Андрей Энгельгардт и его уникальная родословная

85-й годовщине со дня Его рождения и Его памяти посвящаю

Река и мой Набоков

Сначала была река — широкая, быстрая, горная. Чистая-чистая, иссиня-голубая. Она искрилась на солнце и несла с собой плывущего маленького мальчика. Его хотелось спасти, но тут появилась женщина – его мама или бабушка. И стало понятно: мальчик плывет уверенно, быстро вслед за стремительным течением, – так надо, и есть кому за ним смотреть. Мальчик уплыл вместе с водой. Это был сон.

После сна была горечь, мутота в душе и во рту. Как будто мальчик плыл в необыкновенно чистой воде, а сама я нахлебалась воды из стоячего озера.

Андрей Энгельгардт (в центре) в обществе Заслуженного журналиста Украины Виктора Говтвы и его супруги Надежды

Так в моем подсознании уходил Энгельгардт – вода уносила его, чистая-чистая, в солнечное, светлое пространство. Уходил мой Набоков. Именно Андрей Александрович Энгельгардт, с которым мне посчастливилось общаться и работать, несмотря на громадную разницу в возрасте, был моим Набоковым во всех смыслах: и внешне, и стилистически, и как истинный эстет и аристократ, и как человек с пронзительно чувствующей душой. Он постоянно, ежедневно вел со мной диалог – дружеский, творческий, эстетский. Даже не так – именно разница в возрасте и приблизила ту счастливую случайность встречи, совпадения и какого-то безграничного, бездонного сотрудничества. Мы многие годы делали вместе газету – одну, потом другую. Как авторы и репортеры, а я еще и как главный редактор и издатель. Работали, как пили из чаши, пили и не могли напиться, столько счастья черпали в нашем творчестве. Работали – что важно! – каждый самостоятельно и по-своему, пересекаясь только когда было необходимо. Андрей Александрович всегда откликался на просьбу редакции – взять такую-то тему, изучить вопрос, встретиться с человеком, посетить заседание или мероприятие и написать. В редакции было немало молодых авторов, но именно Энгельгардт (кстати, далеко не худощавый человек) был, что называется, – ее руки и ноги. Мы организовывали круглые столы, литературные чтения и даже международные конференции по самым тонким гуманитарным вопросам. Когда приехали друзья нашей семьи Соня и Боб Дерджи из Кавингтона, Кентакки, и мы организовали встречу интеллигенции в редакции нашей небольшой творческой газеты, Андрей Александрович неожиданно выступил с восхитительным докладом по истории американского кино. Он поверг в изумление даже Соню и Боба, – Боб работал в Америке издателем журнала, Соня чиновником, самый что ни на есть средний класс, республиканцы, но и они не знали львиной доли того, о чем рассказал Энгельгардт, а они услышали в синхронном переводе. Да, ежедневная жизнь Энгельгардта и в его 80, с его многописанием, была словно безостановочный бег за причудливыми бабочками Владимира Набокова – с сачком и пером и широко раскрытыми от удивлениями глазами…

…Уже уходящий, тяжело расстающийся с жизнью, изможденный телесно за полнедели, в день, когда мне приснилась река, лежа в палате интенсивной терапии, он открыл круглый стол, посвященный Дмитрию Закружецкому, талантливому деятелю советского времени и фронтовику. Настоящее мероприятие намечалось через несколько дней, и Энгельгардт был основным докладчиком. А он, будучи в болезненной уже прострации, в полубреду, «собрал» вокруг себя медсестер, санитарок, призвал ко вниманию рядом лежащих бывшего железнодорожника и бывшего заводчанина. Рассказал о Закружецком, даже поворачивал голову, прислушивался, а что говорят его соседи по палате, думал, что они тоже говорят о Закружецком.

И вдруг сказал, глядя на меня: «Хочу передать слово моему близкому другу».

Этими словами ошарашил. Вознес до неба, вмиг. Мы никогда не были близкими друзьями. Но он вознес до неба.

И мне пришлось не подкачать, и я заговорила всерьез о Закружецком, о самом Энгельгардте, – продолжила круглый стол. Потом опять говорил он, громко, хоть ему совершенно нельзя было говорить, и никто не мог справиться с ним, запретить. Рассказал о деде Николае Александровиче Энгельгардте, работавшем в “Вестнике Европы” и писавшем о Льве Толстом, в том числе интервью с великим российским писателем. Тяжело дыша и закрыв глаза, вот так лежал и говорил – выступал. Слушать его постепенно собралось пол-отделения больницы, недоуменно притихли больные. Больные ненароком подумали, что мы занялись агитацией – за ушедших из жизни Закружецкого и Николая Энгельгардта, — как раз началось предвыборное время, выборы мэра. Даже ругались.

А наутро запел песни на грузинском языке: он, петербуржец и литовец по воле судьбы, всю жизнь помнил свое грузинское детство. Сильнейший род, род историков русской литературы, художников, актеров, педагогов и военных, – род Энгельгардтов, – состоявший в родстве с Гумилевым и Бальмонтом.

До самого конца он пел своей названной супруге Валентине Макаровне Ярошенко, названной дочери Арине Владимировне Марей песни на грузинском языке из своего тбилисского детства. Пел, просился домой, был необычайно активен и очень ясно мыслил. Так, на глазах супруги и названной дочери, распевая песни, он и ушел – резко, вдруг.

Вдова Валентина Макаровна, сыновья Владимир и Александр, внук Артур Энгельгардты (Литва)

Мы станцевали в знак протеста

Андрей Александрович Энгельгардт всегда обращался к человеку, окружавшим его людям, как к центру Вселенной. Никогда не нес себя выше, лучше кого-либо.

Работал постоянно — ежечасно, всюду. Ежегодно, до последнего, ездил в Литву к сыновьям на лето и там писал и читал, встречался и знакомился с людьми, исследовал жизнь.

Едва ли всегда было с ним легко в быту. Он много работал и был дотошен, во всем. Может, и мешал в обычной жизни домашним – желанием то поговорить, то что-то прояснить для себя, то затевая поход во властные структуры пробить помещение для секции шахмат… Я так часто его осаживала и выпроваживала: некогда, мол, занята, давайте материалы, а пообщаемся потом.

Но это все мелочи. А вот не было, пожалуй, ни одного хоть чем-нибудь примечательного человека, встреченного им в жизни, который как-то не прорезался бы в его творчестве – очерках и заметках, рисунках карандашом, самодельных книгах и тематических альбомах. Он писал о художнике Клевере из Петербурга, о знаменитой семье Софико Чиаурели, Георгии Данелия, Микаэле Таривердиеве, Георгии Товстоногове, с которыми общался, о представителях своего замечательного рода и людях, с кем сводила судьба в течение жизни. Подполковник в отставке, в свои немалые годы он ходил по инстанциям и решал вопросы людей, как полноценный депутат местного совета, хоть депутатом никогда не был. Посещал сессии, различные коллегии. Неоднократно от своего имени обращался в центральные органы власти с письмами и предложениями – спасти от разворовывания местный централит – литейный завод, – помочь такой-то больнице, школе и так далее. Читатели запомнили цикл острых статей Энгельгардта по проблемам жилищно-коммунального хозяйства – тетралогию “Ледниковый период”. Запомнили и его замечательные очерки о Литве, Беларуси, обзоры по культурологическим вопросам, его вдохновенные выступления. У него была одна из лучших личных библиотек в Украине. Он писал в газету и выступал на радио. А также вел в Высшем техническом училище военное дело…

Архангельский ТЮЗ, спектакль по Н. Гоголю – «Ревизор». Сцена вранья Хлестакова, в роли Хлестакова А.Н.Энгельгардт, 1937 год

В редакции моей небольшой творческой газеты открыт мини-музей Андрея Александровича Энгельгардта. Здесь – мегарисунок, посвященный жизни редакции, сборник карикатур, им рисованных, поделок и сувениров из Литвы. Он сам делал простейшую мебель – изящную, с инкрустацией, – и учил этому названного внука Алексея.

…Помнится, отмечали юбилей нашей горрайонной газеты, и власти побоялись пригласить самых оппозиционных журналистов города, все сделали суконно, – и вот под проигрыш в антракте вечера Андрей Александрович вдруг предложил мне начать танцевать, прямо в проходе между рядами, – в знак протеста. И мы станцевали, пока не закончилась музыка, под аплодисменты зала. Мы-то были приглашены, нас даже просили выступить, – когда выступали, мы раздали подарки и цветы всем непоздравленным и проигнорированным (не афишируя, как будто так и задумано было), и вечером в редакции нашего частного творческого издания все журналисты, и журналисты из горрайонки тоже, пили чай.

Энгельгардт никогда не бросал ситуацию в трудную, неловкую минуту, никогда и помыслить нельзя было о том, что он мог оставить, отставить, предать. Хоть я и не ценила это при его жизни, все на бегу и налету, все казалось, жить предстоит вечно…

На съёмках фильма «Костры горят». Немецкий офицер – А. Н. Энгельгардт

Благодаря ему я в полной мере узнала счастье быть в своем творчестве не в одиночку, иметь старшего друга, человека завидных знаний и опыта, – у которого хотелось учиться и которому хотелось подражать.

Он жил среди нас, будучи на самом деле, может быть, совершенно другим, человеком гораздо более высокой организации. Какое-то особое вдохновение и могучая тяга к самопросвещению, просвещению окружающих его людей витали рядом с ним. Его широкий высоченный лоб и широко посаженные глаза выдавали в нем натуру романтичную и глубокую, философскую, – недаром мне виделся в нем Владимир Набоков. А может быть, он был рекой, широкой и горной, из того волшебного грузинского детства, с его гимназией, родителями-актерами и необыкновенными людьми, с которыми общались родители. Рекой, которая вобрала в себя за годы его жизни так много, сумела вобрать… И снилась мне накануне его ухода.

Курсант Андрей Энгельгардт

Историческая фамилия

У Него удивительная судьба, удивительная родословная. Род Андрея Александровича Энгельгардта происходит от рыцаря-тевтонца Вернера Энгельгардта. Большинство мужчин Его рода по профессии были военными, как и он. Егор Антонович Энгельгардт был директором Царскосельского лицея, при нем лицей заканчивал Александр Сергеевич Пушкин. Борис Александрович Энгельгардт (1877-1962) служил гвардейским офицером, был членом Временного правительства Госдумы, после разгрома Деникина эмигрировал в Турцию, потом во Францию, наконец, в Латвию, написал воспоминания «Утонувший мир» о последних годах царствования Романовых. Многие представители этого рода Энгельгардтов жили в Смоленске. Сейчас одна женщина-ученый из Смоленска пишет книгу об Энгельгардтах, там много – и о роде Андрея Александровича.

Прадед Андрея Александровича Александр Николаевич был женат на дочери ученого-лексикографа и писателя Анне, в девичестве Макаровой.

Прадед Александр Николаевич Энгельгардт

Анна Энгельгардт в один прекрасный миг поразила дворянство Петербурга, встав за прилавок книжного магазина и явившись, по сути, одной из первых женщин-предпринимателей России. С ней был лично знаком и ценил ее способности Федор Михайлович Достоевский. Кстати, в образ Ивана Карамазова Достоевский много привнес из реального образа Александра Николаевича Энгельгардта. А сама Анна Энгельгардт послужила прообразом Марианны Синецкой в романе Тургенева «Новь». Она дожила до 1903 года, успешно занималась литературной деятельностью, возглавляла кружок женщин-издательниц.

Анна Николаевна Гумилева-Энгельгардт

Ее муж, прадед Андрея Александровича Александр Николаевич, занимался литейным делом и химией, читал лекции в Петербургском университете, был отмечен премией императорской академии, а Харьковский университет присудил ему звание доктора химических наук. С ним сотрудничали известные землеведы Докучаев, Костычев и экономист Вернадский, а также его сын Владимир Вернадский, который прославился трудами по ноосфере. Александра Николаевича обвинили в причастности к студенческим волнениям, посадили в Петропавлоскую крепость, но его спас писатель Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин, который оказался ему непрямым родственником (они были женаты на двоюродных сестрах). Потом Александр Николаевич опубликовал в журнале Салтыкова-Щедрина «Отечественные записки» свои знаменитые «Письма из деревни», которые всколыхнули умы. Этими «Письмами» интересовались даже Карл Маркс и Ленин, ими зачитывались в России. Александр Николаевич написал очень дельные научные работы по земле, по минеральным удобрениям.

Дед Андрея Александровича Николай Александрович сотрудничал со многими литературными изданиями Санкт-Петербурга, издал собственные книги «Сказки» (1890), «Стихотворения» (1890), «История русской литературы» (1902-1903), был лично знаком и общался с художником Рерихом, брал интервью у Льва Николаевича Толстого, а женился на женщине, в которую был влюблен Константин Бальмонт. Поэт даже посвятил этому стих «Чайка».

Брат деда Николая Михаил Александрович занимался наукой. Он написал биографии Дарвина, Коперника, Пастера, Лавуазье, Пржевальского и других выдающихся ученых, а также книгу «Прогресс как эволюция жестокости».

Бабушка Андрея Александровича была красавицей и очень нравилась поэту Николаю Асееву. А тетя Андрея Александровича, сестра отца Анна Николаевна Энгельгардт, была второй женой поэта Николая Степановича Гумилева. Это была глубочайшая, взаимная любовь. Оглушительным ударом для Анны Николаевны стал расстрел Николая Гумилева. Потом много об Анне Николаевне написал в книге «Жизнь поэта Гумилева» Орест Высотский, внебрачный сын Николая Гумилева и Ольги Высотской, актрисы труппы Мейерхольда.

Родители Андрея Александровича посвятили жизнь театру, и он о них, как и о дедах и прадедах, достаточно писал на страницах небольшой творческой газеты «Украинской формат». Отец Александр Николаевич (1902-1978) в годы войны написал много стихов и поэму «Сталинград», выступал с ними перед бойцами на фронте. В 1932 году он основал в Архангельске Театр кукол и стал его режиссером, потом его дело продолжил Сергей Образцов. 10 декабря 1955 года Александру Николаевичу Энгельгардту было присвоено звание Заслуженного артиста Грузинской ССР. Александр Энгельгардт был знаком и много общался с Борисом Чирковым, Николаем Черкасовым, Павлом Кадочниковым, Сергеем Лукьяновым, Михаилом Чиаурели, Верико Анджапаридзе, Софико Чиаурели, Георгием Товстоноговым, Евгением Лебедевым. В Тбилиси в годы войны чуть не арестовали и не отправили эшелоном на Север (а зачастую ссыльных целыми эшелонами сразу расстреливали) деда Андрея Александровича. Дед показал книгу “Подвиг Энгельгардта” о своем пращуре, который в годы войны с Наполеоном воскликнул перед расстрелом: “Смотрите, как умирает русский дворянин!” “Русский дворянин” спас тбилисского деда.

Отец Александр Николаевич Энгельгардт

Фамилия мешала

У самого Андрея Александровича жизнь – что песня. Не беззаботная песня, прямо скажем, – всегда мешала фамилия. Многое в его жизни, та же карьера, не состоялось из-за фамилии. Полгода назад он написал большой очерк “Атака века” о легендарном моряке-подводнике Александре Маринеско, – тональность и настроение очерка таковы, как будто писал о себе. Но все же жизнь его – хорошая песня, которая сложилась. Настоящая песня, мелодичная, народная, понятная и за душу берущая. Тбилисское детство, гимназия, в которой учился и Георгий Данелия. Учеба в Ленинградском артиллерийско-техническом училище. Служба под Свердловском на Урале, в Прибалтике – городе Таураге. Довелось бывать и на Иртыше, где когда-то проводилось первое испытание термоядерной бомбы, и на полигонах в Семипалатинске, и в Капустином Яру. Как-то при пробном пуске взорвалась ракета. Прослужил 27 лет.

С 1976 по 2003 гг. он преподавал военное дело.

Последние 15 лет жизни активно занимался журналистикой.

Прожил неполный 81 год.

Три года назад в литовском издании «Gazeta 2.0» сыновья Андрея Александровича Энгельгардта Александр и Владимир, живущие в Литве, опубликовали воспоминания отца «О времени и о себе».

***

Дети Андрея Александровича состоялись в полной мере и живут в Вильнюсе и Каунасе. Младший сын Александр занят бизнесом, а его дочери, а также племянники и племянницы, дети старшего сына Владимира (он тоже в бизнесе), занимаются наукой, программированием, танцами, бизнесом, работают в Европе, участвуют в научных и культурных мероприятиях мирового уровня. У внучки Андрея Александровича Виктории, лауреата международных конкурсов по танцам, – своя Школа танцев в Вильнюсе, очень престижная. Владимир и Саша собрали все произведения отца и собираются издать книгу.

Отмечая заслуги Андрея Александровича Энгельгардта, мы должны понимать, какого человека всем нам в дар послала судьба.

 Наталья Голованова, МЗ