БЕГЛЕЦ. Рассказ

Лёшка расстался со своей девушкой после того, как познакомился с ее родителями. Вернее, из-за того, что пришёл к ним с перебинтованной головой. Голову бинтовала соседка – отличница из медучилища. Она сделал это на совесть – голову надежно покрывала повязка фасона «чепчик», под подбородком бантик из марлевых завязок.

Легенда была придумана с участием той же отличницы – травма области свода черепа. Лёшка плохо слышал из-за бинтов, голова чесалась и к тому же девушка вместо того, чтобы его поддержать молчала и только краснела от злости. Родители задавали ему сочувственные вопросы,  но  на их лицах читалось сомнение. К счастью встреча длилась недолго – родители высказали подозрение, что у него поврежден мозг и рекомендовали постельный режим. Лёшка заторопился на свежий воздух, а девушка уже на лестничной площадке, наконец, обрела дар речи:

– Ты же обещал!!!

– Я не могу…

– Это я не могу! Я видеть тебя не могу! Эгоист!

Лёшка пожал плечами и начал спускаться по лестнице.

Уже три года он отращивал волосы и не поддавался на уговоры постричься.  Его осуждали, обзывали, «разбирали» на комсомольских собраниях, «протаскивали» в стенгазете и дважды били неизвестные хулиганы. Лёшка относился к этому как неизбежности и стоически сносил выпавшие на его долю тяготы.

Красивая школьная кличка Беглый, происшедшая от его фамилии Беглец, осталась в прошлом, теперь Лёшку дразнили Батюшкой. Чтобы реже натыкаться на косые взгляды, он начал завязывать волосы в хвост и прятать его под пиджаком.

В проектном бюро, куда он попал по распределению, Лёшка «за компанию» встал в очередь на путевку за рубеж, тогда же и размечтался, представляя себя гуляющим по европейским улочкам, – длинноволосого, мало отличимого от настоящего хиппи, привлекающего к себе не осуждающие взгляды злых старух, а влюбленные взоры улыбающихся иностранных девушек.

С тех пор очередь не продвинулась ни на миллиметр и мечта перешла в разряд несбыточных. Встреча с Вовкой Покрышкиным разбудила уснувшее было желание посмотреть на заграницу своими глазами. Раньше они с Вовкой жили в одном дворе, дружили, хоть и учились в разных школах. Когда он после института пошёл по комсомольской линии, Лёшка удивился – какой интерес взносы собирать? Но Покрышкину повезло, а может, у него блат такой сильный, он сразу попёр в гору – его и на съезд в Москву посылали, и на Олимпиаде он был.

В кафе «Мороженое», куда они зашли отметить встречу, Вовка похвалился, что он теперь не последний человек в бюро «Спутник». Лёшка даже спрашивать не стал, что значит «не последний». Да хоть бы и последний! «Спутник» – это же молодежный туризм, в том числе и международный!

В металлической вазочке таял пломбир, а он, открыв рот, ловил каждое слово, недавно вернувшегося из-за рубежа, Покрышкина.

– Ты знаешь, что такое круиз? – Слово было знакомое, и Лёшка бездумно махнул головой, знаю мол. – Ну, вот… Это был круиз… Три страны: Румыния, Венгрия, Югославия… Румыния, конечно, не очень…

– Не очень? – не поверил Лёшка.

– Мало чем от Союза отличается, – объяснил Покрышкин. – Венгрия, конечно, да! Я там много чего купил: зонтик складной, джинсы себе и жене, альбом Сальвадора Дали – приходи посмотреть. Диски хорошие. Не фирменные, конечно, перепечатки, но все равно… А Югославия, старик, это, считай, капитализм. И кока-кола, и реклама, и что хочешь… – Он красноречиво закатил глаза, после чего скорбно добавил: – Только денег мало меняют.

– И что, прямо всё продается свободно?

– Всё абсолютно!

Лёшка на собственной шкуре испытал смысл выражения «душит зависть». Ну, Вовка, ну комсомолец! Всё у него есть: жена, складной зонтик, Сальвадор Дали и весь мир в кармане!

– А мне ты можешь путевку сделать?

– Тебе? – Вовка засмеялся. – Тебе, Беглый, с твоей фамилией и мечтать нечего про зарубеж.

– Почему? – удивился Лёшка.– Я же не Махно и не Гитлер. Беглец – что тут такого?

– Что такого? – Вовка отодвинул недоеденное мороженое, и на лице его появилось незнакомое выражение. – А как тебе фамилия Невозвращенец?

– У кого?

– Ни у кого. Просто твоя фамилия наводит на мысли, понимаешь? Про политическое убежище, например…

– Не понимаю. Как моя фамилия может наводить на мысли? Ты меня разыгрываешь?

– Я не разыгрываю. Помогу, чем могу, но предупреждаю – проблема есть. Проблема серьёзная. Порешаю вопросы, позвоню.

Через неделю Покрышкин позвонил, не стал ничего говорить по телефону, пообещал прийти. В ожидании гостя Лёшка убрал с дивана старенькое покрывало, застелил его новым клетчатым пледом, достал из серванта хрустальную пепельницу и водрузил ее на журнальный стол. Появилась мысль снять висевший над кроватью ковер и бросить его на пол – так стало бы совсем по-заграничному. Но вовремя вспомнил про гвозди, которые неизбежно останутся торчать из стены. Последнее, что он сделал – вытер пыль со стереорадиолы «Эстония». Но это было лишнее – «Эстонию» он и без того протирал по нескольку раз в день.

С угощением проблем не было. В кухонном пенале ждали своего часа отливающая лаком банка растворимого кофе, пачка польского печенья и шикарная коробка французских конфет с прозрачной, будто стеклянной крышкой, купленная у спекулянтов «на всякий случай».

И вот Покрышкин восседает на Лёшкином диване, положив ногу на ногу и выставив напоказ замшевые туфли на платформе.

– Может пива? – предложил Лёшка. – У меня после вчерашнего чудом остались две бутылки чешского.

Он врал. Ничего такого вчерашнего не было, а чудо произошло неделю назад, когда, благодаря знакомой продавщице, ему повезло урвать пару бутылок импортного пива в обход очереди.

Покрышкин какое-то время смотрел на него, не мигая, после чего сделал выбор:

– Не, не надо пива. Давай кофе, – и перевел взгляд на «Эстонию». – Я смотрю, у тебя стерео. Молодец, не отстаешь.

О главном он заговорил, когда ополовинил коробку с конфетами. Сначала говорил загадками: о каких-то неприятностях, об осторожности, о том, что неприятности никому не нужны. Лёшка, утомлённый неясными многозначительными речами, попросил перейти поближе к делу, и тогда Покрышкин сказал, что если кто-то из туристов не возвращается на родину, то это чревато серьёзными последствиями для многих. Достаточно маленького подозрения, чтобы не разрешить выезд, маленького намёка… А Беглец – это намёк.

– Вам там что, делать нечего? – возмутился Лёшка. – Какой еще намёк? Откуда намек? Это же просто фамилия!

– Да, – согласился Покрышкин. – Фамилия. Но ведь всех желающих невозможно выпустить зарубеж, кого-то приходится вычеркивать из списков. Как определить, кого? Как? – Ожидая ответа, он требовательно смотрел на него и Лёшка тяжело вздохнул:

– Значит, не хочешь сделать мне путёвочку?

Теперь вздохнул Покрышкин:

– Можно рискнуть. Только имей в виду, если твою фамилию вычеркнут, считай это навсегда. Потом тебя так и будут вычеркивать отовсюду.

– И что мне делать? – всерьёз обеспокоился Лёшка. – Фамилию менять?

– Стать своим. Своих не вычеркивают. И сейчас есть хорошая возможность пристроить тебя в райком. Пока должность невысокая, но сейчас это неважно. Расти будешь потом. У нас все растут. И мне выгода – свой человек в райкоме. И тебе – свой человек в «Спутнике». Так что в понедельник я тебя жду. Чтоб никаких джинсов, чтоб умытый, побритый. Понял? Если всё сложится, то за рекомендацией дело не станет – я напишу.

– На фиг… – заартачился Лёшка. – Что я в вашем райкоме не видал?

– Дурак! Отсидишь там год-полтора, по собраниям походишь в комсомольские организации. А потом я тебя возьму в «Спутник». Будешь группы туристические сопровождать. Не успеешь оглянуться, как объедешь весь соцлагерь и Африку в придачу. А там и на капстрану можно замахнуться.

Оставшийся вечер Лёшка пытался обдумать предложение Покрышкина, но от возбуждения не мог собраться с мыслями. Невероятные возможности пьянили. Его переполняло новое чувство, будто он уже давно объехал полмира и дело за малым – попасть на концерт «Лед зеппелин».

На следующее утро Лёшка явился в райком. В новых носках, начищенных ботинках и при полном параде. Покрышкин встретил его в вестибюле.

– Ты с ума сошёл, – зашипел он. – Ты почему не постригся? Я же тебе сказал…

От неожиданности Лёшка попятился к дверям.

– Ты не говорил ничего про волосы.

– Парикмахерская через дорогу. Давай быстро! Одна нога там, другая тут. Если без очереди прорвёшься, то успеем!

– Я не могу…

– Не дури! Волосы – не зубы – отрастут. А тут – серьёзное дело. Деньги-то есть?

Лёшка машинально погремел мелочью в кармане.

– Есть…

– Ну, давай, бегом!

Ошарашенный, он выскочил на улицу, добежал до бордюра, отделяющего тротуар от проезжей части и остановился, чтобы пропустить громыхающий грузовик. Парикмахерская действительно была в нескольких метрах, он уже видел вывеску, написанную черными траурными буквами: «Мужской зал» и висящую в стеклянной витрине черно-белую фотографию печального мужчины с уложенными волосами.

Грузовик скрылся из поля зрения, появилась песочного цвета «Волга». Лёшка подождал, пока она проедет, потом увидел, как из-за поворота показался еще один грузовик. Он ждал. Грузовик проехал, следом хлебный фургон, немного погодя промчались один за другим два кокетливых жигуленка – вишневый и красный. Лёшка продолжал стоять, как вкопанный. В глазах черно-белого мужчины с фотографии появился укор, Лёшка виновато развёл руками: Что делать? Видите, какое движение! Но дорога опустела, машин больше не было, а он по-прежнему не мог двинуться с места. Мужчина на фотографии о чем-то догадался, и вид у него стал задумчивым.

Лёшка оглянулся – внушительное здание райкома не подавало признаков жизни, только флаг, отдавшись на волю ветра, радостно трепетал над покатой крышей. Лёшка заговорщицки подмигнул своему черно-белому сообщнику, освободил волосы от резинки и, разметав их по спине, побежал прочь.

г. Пенза

Публикация подготовлена Семёном Каминским.