруженные палками, жердями, граблями, лопатами и топорами, некоторые с огнестрельным оружием, и ворвались в город. Погром и резня со всем их ужасом начались уже в ту ночь. Сначала крестьяне перебили стоявших на посту еврейских солдат. После этого они рассыпались по городу, вытаскивали евреев из укрытий, убивали их со страшной жестокостью, а затем издевались над убитыми и рубили их тела на куски. Среди убитых была семья коммерсанта Авербаха. Он, его жена и дочь были жестоко убиты. Семья Солитермана тоже, он, его жена и сын, а также лавочник Уманский. В среду погром и резня продолжались. Партизаны предали город уничтожению, опустошали дома и лавки, изнасиловали многих женщин, и убивали молодых и стариков, женщин и детей. Многих евреев бросили в яму. Много евреев пряталось на кладбище, и было там зарезано. Спаслись лишь те, кому удалось сбежать. Некоторые выкупили свои жизни за деньги.

…Тогда было убито больше 300 человек, не включая 50 человек, убитых в селе Михиловка и привезенных для погребения в Брацлав”.

Авраам-Янкель Рабинович, раввин Брацлава: ”Боевики переходили из дома в дом, убивая …с невиданной жестокостью. Тойве Краснер они переломали ребра и ноги, и она прожила после этого больше часа. На ее глазах были убиты четверо ее детей… Исраэль Авербах, его жена и дочь Блюма были умерщвлены очень изощренно. Дочь была изнасилована на глазах ее родителей одним местным хулиганом, который до этого неоднократно получал помощь из раскрытой руки Авербаха. Жене Авербаха выстрелили в рот из-за того, что она умоляла убийц сжалиться над ее мужем. Их дочь Блюма после изнасилования была разрублена на куски. Галицкому вспороли живот, из которого вывалились внутренности, и он еще несколько шагов пробежал, а затем упал и умер… Некоторые из раненых бежали к Бугу, но и там их настигали пули убийц. Многих убитых убийцы бросали в реку. Число убитых было около 120 человек, но гораздо больше умерло от ран. Юдл Турбан был ранен в сустав. Долгое время он валялся на берегу. Боевики думали, что он мертв, но он выжил. Много семей было убито посредством отсечения частей тела. Впоследствии все эти части были собраны и захоронены в общей могиле”.

Майским погромом дело не кончилось. Раввин продолжает: ”16 тамуза в город внезапно ворвалась банда боевиков, и они с восьмого часа вечера до одиннадцати часов ночи убили больше ста человек, и еще двадцать умерло от ран. Многие были умерщвлены посредством отсечения частей тела и не похоронены, так как были убиты в поле, части их тел – разбросаны и стали добычей собак. 17 тамуза убийцы покинули город, а 18 тамуза вернулись. После своего прибытия они послали за мной, как за городским раввином, и предъявили требования к еврейской общине: контрибуцию в размере 300,000 рублей, 200 пудов хлеба, и 200 пудов овса (которого вообще не было в городе). Я сказал им, что община сделает все возможное для того, чтобы выполнить требования, но при этом они не прекратили убийства ни на секунду. Они также взяли заложников, пять уважаемых членов общины: Йосефа Кагана, Баруха Лейбишкиса, Хаима Даяка, Йосефа Коэна и Шмуэля Зана. Этих людей боевики подвергли всевозможным мучениям. Они привязали колокольчики на их шеи, и велели им плясать и прыгать. После этого они их пытали в течение двух часов, а затем убили страшной смертью. Число убитых было около 300 человек. 20 ава боевики явились опять, и убили девятерых евреев. Я также находился в большой опасности, и спасся от нее Божьей милостью”.

…Брацлавский мартиролог. Сухие строки с именами и фамилиями погибших: Израиль, Гитл и Блюма Авербух; Янкель, Рахель и Волько Солитерманы, Нисон и Этель Красноштейны, Липа Брацлавский, Яков Уманский, Элиезер Каган, Ицко и Нусин Куцепендики, Хаим Фишер, Мордко Каминер, Лея Свинцицкая и многие другие… Расстреляны, зарублены… Расстреляны, зарублены…

Убивали: повстанцы из банд Ляховича, Соколовского, Хмары, бойцы УНР из группы Тютюнника, красноармейцы, крестьяне из окрестных селений.

Яков Гильевич Уманский, арестован большевиками и брошен в Брацлавскую тюрьму, заключенных которой выпустили повстанцы седьмого мая 1919 года. Всех, кроме него, единственного еврея, которого расстреляли в камере во время молитвы. Тело Якова Уманского, завернутое в окровавленный талес, после казни привезли домой.2 Седьмого мая был убит родной брат Наума Куцепендика, Исаак, а во время следующего погрома в июле 1919  года – его отец, мать и старшая сестра Броня. Спаслись только дети и муж Брони, успевшие спрятаться на чердаке.

Янкель Солитерман, который еще в 1895 году субсидировал бесплатную столовую для голодающих в Брацлаве и помогал бедным; чета Авербух, спонсоры Брацлавской женской гимназии, их юная дочь Блюма, так и не успевшая получить свой гимназический аттестат…

Миллионер и нищий, студентка и гимназист, меламед и купец, ребенок и старик. Все они убиты только за то, что были евреями.

Да будет благословенна их память!..

Положение еврейского населения Брацлава после череды погромов было плачевным. Некогда цветущий оазис, Брацлав представлял собой разрушенное и обедневшее местечко. Вот что увидел там в сентябре 1920 года уполномоченный ОЗЕ доктор Цвиткис:3 ”Одни дома забиты, другие – открытые и покинутые – стоят без окон и дверей.  Кое-где видны дома полуразрушенные, полуобгоревшие и развалины.

Дом Мордехая и Ханы Красноштейн, pодных автора, задетый снарядом во время перестрелки деникинцев с петлюровцами в 1919 году.

Жители Брацлава, пережившие нашествия разных бандитов, до того запуганы, измучены и нервны, что многие до сих пор не ночуют у себя дома; у более смелых хранится в опустевших шкафах по маленькой котомочке, и они всегда готовы в путь.  На месте два русских врача, один из которых умирает с голоду. Городу необходим амбулаторно-кураторский пункт.  Детей, осиротевших после погрома и эпидемии, сейчас насчитывается до 150. Все голодные, голые и босые. Необходима немедленная медицинская помощь, белье, одежда и пища”.  Далее идет составленная доктором Цвиткисом смета на сиротский дом, который необходимо открыть для 150 детей на сумму 1.138.000 рублей.

Из прошения брацлавского раввина Авраама-Янкеля Рабиновича в Евобщестком4 от 21.08.21: ”Более года тому назад я бежал с женой из Брацлава, где нам пришлось пережить 14 погромов. Здесь мои средства к существованию истощились, и я хочу вернуться на родину, несмотря на все ужасы, перенесенные мною там, – настолько затруднительно сейчас мое материальное положение. В Брацлаве же я имею надежду прокормить себя с женой, хотя оба мы совсем больные люди (раввину в то время было 43 года – ЕЦ).  Поэтому прошу комитет оказать мне посильную денежную помощь на переезд (мне придется от Вапнярки до Брацлава ехать 50 верст подводой) и дать мне бумагу в Губисполком для получения пропуска на выезд в Брацлав”.

Время шло, а помогать брацлавским евреям никто не спешил. И тогда один из брацлавчан (имя его неизвестно), посылает в Москву из Винницы в конце августа 1921 года заказной почтой доклад о состоянии погромленного города. Письмо было адресовано его земляку, большевику Давиду Вулю, видному экономисту, впоследствии директору Народного банка в Лондоне.

Вот что писал неизвестный Вулю (текст доклада приводится в сокращении): ”Многоуважаемый Михаил Давидович. Брацлав пережил свыше 10 погромов, дав за это время 228 убитых, из них свыше 150 отцов семейств. Тридцать домов заколочены за отсутствием жителей, тридцать восемь домов перешли за бесценок к христианам, 49 домов снесены, и на их местах видны одни развалины. Все население поголовно ограблено. После погрома уцелевшая часть населения выехала из города, но выехали только те, кто имел чем ехать и куда ехать.

До марта сего года никто Брацлаву никакой помощи не оказывал. Появился на сцену Евобщестком, который имеет целью помогать погромленным.

За все время существования Евобщесткома Брацлав получил на 2400 человек (в том числе 100 раненых):

  1. молока 54 ящика
  2. мыла 1080 кусков
  3. соли три пуда 20 фунтов
  4. масла 4 пуда 30 фунтов
  5. обуви 27 пар
  6. одежды 265 разных наименований.

Полученная обувь состояла из 17 пар старой изношенной мужской и 10 пар изношенных дамских бальных туфель. Из 265 разных названий одежды только 100 новых, остаток состоял из рваных старых юбок, батистовых кофточек и другого разного хлама.

Зная Ваше симпатичное отношение к своим землякам, я решил просить Вас оказать воздействие на Московский Евобком, как на главный распределительный пункт, ведь в Брацлаве бедствуют Ваши товарищи. Возвысьте свой голос в пользу обездоленных земляков.

Чтобы помочь Брацлаву, необходимо выслать отдельный транспорт с расчетом одеть 200 детей учреждений Евобкома, 40 служащих и не меньше 1000 человек населения, так как надвигается осень, дети не смогут учиться, служащие не смогут обслуживать учреждения, и все население в целом будет обречено на гибель”.6

Большая часть обитателей Брацлава не имела рабoты и отчаянно нуждалась в социальной помощи. Особенно страдали старики и дети. «С’из мир гут – их бин а йосем» – «Мне хорошо – я сирота»,7 – говорил неунывающий мальчик Мотл, сын кантора Пейси.  Сто тридцать восемь сирот и полусирот осталось в Брацлаве. И их надо было одеть, обуть, накормить, согреть, выучить и дать специальность.

Евреям Брацлава, как и многим, пострадавшим в результате погромов, пытался оказать посильную помощь Еврейский общественный комитет, распределявший посылки благотворительной организации “Джойнт”8. Согласно данным Киевской районной комиссии Евобщесткома, только во второй половине 1921 года туда обратились 544 брацлавских еврея9. В списке, присланном в Киев из Брацлава, стоит имя прадеда автора, Шмилa Красноштейна, председателя Брацлавского комитета помощи пострадавшим от погромов, который в результате полученных от бандитов травм стал инвалидом, но продолжал работать: сначала директором артели инвалидов в Тульчине, а после – заведующим винным магазином в Брацлаве. Помощь, присланная Евобщесткомом, была незначительной, а персонал амбулатории, детских приютов, столовой и еврейской трудшколы не получил никакого жалованья вообще.  Паек служащих за июль месяц состоял из двух кусков мыла и двух фунтов соли, а за август только из двух кусков мыла “Пальма”.

Многие евреи в то страшное время бежали из Брацлава: только в Одессе в 1921 году проживало 33 брацлавских семьи – 147 человек. Весной 1920 года в Одессу перебралась и наша родственница Соня Барская. Соне было 16 лет, а ее младшим сестрaм, Сойбель и Поле, 13 и 10, когда бандиты убили их отца. Девочки остались круглыми сиротами, и старшая, Соня, выпускница двухклассного сельского училища, пошла учиться на помощницу сестры милосердия.

Сестры Барские с племянницей Диной. Слева направо: Сося, Дина, Соня, Поля, Сойбл. Брацлав 1922 год. Фото из архива Леона Каган-Барского.

В Брацлавском комитете помощи погромленным она получила удостоверение беженки и в апреле 1920 года приехала в Одессу, где, подрабатывая служанкой, поступила на медицинские курсы.

Подписи председателя комитета Красноштейна и секретаря Побережского на удостоверении заверены Брацлавским раввином. Фото из архива семьи Шапиро.

По окончании курсов Соня получила свидетельство помощницы сестры милосердия, а в октябре 1921 приступила к работе в Брацлавском еврейском детдоме, куда поступали дети убитых евреев.

В этом учреждении Соня Барская отработала три года в должности завхоза.

Соня Барская. Одесса, 1920 год. Фото из архива семьи Шапиро.

О том, каким работником она была, можно судить по отзыву, данному Соне директором детдома, Гогой Уманской: “т. Барская Соня Иосифовна прослужила в Брацлавском Детском Доме #2 политруком и одновременно завхозом с октября месяца 1921 года по  июль месяц 1924 года и за все время проявила себя безукоризненным работником и хорошим товарищем, преданным, энергичным, деятельным и честным. Она имела хороший подход к детям, умела влиять на них и пользовалась любовью детей.  В ее лице Детский Дом потерял одну из лучших и преданных работниц”.

В Киеве, куда Соня переезжает из Брацлава в 1924 году, она сначала находит работу детдоме, а затем поступает в Одесскую медакадемию и через некоторое время переводится в Киевский химико-технологический институт. Во время учебы Соня выходит замуж, и весной 1935 года появляется на свет ее сын Фима.

Перед нами фотография из архива Софьи Иосифовны Барской, сделанная в Брацлаве летом 1935 года.

Стоят слева направо: Шуня Каган, его жена Сойбель Барская, Дина Барская и ее мать Хана. Сидят в среднем ряду слева направо: Геня Каган, Соня Барская с сыном Фимой, ее сестра Сося Брацлавская и брат Мендель Барский, муж Ханы. Внизу слева направо сидят: Иося Барский – сын Менделя, Лесик Каган – сын Сойбл и Анечка Брацлавская –дочь Соси.

На фото правее Сони стоит ее младшая сестра Сойбл, которую за большие математические способности свекровь Геня, прозвала “Сойбл – а сойхер” (Сойбл-купец).  Пройдут годы, и математик Сойбл Барская станет заслуженной учительницей Латвийской ССР, ее муж Шуня – успешным военным инженером; Соня – химиком. Хана и Мендель Барские в то время – учителя с дореволюционным стажем, работают в Ленинграде.

Каждый из тех, кто запечатлен на этой фотографии, потерял во время погромов кого-то из близких родственников: у Гени Каган убили мужа, у сестер Барских и их брата Менделя – отца; у Ханы погибли сестры; у Соси Брацлавской убили зятя.

Геня Каган с мужем Элиезером и сыном Шуней. Брацлав, 1900-е годы. Фото из архива Леона Каган-Барского.

Часть семьи спаслась от погромов, но не пережила второй мировой. В оккупированном румынами Брацлаве расстреляют Геню Каган, умрет от перитонита по дороге в Узбекистан блокадник Мендель Барский, сгорит в Ашхабаде от тифа его сестра Сося.

Еврейские судьбы…

Елена Цвелик
©
Все права зарезервированы. Использование текста частично или полностью и фотографий из него только с разрешения автора.

Заказать книгу можно здесь:

https://www.mgraphics-publishing.com/catalog/194022094/194022094.html

Подпишитесь на ежедневный дайджест от «Континента»

Эта рассылка с самыми интересными материалами с нашего сайта. Она приходит к вам на e-mail каждый день по утрам.