Анна Агнич. Юмористические рассказы

В КОНСЕРВНОЙ БАНКЕ

Внутри земного шара находится другой, гораздо большего размера.
Ярослав Гашек. «Похождения бравого солдата Швейка»

Старшина Миклевин воткнул армейский нож в податливую жесть и, ловко ведя лезвие по кругу, вскрыл банку болгарского лечо. В голове мгновенно сложилась картинка, даже целый мультфильм. Будто он отгибает жестяной кружок, заглядывает в банку, но лечо там нет, а есть фигурка с жестянкой в руках. Маленький человек пялится в свою совсем уж крошечную банку, медленно поднимает голову и смотрит Миклевину в глаза. Старшину пронзает догадка. Он осторожно поднимает голову и вместо потолка видит над собой зазубренную дыру и немигающие глаза на огромном лице. Великан в свою очередь поднимает взгляд…

Миклевин тряхнул головой, отгоняя фантазию. В банке, как тому и положено быть, оранжево лоснилось лечо. Старшина задумался… Что-то в мультфильме не складывалось. Ага, вот что: он не мог увидеть глаза большого двойника! Люди в банках должны поднимать головы не один за другим, на манер падающих костей домино, а все враз, как по команде. Иначе, кто начинает движение?

Старшина взял котлеты с плиты, сел за стол, налил себе водки. Вместе с ним это проделала бесконечная цепочка двойников. Враз подняли запотевшие стопки, дружно опрокинули – первая пошла соколом. Вторая тоже не встала поперек горла.

– Хорошая компания – первейшее дело, – пошутил сам с собою старшина.

Он вымыл банку и поставил ее в кладовку, где в идеальном порядке висели на гвоздиках инструменты. Рука не поднялась выкинуть жестянку, облагороженную минутной фантазией.

– А что, душевное развлечение я себе сегодня устроил, и в цирк ходить не надо, – подумал Миклевин, засыпая. – Надо будет как-нибудь еще выпить в этой компании.

Голова приятно закружилась, потолок поехал в сторону, и старшина уснул, мысленно наблюдая, как засыпают двойники.

Ночью к нему под одеяло забралась жена. Как всегда после дежурства в больнице, ее мягкие волосы пахли хлоркой и чем-то еще, но за годы супружеской жизни старшина привык, и теперь ему этот запах нравился.

– Замерзла, цыпа?

Он повернулся к жене и увидел внутренним взглядом, как дружно повернулась к своим супругам цепочка двойников.

– Отставить! – рявкнул мысленно старшина, но видение не исчезло.

Синхронно действующие двойники отвлекали, но это оказалось не так уж плохо для жены, точнее, для всех жен: больших и маленьких, Миклевин и его двойники в этот раз доставляли супругам удовольствие раза в два дольше обычного.

С тех пор старшина Миклевин никогда не оставался один. Где бы он ни находился, цепочка разновеликих подобий ошивалась тут же – в его воображении. Постепенно он привык, и находил в этом все большее удовольствие. Он и раньше аккуратно складывал форменные брюки, приходя домой, но теперь делал это особенно тщательно, любуясь слаженностью бесконечного строя:

– Да, от реальных солдатиков фиг такого добьешься!

Был бы Миклевин человеком творческой профессии или, скажем, инженером, он с кем-нибудь поделился бы причудой восприятия, и кто знает, как жизнь сложилась бы дальше? Может, его бы вылечили, а может, искалечили лекарствами.

Но в тех кругах, где вращался старшина, делиться абсурдными фантазиями было не с кем. Вот так он и жил, храня свою, в общем-то, приятную тайну. Поступил в офицерскую школу, что редкость для старшины. Родил сына, потом еще двоих, с удовольствием наблюдая, как прибывают дети в семействах двойников. Миклевин отлично понимал, что на самом деле все они находятся в его собственной голове, но все же с воображаемой банкой было удобнее. Она позволяла яснее видеть бесконечную цепочку в обе стороны.

Капитан Миклевин прожил честную жизнь и умер в преклонных годах. У его разнокалиберных гробов плакали бесчисленные жены, сыновья, внуки и правнуки.

Чего он так и не узнал – так это того, что цепочка не бесконечна. Далеко-далеко она замыкается, и самый большой Миклевин сидит в голове у самого маленького. Как он там помещается? Ну, откуда мне знать?! Спросите у Эйнштейна. Моя задача – не объяснять действительность, а описывать ее, как она есть.

Я – АНГЕЛ
(догадка в трех актах) 

– Я – ангел, – сказал в темноте мужской голос с бодрыми интонациями утреннего диктора.

Писатель Иван Петрович, автор девяти научно-фантастических романов, сел в койке, включил свет и надел очки. В углу спальни невысоко над полом парил мужик с крыльями.

– Да-да, как есть ангел! В прямом смысле: беспол, почти бессмертен, бестелесен, а если в теле, то без пупка. У меня даже имя есть, собственное. Не архангельское, конечно, попроще. Гоша я.

Крылатый мужик скособочился и поскреб ногтями босую пятку с таким звуком, с каким хозяйки натирают на терке морковь.

Что ж это он, подумал Иван Петрович, крыльями не машет? Как держится в воздухе?

Ангел говорил без умолку, наслаждаясь процессом:

– Люблю, знаете, воплощаться! Потянуться, косточками похрустеть… не цените вы, люди, своего тела. Можно, я присяду?

Мужик спланировал на пол, развернул стул спинкой вперед и уселся верхом. Ага, сообразил писатель, это чтобы перья не смять. Вид у посетителя был не ангельский: нос картошкой, короткая шея, под балахоном круглое брюшко.

– Вы, Иван Петрович, небось, думали, все ангелы – красавцы? Ха! Разные мы. Какой образ достался, в том и являешься. Но это пустяки, девушек мне не охмурять, ангелы не размножаются. Ладно, не будем о грустном.

Ангел Гоша запустил руку себе за шиворот и, гримасничая, почесал спину пониже загривка. Даже замолчал на минуту, только ухал от удовольствия. Впрочем, молчал он недолго:

– Я, знаете ли, поклонник ваш, все девять романов от  корки до корки – убедительно пишете, Иван Петрович. А я к вам по делу. Писателями занимаюсь от сотворения мира – такая специализация. Вот, скажем, не так давно, выдумали алфавитное письмо – я сразу увидел, какая пришла беда. Алфавит выучить легко, теперь кто попало сможет глину корябать, а профессионалов, а шумерских писцов куда?

Я сразу к Главному, так и так: допустишь алфавит, земля сплошь покроется глиняными табличками за какую-нибудь тысячу лет.

А Главный: «Пущай пишут, Гоша, не мешайся. Человек – тварь высказывающаяся». Тьфу! Я прямо плюнул в сердцах. В переносном, конечно, смысле. У нас, у ангелов, слюны нет, мы не едим и не пьем – ни пивка тебе, ни тараночки. Ладно, не будем о грустном.

Потом Гуттенберг этот, теперь компьютеры: в литераторы лезет кто ни попадя, профанация и попрание святынь! Настоящих писателей затирают, конкуренция бешеная. Я к Главному – надо срочно компьютеры запретить, да разве ж он с ангелами считается? Мы ж не люди, а так, посыльные.

Трудимся, крыльев не покладая, – и что? У людей, понимаешь ли, свобода воли… Да мне бы эту свободу, я б такого накуролесил! Нет справедливости на свете. Добро есть, свет есть – а справедливости нет.

В комнате постепенно светлело. Ангел оглянулся на окно и заторопился:

– Ох ты, ёшкин кот, пора мне! Так вы поняли, Иван Петрович? Расстарайтесь, голубчик, напишите рассказ позабористей, авось Главный прихлопнет зловредную сеть. Он же все тексты читает – и на бумаге, и в интернете, и вовсе неопубликованные. А что ему? У него время не считано.

Гоша расправил крылья, поднялся в воздух вместе со стулом и исчез. Стул упал на пол.

Иван Петрович нашарил тапки и, как был в пижаме, сел за компьютер. Сто раз обещал себе: сначала зарядка и завтрак, потом писательство, да разве удержишься, когда такой сюжет? Тема затертая, но поворот интересный, на миниатюрку потянет.

«Я – ангел», – напечатал Иван Петрович, бегло набрал пару страниц и послал на принтер. Работать с экраном он привык, но всерьез оценить текст мог только с листа.

Перечел. М-да… Реальность, как она есть, никогда не выглядит захватывающе. Гоша, такой славный дядька с крыльями, в пересказе скукожился, что твой урюк. Надо бы оживить… сделать, что ли, его сногсшибательной красоткой? Так-так, лебединые крылья, полупрозрачный балахон, гибкая талия… А я буду юным гением  – и непременно чтоб эротика, в наше время без нее никак. Немного чуждый жанр, но ничего, пора осваивать смежные территории. Конкуренция в самом деле бешеная, Гоша знал, о чем говорил.

Попрощавшись с Иваном Петровичем, ангел Гоша вернулся в эмпиреи. Развоплощаться не стал, только умылся с дороги. Раскинул крылья пошире, чтоб не потела спина, устроился в воздухе перед компьютером и напечатал одним пальцем, подолгу зависая в поисках нужной буквы: «Я – ангел».

А что, занятный сюжет! Оживить тут и там, Ивана Петровича вывести юной красоткой… нет, элегантной писательницей лет сорока в самом расцвете сил. Тема забористая, ох и накидают завтра комментов! Как хорошо, что в интернете не знают, человек ты или нет. Ангелам есть теперь где публиковаться – впервые от сотворения мира.

Славный малый этот Гоша, заполошный, но искренний и добрый ангел – думал Главный. Жаль только, замысла моего не понимает. А кто понимает-то? До сих пор мало кому очевидно, что этот мир перейдет на следующий уровень, в царство справедливости и добра, когда все станут творцами. Я давно сказал: «По моему образу и подобию!» – а им все невдомек.

Ладно, разберутся со временем. Вон Гоша пишет, публикуется помаленьку – среди ангелов это пока что редкость. Иван Петрович тоже справный мужичок. Ишь, как оба к компьютерам кинулись! Только ведь скатятся в фарс и слащавость, запорют занятный сюжет. Тут надо тонко…

Главный сосредоточился, и на одном из земных серверов сам собою возник заголовок рассказа: «Я – ангел». Текст не появлялся, Главный медлил. Прикидывал: кого из персонажей вывести сногсшибательной красоткой.

г. Бостон

Публикация подготовлена Семёном Каминским.