Бетон в головы, масло в огонь

Эрозия демократии уже давно стала в Германии реальностью.

«Моральное» мерило германской политики имеет разные масштабы: в зависимости от того, обращен ли взгляд внутрь или наружу, применяется пресловутый двойной стандарт государственного резона. Это не новость, но это вызывает постоянное замешательство, поскольку приводит к повторению постыдных противоречий «демократической» реальной политики, подпитываемой своей преувеличенной легитимностью в качестве этического наставника мировой политики, и «ответственностью перед гражданским обществом» внутри страны. Самое неприятное в этом двойном стандарте – зияющий разрыв между прагматикой (внешняя политика) и догматикой (внутренняя политика), заставляющий нас снова и снова осознавать, что проблемой демократии являются не граждане, а речевой аппарат государственных служб, которые производят все более отчужденную «реальность». Демократии угрожают пустые слова и лозунги врагов реальности, исходящие от «аппарата», который все больше отгораживается от нее.

Дома реакция на критические вопросы иная, чем на внешнеполитической арене, где «недостатки демократии» измеряются по внешнеполитической шкале, которая также учитывает экономические или геостратегические интересы. С другой стороны, внутри страны дефицит демократии, вызванный политикой правительства, деятельностью близких к нему лоббистских групп и НПО, измеряется по более терпимой «внутренней» шкале: как соответствующий Основному закону сопутствующий ущерб, значимость которого следует принижать или вообще не учитывать со ссылкой на «чрезвычайное положение». Но не дай бог появиться оппозиции, которая выйдет из-под опеки государства и отвергнeт контролируемую демократию, которая должна быть аккуратно ограждена от критики! Тогда начинается паника. Критики, которые лишь напоминают о возможности «гражданского неповиновения» у избирательной урны, то есть призывают голосовать «неправильно», тут же записываются во «врагов демократии». Это абсурд, поскольку речь идет не о масштабном антидемократическом движении, а, напротив, о своего рода «демократической рефлексии», исходящей от доселе молчавшего большинства.

В прошлом гражданское неповиновение пропагандировали именно левые и «зеленые»; сегодня это правые (чтобы не было недоразумений: граждане с правоцентристскими взглядами, желающие сохранить свое спокойствие и благосостояние). В чем же проблема? Ответ вполне очевиден: в ненависти левых ко всему консервативному, что не то чтобы не соответствует левому мейнстриму, а просто мешает им в «демократическом» наведении порядка на земле; в их ненависти к политическому пространству справа от центра как к «экстремизму». Глава государства заигрывает с такими «нарративами», по крайней мере его словоблудие достаточно банально. В течение многих лет ХДС молча принимал подобную клевету на свой бывший основной электорат и также молча наблюдал за его миграцией в AfD или за тем, что он вообще не голосовал.

Политики «лучшей Германии в истории» (как ее назвал Штайнмайер) чувствуют себя обязанными критиковать «критические для демократии» условия в так называемых странах-партнерах, и всегда уверены, что заработают за это аплодисменты внутри страны. В то же время подобные условия более или менее тайно реализуются в собственной стране, но тут они рассматриваются как «смысл существования», как необходимые. Для этого тоже достаточно симуляции легитимности в виде аплодисментов лояльных государству СМИ. Когда речь идет о якобы необходимом противостоянии «правым», «вредящим климату», «несправедливости», «дискриминации», «расизмy» и т. д., основные демократические конструкции, такие как легитимность, большинство, разделение властей, Основной закон, гражданские права на защиту, презумпция невиновности и человеческое достоинство, могут быть поставлены под вопрос, в том числе и государством или в связи с «чрезвычайным положением».

Мера свободы варьируется в зависимости от того, что кажется современным или удобным, или насколько мало или много хочется говорить или молчать об этом. Соответственно, внешняя политика задается вопросом: что является демократическим, «партнерским», геополитически целесообразным или экономически желательным? Что является правильным в Китае, Венгрии, Иране или Саудовской Аравии? Хотим ли мы заниматься бизнесом, спасать климат или настаивать на соблюдении прав человека? Возможно, все сразу и вместе: в этих случаях нужно вламываться в чужой дом «истинно по-немецки»: дипломатия и миссия смешиваются, дискуссия быстро превращается в фарс и терпит крах, как в случае недавнего визита Бэрбок в Китай.

Можно осуждать что-то за границей и игнорировать это дома. Какими бы непоследовательными ни казались эти политические действия, они последовательно отвечают жестам высокомерного немецкого школьного учителя. Собеседники быстро понимают это и запрещают так вести себя с ними. «В чем Китай нуждается меньше всего, так это в учителях с Запада», – реагирует министр иностранных дел на нарочито недипломатичное заявление германской коллеги. Немецкому «Западу», представленному федеральным президентом и главой МИД ФРГ, приходится сильно раздуться, чтобы выдохнуть в лицо китайскому «Востоку». При этом он быстро выдыхается. Китайцы давно поняли, что «Запад» и «немецкий дух» страдают от идеологической старости, а потому просто расслабленно наблюдают.

Германия сама создает проблемы, потому что не является ни учителем, ни примером хорошего руководства. Германия – возмутитель спокойствия, особенно в Европе. И подобно своей национальной футбольной команде, которая больше занята тем, какие повязки она наденет, чем победой, представляющая нас политическая команда больше не желает быть среди лидеров процветания. Результативность, риск и воля стали столь же чужды этой политике, как и неудобная демократия, которая также отстаивает интересы всех людей, в том числе и желающих в день выборов отказать в доверии пресловутым всезнайкам, идеологам и неудачникам.

Должно быть, это славное ощущение – уверенность в том, что ты всегда прав, а остальным следует оправдываться. Но не всегда: когда где-то за рубежом ограничивают гражданские права, препятствуют свободе прессы и демонстраций, запрещают партии, сажают в тюрьму, преследуют или дискредитируют лидеров оппозиции, судей и представителей гражданского общества, германские политики всегда должны возвысить свой голос. Высокомерный тон, которым это делается, призван подчеркнуть, что ничего подобного не существует в прогрессивной немецкой демократии. Польша, Венгрия, Италия, Израиль – все страны, где у власти находятся «дружественные» правительства партий справа от центра, – слишком легко изображаются как протофашистские образования. Вновь достается немецкая рулетка и производятся замеры. За рубежом это не слишком высоко ценится.

Но было бы неудивительно, если вскоре государственные гости начнут критиковать немцев в их «лево-зеленой» стране чудес за демократические провалы. Ведь эрозия демократических ценностей уже давно стала здесь реальностью. Возможно, даже более сложной, поскольку за нее несет ответственность альянс буржуазных активистов и левого политического истеблишмента, который, хотя и утратил большинство в широких слоях общества, с помощью своих приближенных задает тон в представительских органах и СМИ. Этот альянс делает все возможное для того, чтобы использовать свои структуры, синекуры и наследственные должности, с тем чтобы недемократическим путем «пересидеть» растущую народную антипатию.

Эта упрямая политика боится за обоснование своего существования и все больше уходит в фантазии, где приверженность демократии открыто обсуждается как препятствие для «защиты климата» и здоровья, для изменений в сельском хозяйстве, промышленности и мобильности. Они не хотят говорить о миграционной политике, уже вызывающей вспышки гнева в муниципалитетах. Не хотят вступать в открытую дискуссию с населением, в ходе которой пришлось бы объяснять экономическую политику массового отказа от процветания. Но последствия этой навязанной «демократии» все больше доходят до электората. И теперь, когда суверен начинает роптать, возникают разговоры о запретах. Потеря старыми партиями статуса «народных» пропорциональна ограничительному поведению государственного аппарата. Чем больше снижается легитимность, тем большее давление приходится оказывать. Это эффект масштаба, который приводит к диктатуре, когда демократия последовательно упраздняет сама себя. Для этого не нужен переворот. Эрозия идет изнутри.

Это является явным знаком, когда в момент взлета электоральной популярности AfD ведутся разговоры о запрете этой партии, особенно со стороны ХСС, который имеет с ней наибольшее количество содержательных совпадений. И выглядит oнo не просто как нейтрализация конкурента. Заместитель председателя ХСС Доротеа Бэр заявила в Spiegel: «Если бы можно было запретить партию, если бы это было так просто, конечно, я бы это сделала». В то же время она обвиняет федеральное правительство в росте популярности этой партии. Сложно выразиться яснее: они хотят устранить конкурентов (если это «легко»), потому что другие из их собственного истеблишмента облажались. Так вот как понимают демократию в ХСС! К сожалению, не только там.

Дела с демократией в Германии обстоят не лучшим образом. В своей речи по случаю 70-летия восстания 17 июня 1953 г. крайне пристрастный федеральный президент Франк-Вальтер Штайнмайер напомнил нам, что такое настоящий тоталитаризм, диктатура и какое отношение это имеет к нашему настоящему: «Жить в условиях диктатуры означало также не говорить по телефону то, что ты хотел сказать; не писать в школе то, что ты считал нужным; молчать на лестничной клетке или понижать голос в пивной. Мы никогда не должны забывать, что диктатура… возвела „здание страха“, в котором люди ежедневно страдали от вездесущности доносчиков, цензуры и давления, заставляющего их подчиняться».

Именно потому, что мы не должны забывать об этом, многие предупреждают, что сегодня в нашей стране снова возводятся «здания страха», в которых граждане должны подвергаться новым доносам, цензуре и давлению. Федеральный президент с одномерным мышлением не хочет с этим согласиться. Он продолжает: «Сегодня наш Основной закон гарантирует все то, за что в свое время выступали люди в ГДР: свобода мнений и собраний, свобода прессы, свободное развитие личности, свобода вероисповедания. Поэтому я четко говорю: это наглая ложь, когда противники нашей демократии, популисты и экстремисты утверждают, что сегодня „как тогда“, как при диктатуре».

С его точки зрения, он обязательно должен быть прав. Как и для Ульбрихта, Хонеккера, Мильке и Ко, частью системы псевдодемократии является то, что она должна постоянно постулировать свою правоту. Словоохотливые аппаратчики всегда были наготове, когда нужно было осудить «врагов демократии», потому что тe угрожали внезапно выйти из-под контроля со своими претензиями на демократическое участие, как 17 июня 1953 г.

Вопрос в том, как президент приходит к тому, чтобы объявлять людей экстремистами только потому, что они считают, что сегодня «как тогда». Сам он не жил ни при нацистской диктатуре, ни при диктатуре ГДР и отказывает в праве на свободу слова ответственным гражданам, с которыми происходили подобные вещи, отвергая сравнения с тем временем как ложь. Президент, очевидно, хочет говорить только о тех героях, которые вписываются в его концепцию верности государству. Но когда эти герои появляются и проводят параллели, он их порочит.

Намекая на то, что «презрительные замечания о демократии» являются проявлением экстремизма, он опровергает собственное утверждение о том, что все «гарантировано» Основным законом. Неужели президент подвергает презрению часть своего народа потому, что их взгляды слишком «правые» для него? Если граждане ФРГ не защищены даже от обвинений своего президента, то это уже свидетельствует о том, что здесь заложен новый фундамент «здания страха», о котором он так бестактно напомнил в своей речи. Именно таким мы и знаем Штайнмайера: он энергично заливает – бетон в головы, масло в огонь.

Фабиан НИКОЛАИ, «Еврейская панорама»