Александр МЕЛАМЕД | Сто вод одной судьбы

Еврейская тема и «Удар бича».

Любимым животным Фриденсрайха Хундертвассера была улитка. И  потому,  что повсюду носит с собой свой дом, и ей у нее есть возможность скрыться от недруга. И потому, что ни от кого не зависит в поиске убежища. Таких «потому» наберется с добрую дюжину.

Но  Хундертвассер, выдающийся дизайнер, архитектор, художник с мировым именем, любовался улиткой как верхом природного совершенства.  Известность к нему пришла в 30-летнем возрасте, после выставок в Милане, Париже и Токио.

Люди много лет восхищаются многочисленными зданиями по проектам и мотивам Хундертвассера. У художника было много друзей-израильтян и евреев по всему миру. Говорят, он отыскал  их потомков даже на венецианском острове Джудекка (в переводе «иудейский») при том, что иудеи, с XII века преследованные  регулярными выселениями из  Венеции и разрешениями на новое/cтарое ПМЖ, всегда гадали, насколько на этот раз долговечно зыбкое еврейское счастье.

Зная об истории отношений  между Израилем и его арабскими соседями, он нарисовал Флаг Мира для Ближнего Востока с зеленым мусульманским полумесяцем и голубой Звездой Давида на белом фоне. По этому поводу он обнародовал свой Манифест Мира, который несмотря на  политическую наивность, унаследованную от Теодора Герцля, сохраняет зыбкий оптимизм по поводу совместного мирного еврейско-арабского проживания.

Свою архитектурную концепцию он тоже изложил в манифестах, последовательно  воплощая их во множестве проектов. Его Идеальный Дом – это даже не здание как таковое, а  уютная нора, которую сверху покрывает трава и в которой проделаны  окна-глаза. В Новой Зеландии он построил такой дом, по крыше которого бродили, пощипывая траву, бараны – символ национального благосостояния страны. Окруженный блеющими соседями, которые хозяйничали у него над головой, Фриденсрайху чудилось, что он – большая улитка, которой очень нравилось быть частью природы, лишь условно отделенным от нее таким мощным и зыбким травяным панцырем.

Хундертвассер считал, что нельзя жить в одинаковых домах-коробках: это угнетает людей. И трудиться в серых унылых зданиях тоже нельзя. А если даже заложены в облик здания углы, их обязательно надо сгладить дополнительными накладками, манерой окрашивания, при котором эта угловатость исчезала. «Прямая линия таит угрозу для людей», говорил художник. И добавлял: даже если учесть, что змея опасна, то след от ее хвоста гораздо органичней и  уже само по себе несомненное совершенство по сравнению с прямой линией.

Так он наследовал от модернизма знаменитый стиль «Удар бича», и  бетонные коробки в его проектах становились теремами с золотыми луковками, с причудливой черепицей в стиле Гауди, с пестрой мозаикой из битой керамической плитки. Эти луковки и черепичные крыши обрамлялись  деревьями и кустарником, чтобы, как объяснял Хундертвассер, можно было сохранять баланс между живыми и рукотворными творениями, поскольку и рукотворные тоже – часть природы. 

Кругом вода

Слово «вода», составляющая часть его фамилии, сыграла мистическую роль в его биографии. Вода манила его по одной причине: это единственный минерал на земле, не имеющий собственной формы, и охотно принимающий любую – в силу своей текучести. Она готова обтекать любую преграду и делать это игриво и волнообразно. Никаких прямых линий не признает. За это и любил ее художник, искренне ненавидевший все прямолинейное и углообразное.

Обтекаемый стиль – фирменный знак Хундертвассера. Он обозначен в настенной росписи «Земля людей, птиц и кораблей», осуществленной  22-летним художником во время пребывания во Франции, в изображении дождя в произведении «Зеленая власть»,  созданном в начале 70-х в Венеции, и  волнообразным полом в его доме, превращенном в музей.

Хунтертвассер был заядлым яхтсменом и ходил на своем судне через океаны из Новой Зеландии в Европу. Синий цвет наряду с зеленым и красным – главный в его творчестве. Regentag (Дождливый день) – один из  псевдонимов художника и название переоборудованного им парусника, служившего ему домом.

Есть что-то запредельное в самих обстоятельствах  смерти Хундертвассера. Он ведь и умер-то фактически в объятьях водной стихии: на борту   круизного красавца Queen Elizabeth 2. Фриденсрайх возвращался в Новую Зеландию из Европы, своего последнего путешествия с континента, где родился, на новую родину, которую он определил для себя: здесь был тот зеленый простор, окруженный морем, о которых он в урбанистической Европе мечтал.

Духовные отцы

Учитывая, что более чем за полвека  набралось не менее нескольких сот произведений (архитектурных проектов, графики, скульптур и других), речь идет о громадном творческом наследии. При первом взгляде сразу угадывается рука именно этого мастера. Эксперты до сих пор гадают, в чем секрет притяжения его работ.

Кто-то говорит: именно в обтекаемых линиях, которые им подсмотрены у воды, у природы. Кто-то дополняет: свою обожаемую улитку разглядел он в веточке папоротника, и та причудливо свернулась на придуманном им альтернативном флаге Новой Зеландии вместо символа на официальном флаге, напоминающего о британском колониальном правлении.

Иной намекает на заимствование от его предшественников, которых верно было бы назвать художественными отцами гениального художника.

Отцов несколько. Декоративный колорит всех работ явно навеян Климтом.  Формы – от Гауди. А от Шиле – не только контрасты, которые Хундервассер с удовольствием принял, но и удивительные ощущения.

Поясняя, что самое важное он почерпнул, изучая работы Шиле, указал довольно необычные объекты:  «Стены. Стены городов и домов. Это действительно произвело на меня впечатление. Все они светились  в темноте. Для меня дома Шиле были живые существа. Первый раз у меня было ощущение, что стены обладают кожей. Он рисовал их так, как будто нет никакой разницы между кожей обнаженной девушки и поверхностью  дома, который плачет, живет…  Если вы посмотрите на эти дома, у вас появится ощущение, что это – люди».

И в самом деле, такое ощущение возникает, едва начинаешь сравнивать произведения Шиле «Дома у моря» и «Дома с прачечными». Настроение безысходности и настроение праздника. Но главное тут – Дом. Основной объект творчества Хундервассера.

Осваивая работы Шиле, Климта и Гауди,  Хундертвассер постиг одно правило, которому оставался верен всю жизнь. Все, к чему прикасается взгляд, будь это крыша дома, имтимные зоны человека или  сосуд с водой, – все должно вызывать восхищение, становиться открытием: ведь художник остро чувствует тайную суть вещей, непостижимую для остальных.

«Как я выжил, будем знать только мы с тобой…»

Поскольку многие шедевры  Климта и Шиле  находились там же, в галереях и частных коллекциях Вены, для художественного освоения их  не требовалось даже покидать пределов родного города.

Того самого, где ему, как и Климту, дала жизнь еврейская мать. Эльза Штовассер (Stowasser)  родила сына в 1928 году. Женщина с вечно печальными глазами, какие он пастельным мелом отобразил на ее  портрете спустя 20 лет. Мамы к моменту появления портрета давно не было в живых: эсэсовцы отправили ее в концлагерь.

Печаль была не только национальной принадлежностью. Эльза родилась в бедной еврейской семье, да и замуж вышла за бывшего офицера Первой мировой, безработного техника, который через месяц после рождения сына скончался в больнице после неудачной  операции слепой кишки.

Эльза вечно билась с нуждой. К нужде добавилась смертельная опасность, исходящая от нацистской Германии. Главным для нее было спасти сына. Буквально за считанные месяцы до аншлюса Австрии она отвела Фридриха в католическую церковь и попросила крестить его. Тем и спасла его от нацистской расправы.

Он выжил чудом и всегда помнил об этом. Первая работа, которую он создал, поступив в Венскую Академию художеств, был портрет его еврейской мамы.

Шут, ставший королем

Некоторые искусствоведы сравнивают его с артистом на манеже. Дескать, так жонглировать всем, что попадется под руку и из каждого предмета или факта высекать только солнечное и радостное, мог бы только клоун, в совершенстве владевший всеми цирковыми профессиями.

Взять хотя бы имена. Его настоящее имя Фридрих Штовассер (Friedrich Stowasser). Но, узнав о том, что славяне читают начало его фамилии, как «сто», он переводит это слово на немецкий. Получается Hundertwasser – сто вод. Решает трансформировать имя в более сложное, что в переводе «богат согласием». Правда, многие переводят это как «богат миром». Получается Фриденсрайх Хундертвассер (Friedensreich Hundertwasser).

А все вместе – Богат Согласием Стоводный. Позвольте, был он известен как раз своим резким строптивым нравом. Так в согласии с кем или с чем?

С природой. По существу, он себя полностью переименовал, перекодировал – в соответствии с философскими установками, которые претворял в своем творчестве.

Он  вел себя нестандартно. В легенды вошла его привычка надевать разные носки. При этом погружал их в стоптанные сандалии и вполне мог явиться в таком виде на прием к высокому чиновнику или в телестудию на прямой эфир. К слову сказать, «носочный» миф – слепок действительности, это  подтверждается фотографиями. Он породил любопытное дизайнерское движение. Я  видел в одном из элитных магазинов курортного городка Бад Зассердорф  носки в стиле Хундертвассера.

Эпатаж тоже часть игры с миром. Как и нагота. Абсолютная. Выступая в мюнхенской  галерее Хартманна (1967) и перед молодыми архитекторами мира в Вене (1968), он стоял голышом, в духе обнаженных натур на полотнах обожаемого им Шиле. Хундертвассер считал, что именно так его протест против «стерильной архитектуры» быстрее дойдет до аудитории. Шокирующим было его откровение, смысл которого – мы приходим в этот мир обнаженными, чтобы всей своей кожей соприкасаться с ним, поскольку мы его часть, и так же, обнаженными, должны уйти.

Этот посыл был им воплощен до конца, поскольку он был похоронен не в гробу, а так, как предстал перед художественной элитой в Мюнхене и Вене – в соответствии с своим завещанием. Суть его – своей физической сущностью человек должен  возвращать природе то, что взял у нее, тогда и он и она будут счастливы.

Я собираюсь породнится с землей

Быть похороненным голым, без гроба

Под деревом, на своей родине Маори

Так он  был погребен в земле маори – аборигенов Новой Зеландии, ставшей его второй родиной, в Саду Счастливых Мертвецов, под тюльпанным деревом. Как и замышлял  художник, его прах питает корни одного из самых медоносных растений, а пчелы, вьющиеся над цветами древа, радуют людей.

В числе его знаменитых афоризмов и такой: «Только если ты любишь дерево так же, как любишь себя, ты выживешь».

В соцсетях я нашел такое рассуждение: «Мудрый шут, который доставил миру  удовольствие от ощущения гармонии с природой, получил от нее  очаровательное зеленое надгробье, о котором только могут мечтать великие мира сего».

Свой на всех континентах

Он не делил природу и  человека. Принимал мир целиком, как он есть. Разговаривал на семи языках. Побывал на всех континентах. Любил всех, как собратьев по Земному Дому. Жителей Австрии, Франции, Гибралтара, Греции, Тироля, Уганды, Судана, Австралии, США, Катара, Индии, Непала, Италии, Японии, Сибири, где живал неделями, напитываясь мотивами национального творчества и воплощая их в виде облика фабрик, вокзалов, жилых домов, монет, плаката и даже телефонных карточек. Когда ему говорили, что его искусство – мост между людьми, он возражал: «Мост между человеком и природой».

Для художника не существовало незначительной формы выражения. Его знают, в основном, по архитектурно-дизайнерским работам, но он почти неизвестен и как выдающийся художник-оформитель книг. Причем, знаковых. Это – 80 иллюстраций к Библии, вышедшей мизерным тиражом в 1800 экземпляров; оформление  24-томной Brockhaus-Enzyklopаеdie, латинского словаря для немецкоязычных школьников.

Он гордился этими работами точно так же, как  церковью святой Варвары в Бернбахе,  котельной Шпиттелау в Вене, зданиями железнодорожного вокзала в  Ильцене и общественного туалета в Кавакава или  марками, созданными ими по заказам ООН, Олимпийского комитета и лидеров стран.

Построенный им в 1980 году многоэтажный жилой дом с впечатанным в название именем создателя  Hundertwasser-Haus – такой же посещаемый в Вене туристами объект как памятник Иоганну Штраусу и дворец Бельведер.

В эссенском Груга-парке есть  гостиница от McDonald’s Kinderhilfe. Здесь, в пряничном замке от Хундертвассера,  живут семьи с тяжелобольными детьми, которые проходят  лечение в Университетской клинике, расположенной в сотне метров. Недалеко. Но очень важно. Родители имеют возможность побыть с детьми вдали от больничных стен. По мнению врачей,  тот факт, что близость способствует процессу исцеления, в настоящее время научно доказан.

В облике  замка  многое напоминает детали венского дома-музея Хундертвассера, где я любовался макетами, марками и картинами, тяжело одолевая  волнообразный рельф пола. Видимо, художник хотел, чтобы каждый посетитель  чувствовал себя здесь в морской стихии, как он некогда на борту любимой яхты Regentag.

Подсмотренные  им у живой природы обтекаемые формы  он возвращал людям в виде незабываемых творений. В разных странах мира можно встретить 37 зданий, построенных по проектам Хундертвассера. Причем, ряд из них продолжает возводиться и поныне.

Он был неутомим как океан, питавшийся водами ста рек, текущих откуда-то  куда-то – в прекрасное далеко. Оно представлялось  ему бесконечной спиралью. Особенно трепетно относятся к этой идее жители Линца и Тель-Авива (там  мастер оставил шедевры «Спиральный источник», пометив их I и II), и Дармштадта с его «Лесной спиралью».

Несмотря на то, что в их основе все та же неотвратимая улиточная тема, которая полюбилась ему еще в детстве,  Хундертвассер  всякий раз остается для потомков неожиданным, ярким, разнообразным.

Фото автора.