Александр Мелихов: Русские европейцы больше раздражают народ, чем сердят власть

Известный писатель — о современном антизападничестве, об агентах влияния, способах соблазнения

«Роман России с Европой — многовековой, страстный и мучительный, мечущийся от пылкой любви до сильнейшей досады, граничащей с ненавистью, особенно если понимать под Европой всю европейскую цивилизацию, включая Америку. И те, кого в России можно назвать русскими европейцами, становятся то необыкновенно престижной группой, то, наоборот, чем-то вроде пятой колонны». Так начинается новая книга петербургского писателя Александра Мелихова «Колючий треугольник» (СПб, 2013), изданная «Пушкинским фондом».

— Ваша книга о драматическом «романе» России с Европой многими воспринимается как «антизападная». Прежде всего из-за острого названия — «Колючий треугольник».

— Но как мою книгу можно считать антизападной, если очень большая ее часть посвящена западным гениям, которые были кумирами в нашей стране? От Хемингуэя до Пикассо. Другое дело, что русским людям очень трудно, а большинству почти невозможно выстроить собственную экзистенциальную защиту, защиту от чувства собственной мизерности, без собственной красивой родословной. Поэтому когда любовь к западной культуре, к западному образу жизни обогащает, укрепляет эту защиту, то и Запад воспринимается дружественной силой. Когда по тем или иным причинам (впрочем, причина всегда одна — конкуренция) любовь к Западу начинает ослаблять собственную защиту, то и Запад ощущается силой враждебной. Возможно, что все укладывается в ту же схему: побежденные всегда испытывают неприязнь к победителям. И если людям кажется, что их вытесняют из собственного дома… А национальным домом человека служит не только территория, но также и воодушевляющие фантазии. Угроза этим фантазиям («святыням») и вызывает «святую», то есть материально бескорыстную ненависть, которую можно наблюдать в конфликтные эпохи и у русских, и у немцев, и у арабов — у всех, кто начинает проигрывать в состязании грез и достижений. Поэтому даже самые бесспорные западные ценности нужно внедрять и развивать так, чтобы не повредить экзистенциальную крышу, — иначе они будут отвергнуты вместе с их носителями. Собственно, в этом заключается и вся моя «антизападность».

— Насколько сильно антизападничество в нашем обществе? В политике? Задевает ли вас лично?

— Меня лично давно не задевает тот факт, что люди себя любят больше, чем меня, хотят чувствовать красивыми и значительными себя, а не меня. Народы готовы восхищаться чужими успехами, только если это не вредит их восхищению собой. В противном случае любые чужие доблести и достижения будут оплевываться. Хорошо это или плохо, но это неизбежно — иначе бы нации не могли существовать. Люди сбиваются в нации не корысти ради — в одиночку всегда можно лучше устроиться, — но ради ощущения причастности к чему-то великому и бессмертному. Не случайно национализм возник именно тогда, когда начали распадаться традиционные религии: нация сделалась суррогатом Бога.

Короче говоря, меня не задевает, что люди собственные интересы предпочитают чужим, — меня больше раздражает, когда собственные интересы пытаются выдать за всеобщие, рассуждают по логике «у меня квартира уже есть, значит, жилищное строительство пора прекратить». «Русские европейцы», один из углов колючего треугольника «русские, европейцы, русские европейцы», казалось бы, больше всех заинтересованы в сближении миров, которыми они порождены. Но однако они делают все возможное, чтобы обострить враждебность России к Западу. Эта враждебность, повторяю, порождается не ими, но поражением России в состязании грез и достижений. И все-таки эту враждебность можно смягчать, а можно сыпать соль на раны. Если троечнику постоянно ставить в пример отличника: вот видишь, как у Сидорова все хорошо, а ты дурак, хулиган, — это лучший способ и вызвать ненависть к Сидорову, и пробудить сначала показное, а потом и реальное презрение к пятеркам и чистому костюму. Русские европейцы защищены своей миссией: «мы единственные цивилизованные люди в варварской стране», но они как будто не догадываются, что и другим хочется чувствовать себя красивыми и наделенными важной исторической миссией.

Поэтому русские европейцы больше раздражают народ, чем сердят власть, ибо люди во власти достаточно защищены и высоким положением, и ощущением, что они творят историю. Поэтому антизападничество в политике абсолютно прагматично, это просто козырь, который достают в нужные моменты, а в ненужные прячут, в душе его практически нет: европейцы, американцы — конкуренты как конкуренты. А вот в народе антизападничество вполне искренно и бескорыстно. Потому что в международных состязаниях проигрывают прежде всего народы, а не правители, кому и так есть чем утешиться.

— Но сразу возникает вопрос. Ведь на Западе и в самом деле есть много такого, чего у нас нет, а иметь такое нужно и важно. Вот, например, защита прав детей-инвалидов. Ваша деятельность в поддержку инвалидов дала вам возможность сравнить. У нас такой защиты нет. Или защита работников — сильные профсоюзы. Как нам вырастить это у себя? Без обиды и чувства уязвленности?

— О, Русь моя, жена моя… Не только Русь, а и любая нация — женщина, в подтексте любого обсуждения ее волнует прежде всего вопрос: кого он любит — меня или соседку? И если она заподозрит, что соседку, то невозможными сделаются никакие усовершенствования. Поэтому только глупцы или садисты говорят жене: что у тебя за челка, вот соседка давно такую не носит! Мы стараемся подойти тоньше: у тебя-де такой красивый лоб, а ты его прячешь, соседка-де по красоте тебе в подметки не годится, а умеет себя подать. Точно так же и с детьми. Можно сказать: ты неряха, а можно: ты такая хорошая мать, мне так больно видеть нашу дочку грязнулей. Я-то ведь знаю, что ты просто замотана, соседка на твоем месте давно бы спилась или сбежала из дому…

Пропагандировать соцслужбы легко, мало кто не испытывает сочувствия к инвалидам, мало кто не испытывает тревоги за собственную старость. И когда я пишу о том, что в Европе уход за беспомощными близкими считается работой и обеспечивается пособиями и отпусками, — здесь почти каждый и без моих подсказок подумает: вот бы у нас так!..

И с профсоюзами то же. Подавляющее большинство населения хотело бы лучше защищать наемных работников, да не знает, как за это приняться. Или не верит, что из этого что-то получится. Однако в душе все понимают и необходимость сильных профсоюзов, и дисциплины, и ответственности — людей следует не укорять их неудачей, а, наоборот, поддерживать в них веру, что это небезнадежно. Здесь людям разъяснять преимущества Запада не нужно, они совпадают с их интересами и представлениями.

Гораздо труднее, когда возникает конфликт интересов: кто красивее, кто добрее, кто храбрее, кто мудрее… И не случайно целая глава в моей книге отведена главному советскому европейцу — Эренбургу. Он всю жизнь старался принести в Страну Советов европейскую культуру и европейские гуманистические ценности, но в конфликтах выступал на стороне своего государства, даже если считал его неправым. Он понимал, что в ситуации противостояния любое слово в пользу противника укрепит подозрения не одной лишь власти, но, что гораздо хуже, и народа: да, интеллектуалам, евреям, западникам доверять нельзя, это агенты влияния в наших рядах. Его упрекали и упрекают в трусости, а это была политическая мудрость. Он напрямую не поддерживал Запад, который в его поддержке не нуждался, но оберегал влияние западников внутри России. До лучших времен. Которые то уходят, то снова приходят, и бывает совсем плохо, когда их уже некому встретить. Сейчас трудность другая: непонятно чем соблазнять.

— Что значит — чем соблазнять?

— Мне министерство культуры и физкультуры Южной Кореи заказало книгу, где, предполагалось, я бы воспел их экономические подвиги — действительно невероятные. Но я вдумался и понял, что мы не способны любить за автомобили и мобильные телефоны, за небоскребы и чистоту, нам — людям! — требуется что-то небывалое, «невозможное», что вызывает гордость за человеческий род. Потому я и включил в свой «Треугольник» только тех западных кумиров, которые открыли новые материки, создали новые сказки. Эйнштейн — теория относительности, Бор — квантовая механика, Ферми — ядерная энергетика, Винер — кибернетика. Героический пессимизм Хемингуэя, угловатая грандиозность Пикассо, антиэстетический бунт экспрессионистов, метафизическая эпатажность Дали — они сами захватывали, им только нужно было открыть дорогу. А теперь не знаю, чем и заманивать, — не Уорхолом же! Но и либеральная Россия тоже должна чем-то соблазнять, чтобы народ поверил в либеральную идею. Но сегодня наши единственные козыри — наши гении. Вот гениев и нужно воспитывать.

Беседовала
Елена ИВАНИЦКАЯ
novayagazeta.ru

.
.
.