Яков Фрейдин

О новой книге Давида Гая.

Погожим сентябрьским днём два приятеля Билли и Вилли уселись за один из круглых столиков, стоявших на тротуаре у входа в кафешку «Синий Чулок», что на бульваре Санта-Моника в Лос-Анджелесе. У подошедшей официантки Муси, привлекательной крашеной блондинки в короткой юбочке, заказали по чашке капучино с круассанами, а когда Муся повернулась к ним спиной и плавно раскачивая арьергардом направилась в помещение, приятели молча уставились на её ноги в тёмно-синих чулках.

На столицу опускалась тёплая августовская ночь, однако в тот год тьма не приносила ни отдыха, ни покоя. С закатом солнца обитателей города обволакивал страх и томительное ожидание беды, а для работников учреждения, где на мелкой должности служил Герман Мельхиоров, ночи были временем напряжённой и изнурительной работы. Наш герой спешил закончить все оставшиеся приготовления, ибо эта ночь должна была стать последней в его нынешней жизни.

Стало известно, что некто, занимавший высокое положение в Коммунистической партии Китая, перебежал в Америку. Мало того, мы узнали, что Управление Военной Разведки США (DIA) отказалось раскрыть этот секрет другим спецслужбам, потому что сразу стало очевидно, что наше правительство сверху донизу пронизано китайскими шпионами, агентами, полезными идиотами и просто иностранными агентами на зарплате. Тем не менее, теперь мы знаем, кто этот шпион-перебежчик, и в общих чертах представляем объём его информации. То, что стало известно оказалось намного хуже, чем мы могли себе представить.

Первые двадцать лет жизни в Америке наша жизнь была спокойной, размеренной и весьма безопасной – мы даже в доме не запирали двери. Однако, за последующие без малого четверть века обстановка стала напряжённее: сейчас двери не только запираем, но установили в доме сигнализацию, а мои более решительные друзья даже обзавелись оружием. Впрочем, я хочу поговорить не о сегодняшнем дне, а о временах сравнительно давних, даже патриархальных, когда в США отношения между людьми были доверительные – люди свято уважали закон и верили друг другу на слово, которое порой имело такую же силу, как подписанный контракт. Ментальность у среднего американца была примерно такая: я законопослушный гражданин, а значит, и все вокруг меня такие же честные и добропорядочные.