Аркадий Красильщиков | Опасность миражей

Любая идея, достигнув фанатичных степеней, становится миражом.

Так было: брел по нашей улице белобородый старик с палкой. Судя по всему, он никуда не торопился. Видимо знал, что не может опоздать. Старика бегом обогнал юноша, вскочил в автобус, и растворился в салоне, будто его и не было.

А старик все шел и шел невозмутимо, медленно, но уверенно переставляя ноги. Он не мог исчезнуть. Как и не могла исчезнуть его цель.

В то утро и придумал эту нехитрую притчу о мираже.

Шли двое через пустыню: старик и юноша. Воды у них осталось на глоток, а путь предстоял дальний. Совсем выбились путешественники из сил. Вдруг увидел молодой оазис на горизонте.

– Вода! – закричал он и изо всех сил бросился к пальмам за барханами.

– Стой! – крикнул старик. – Не беги! Нельзя верить первому взгляду!

Но юноша только отмахнулся. Он мчался вперед, не разбирая дороги, до тех пор, пока не свалился на песок. Тогда он поднял голову – и ничего, кроме жаркого марева, не увидел перед собой.

Тогда юноша отказался от света, закрыл глаза и спрятал голову в песок.

– Это был мираж, – сказал старик. – Ты отдохни, а потом мы пойдем дальше.

Но юноша «сломался» на мираже. Он больше не верил, что цель впереди, и они смогут дойти туда, где ждал их отдых и вода.

Старик отдал спутнику последний глоток из фляги, но и это не помогло. Юноша отказался идти дальше. Он проклял пустыню, весь этот мир, раскаленный безжалостным солнцем. Он сказал старику, что больше нет на свете оазисов. И двигаться дальше не имеет смысла.

Все попытки старика поднять молодого на ноги ничем не кончились. Ночь они привели на горячем песке и в холодном воздухе, а наутро юноша перестал дышать.

Старик похоронил его и отправился дальше. Путь старика был недолог. Вскоре он увидел перед собой настоящий оазис: группу пальм и источник воды.

Он сам себя заставлял не торопиться, когда шел оазису. Он тратил свои силы бережно, по крупице. Он рассчитывал каждый шаг, и выжил, вопреки всему.

Он выжил, но проклял тот день, когда взял с собой юношу. Старик был уверен, что мир, в котором отцы хоронят своих детей, – плохой и несправедливый мир.

– Юность нетерпелива, – думал он. – Ей так хочется принимать желаемое за действительное. Она верит миражам и не любит терпеливо ждать того, что прячется за горизонтом.

Есть еще один финал этой притчи, более реальный, что ли. Надорвавшийся на мираже, остается в живых, но начинает ненавидеть мир, его обманувший. Он не может простить жестокой, человеческой природе несовершенство своего зрения или психики.

Он начинает мстить миру этому за недостижимость миража, даже тогда, когда выходит к оазису.

Случается подобное сплошь и рядом.

Сионизм для многих оказался миражом. Человеку свойственно идеализировать и себя и свою мечту. Он бежит к мнимой цели из последних сил, а, надорвавшись, увидев совсем не то, что он ожидал увидеть, перерождается, начинает презирать и ненавидеть свою собственную цель.

Святой легко превращается в черта. Честный и чистый некогда человек продает душу дьяволу. Не получив за свои идеалы, самоотверженность и даже подвиг, материальную компенсацию, он готов продать не только эти идеалы, но и мать родную.

Среди большевиков тоже было достаточное количество людей светлых, бегущих за миражом. Как эти люди мстили миру за ложность своей же, собственной мечты, общеизвестно.

Любая идея, достигнув фанатичных степеней, становится миражом.

К великому сожалению и сионизм для многих борцов за его победу оказался иллюзией. И борцы эти превратились в предателей своих же идеалов.

Я думаю, что причина резкого «полевения» нашего общества в начале девяностых годов именно в этом. Толпы безумцев стояли на Площади царей и пели гимн миру, в то время как враг Израиля вооружался и готовил кадры в школах самоубийц.

50 лет непрерывных войн, неизбывная ненависть соседей, межобщинная рознь, нищета одних и фантастические богатство других – все это привело к разочарованию тех, кто не шел к подлинному оазису, а бежал за миражом.

Борцы за социалистические идеалы сионизма превратились в смертных врагов самой возможности победы идеи Герцля.

Мечта о каком-то новом, израильском народе, о его нежной любви с арабами, о строительстве особой израильской культуры – все это оказалось блефом самих же конструкторов этого блефа.

И тогда конструкторы стали мстить стране и людям за свои собственные заблуждения и ошибки.

Это они внедряли в массовое сознание страны и мира, что сионизм умер, что в очередной раз «хотели, как лучше, а получилось, как всегда». И теперь этот, не оправдавший надежды мир, можно отдать или продать по дешевке.

Мало того, прежние сионисты – идеалисты вдруг уверовали в очередной миф либерализма, придуманный Западом, и вновь бросились бежать за мнимым глотком воды на горизонте.

Опасный народ идеалисты, крайне опасный. В случае Еврейского государства не способны они примериться с тем, что впереди все та же, тяжкая дорога, и предстоит бороться за выживание, пока жив народ Торы. И другого пути не будет.

Написано в Пасхальной Агаде, что в каждом поколении будут рождаться те, кто захочет нас уничтожить. Это реальность. Все остальное – мираж.

Не могут бывшие сионисты примериться с невозможностью веры в нового идола. Не могут простить Израилю, что никак он не хочет превратиться в один, огромный супермаркет, где хором поется одна скучная «молитва»: деньги – товар – деньги – товар – деньги….

Высокое с низким соседствует в жизни человека. Но закон миража не оставляет человека не при каких обстоятельствах. Кому-то не до идей национального возрождения. Для него пресловутая рубашка не только ближе к телу, но и срослась с душой.

Теперь вновь вернемся в пустыню. Но не причта очередная последует, а документальная зарисовка.

В Синае привезли нас, группу журналистов, к настоящему оазису в пустыне. Издалека выглядел он прекрасно: дюжина высоченных, величественных пальм, зелень кустов у их подножья, чудный отблеск воды, накопленной в каменной ванне.

Но вот и сам оазис в окружении глинобитных хижин без окон и дверей.

Нам разрешили исследовать пространство. Лучше бы нам запретили это делать.

Внутри жилищ – вонь и грязь. Прямо у драгоценного источника воды валялся мусор: обертки от пакетов и пластиковые бутылки. И в самом водоеме, огороженном камнями, гнила какая-то гадость.

Откуда не возьмись, появились старухи – бедуинки, похожие на высохшие кактусы, и разложили на камнях свой товар: стандартный набор халтурных украшений, производство которых развернуто то ли в Иерусалиме, то ли на Малой Арнаутской в Одессе.

И все очарование оазиса, этого чуда, пропало: пальмы стали казаться пыльными и бутафорскими, а вода – мерзкой.

Выходит, полдела не попасться на мираже и достичь настоящего оазиса, нужно еще не опоганить его, не испортить своим присутствием.

Не смогли бедуины Синая совладать с небольшим оазисом. Попробуй за полвека справиться с целым государством: не извериться в нем, не устать, а продолжать творить то благое дело, которое начал.

Понимаю, что без высокого идеала нельзя было поднять на подвиги, битвы и лишения первопроходцев Еврейского государства. Но ничего не поделаешь, идеал этот оказался обычной дракой за клочок земли. Пусть земли, принадлежащей народу еврейскому по праву истории и по праву силы, но обычной земли, а не райских кущ, где по мановению волшебной палочки появится утопический Город солнца, заселенный каким-то замечательным, не существующим народом.

Мне кажется, что сейчас приходится платить тяжкую дань за вынужденную ложь пионеров сионизма. Отцы посадили виноград, от которого на губах детей оскомина. Но все проходит. Даст Бог, пройдёт и это.

Социалисты – утописты надорвались в тщетной попытке настигнуть мираж. Они устали, они готовы капитулировать перед врагом. Они в панике. Достаточно познакомиться со статьями в прессе на иврите, чтобы увидеть несчастного, который надорвался в беге за миражом. Но на этих беднягах, к счастью, еврейский народ не кончается, да и не кончался никогда.

Ранним утром встречаю белобородого старика, не верящего в миражи, и знающего твердо, что где-то там, впереди, настоящий оазис и глоток чистой воды.

Старик не знает, каким долгим будет его путь, но он уверен, что проделать его необходимо. Идти вперед, пока держат ноги.

2002 г.