Александр МЕЛАМЕД | Черногорская радуга

Часть третья 

Тот, кто планирует поездку в Черногорию на автомобиле, должен учесть особенности дорожного движения. Как очевидные: сложный рельеф, плотность автотуристов в летний сезон. Так и неожиданные: качество дорог, парковка, менталитет местных водителей.

Удобные дороги – это лишь несколько крупных автомагистралей, пересекающие страну с севера на юг и с запада на восток.

Хорошие дороги – между популярными туристическими городами, такими как Подгорица, Будва, Котор и Бар. Но и понятие «хорошая дорога» относительное: именно здесь, на участках Будва-Котор и в районе Пераста, происходят заторы.

Откровенно проблемных дорог не меньше половины: в прибрежной зоне, вдоль Адриатического моря, часто узкие и извилистые, что гарантирует пробки, особенно летом; в горах, поскольку просто не имеют асфальтированного покрытия; местные дороги в горной части могут быть опасными из-за крутых обрывов и недостаточной ширины.

Сезонные пробки – понятие круглогодичное и касается любой дороги. В июле и августе, когда поток туристов, тоскующих по большой воде, увеличивается. В зимний период – свои сложности, поскольку в горных районах ситуацию на дорогах диктуют снег и лед, особенно опасные на трассах к горнолыжным курортам Жабляк и Колашин.

Ситуацию на дорогах определяют не только сезон, покрытие дорог, рельеф, но и местные водители. Если сказать коротко, безбашенные. Действуют по негласному и малопонятному взаимоисключающему принципу «Плевать на дорожные знаки. Но дорогу встречному авто уступить готов». Видимо, по этой причине светофор – великая редкость. Почти такая же, как парковочное место в туристической зоне. Но если оно чудом отыщется, то, как правило, рядом с крупным торговым центром и к тому же платное.

Некоторые участки магистральных дорог строятся при финансовом участии ЕС. То есть, не входя в состав Евросоюза, черногорцы уже сейчас пользуются его благами. Строящиеся участки сразу различимы на фоне фактического бездорожья: они засыпаны мелким гравием, готовым к завершающей стадии строительства. Проблема в том, что острые камешки вполне могут проколоть шины, и ты, если у тебя нет в резерве запаски, прокукуешь не один час в ожидании спасения. Напомню: здесь действует общий для всех закон «Не торопись».

Другие дороги, условно говоря, боковые, – улицы небольших, как правило, городков.  Третьи, целевые, отходят от боковых, и устремляются или куда-то вверх, или, напротив, куда-то вниз, – к одиночным затерянным среди скал строениям, теоретически принадлежащим определенному населенному пункту.

С магистральными все понятно: ровная, гладкая, асфальтированная поверхность, с шириной, обеспечивающей встречное движение. Остальные – проблемные, поскольку встречным машинам просто не разъехаться, поэтому одной из них приходиться прижиматься к скалам, а другой – осторожно шурша по щебню, постараться не сорваться в пропасть. Тут, надо сказать правду, черногорцы проявляют полное взаимопонимание, оставаясь исключительно внимательными.

Но – вот удивительно! – едва они же, только что предельно учтивые и предельно терпеливые на проблемных дорогах, выбираются на магистральную, как проявляют себя исключительно, как пубертатные подростки. Особенно стараются мотоциклисты. Они воспринимают знак «Обгон запрещен» как отмашку флажка на гонках и врубают сразу скорость под сотню километров в час. (При этом надо отдать должное водительской солидарности: за километр встречная машина помигает тебе фарами, предупреждая о засевшей в кустах патрульной службе). Причем, особую прыть выказывают именно на крутых поворотах, где вероятна любая неожиданность, включая не сбавляющих скорости встречных экскурсионных автобусов.

О том, что происходит дальше, рассказывают обочины, усеянные крестами с гирляндами пластмассовых цветов и табличками с именами погибших. Иногда на табличках – много одних и тех же фамилий, указывая, что из-за лихачества часто погибают целыми семьями. Но даже эта скорбная вереница нисколько не впечатляет дорожных хулиганов. Трагизма добавляет еще одно обстоятельство: в стране нет, за исключением считанных километров, связывающих курорты побережья, пешеходных дорожек. А если есть, то ходят по ним след в след, как на болотах.  Жизнь гуськом – реальность, с которой вынужден смириться пешеход. Знатоки советской песенной классики при этом напевают: «Нам дороги эти позабыть нельзя».

Примечательно, что эта очевидная неуправляемость вполне уживается с исключительной выдержкой. Это происходит, когда на второстепенной дороге, где ну никак не разъехаться, вдруг лоб в лоб встречаются родные или друзья. Только что они, несмотря на ограничения скорости до 40, жарили под сотню на крутейших поворотах, и вдруг – стоп. Брат увидел брата, сосед – соседа. Водители встречаются, обнимают друг друга и начинают подробно расспрашивать о разных разностях. Кто же в конце концов на ком женился, куда переехал и как устроился на новом месте. Движение с обеих сторон напрочь замирает. И никто, заметьте, ни-кто в этом поминутно нарастающем автохвосте не выказывает недовольства. Никто не подстегивает возмущенными звуковыми залпами. По единственной причине: в любой момент точно в таком же положении «Брат увидел брата, сосед – соседа» можешь оказаться ты.

Все относятся к ситуации с полным пониманием. Преобразование лихача в паиньку происходит за минуту.  Включается принцип: жизнь прекрасна, и сейчас она просто дает тебе возможность сделать передышку на трассе. Вот и отдыхай, покуда мы не обсудили нас интересующую тему.

Машин много – это вообще ничего не сказать. Поэтому парковка тоже своеобразна: по принципу «Где угодно», включая даже редкую для этой страны пешеходную дорожку шириной в 30–40 сантиметров. Мало того, нередки случаи парковки прямо посередине дороги, на разделительной полосе, когда возникает стопор движения с обеих стороны сразу. «Если бы мне рассказали, я бы не поверила. Но я несколько раз такое видела своими глазами», отозвалась родственница.

Отчасти скрашивают нервозность водителей растущие вдоль дорог пальмы и гранатовые кусты с наливающимися плодами, как это происходит в середине сентября. И трудно удержаться от удовольствия потрогать это чудо.

Это напомнило мне город детства и юности Ташкент с его яблоневыми и вишневыми деревьями и улицы в Израиле, украшенными солнечными апельсинами. И в Узбекистане, и в Израиле, и в Черногории свет и тепло природы словно перетекают в жителей, пополняя запас душевности.

Еще один подарок от природы – вода. Не из-под крана, не из магазина. Не популярная «Князь Милош», привезенная из Сербии, где впервые была получена в 1811 году и славящаяся как привкусом морских водорослей и набором микроэлементов, так и объемом продаж в Черногории.

Но есть и другая вода. Живая, настоящая. Вода с гор. Чистейшая, отфильтрованная, со всем мыслимым набором сульфатов, фосфатов и прочих «фатов», значительно превосходящим почтенного «Князя». Жителям Рисана повезло. Стоит от основного массива построек отъехать на пяток километров вверх, как справа от серпантиновой дороги взору открывается банальный резиновый шланг, источающий природную минералку.

Она льется, не переставая, втекая в некую нору. Точно так, как говорится в черногорской народной сказке «Обрен Самораный»:

«Где кудрявый ручей Уходит в землю, У понора, Под крестатым буком, Простирающим ветви вековые». Понор – место, где ручей или река уходят в неизвестное подземное русло.

В метре от рисанского понора бывает порой очередь, но небольшая. Сюда спозаранку по воскресеньям (менее напряженное движение) спешат с 6-литровой тарой, и, считай, проблема решена.  Семье в 5–6 человек требуется на неделю 12–14 бутылей. Понятно, что чуток поистратиться придется – расходов на бензин не избежать. Но это смешные траты по меркам заправочных станций в большинстве стран Европы.

Впрочем, если говорить о той же среднестатистической семье, живущей в курортном городке на берегу Бока-Которской бухты, как местные жители называют Которский залив, месячный расход прибывающей по трубам питьевой воды отнимает у семьи не более 15 евро.

Черногория щедро делится с коренным и приезжим людом своими природными богатствами. Она готова принимать гостей со всего мира.

Есть ли этому объяснение? Почему? Кто-то говорит: потому что название нашей страны – иноземное. Да, на местном языке оно звучит Црна Гора. Но никто не забывает, что Черногория – это перевод с венецианского «Негра монтаньяр». Кстати, почему черные горы, когда вокруг довольно живописные серые скалы с шариками зеленовато-бурого мха? А черные – оттого, что горы усыпаны хвойными лесами. Столь плотными, что не пропускают солнечный свет, а активно поглощают его. Отсюда и прозвище соснам и елям – «черные».

В числе коренных жителей итальянцев нет. Видимо, они сочли, что Черногории довольно того, что их предки подарили стране имя. А если и встречаются, то в разделе «Другие этносы». Других всего 3,45%. Цыгане, македонцы, русские. Но страна многонациональна: она оказалась на перекрестке культурных и религиозных влияний.

Крупнейшая этническая группа (45%) – черногорцы. Причем, нарастающая. И не потому, что увеличилась рождаемость, а по другой причине: за 18 лет после обретения второй по счету независимости наблюдается значительное число людей, идентифицирующих себя как черногорцы, хотя многие из них ранее считались сербами. Из-за этого идет корректировка численности сербов. Их насчитывается 28-32%. Поскольку эти и другие данные – из материалов последней переписи 2011 года, думаю, что зачисленных прежде в сербы стало меньше, а черногорцев, соответственно, больше.

С религиозными предпочтениями еще сложнее. К примеру, в переписи Черногории упоминается необычная категория – мусульмане по национальности, которых 3,31%. Это люди, которые идентифицируют себя как мусульмане (в этническом смысле), но при этом не относят себя к боснийцам (9% населения) или другой национальности. (Вы что-нибудь поняли? Я – нет, честно говорю).

Большинство хорватов (а это менее 1% населения) проживает в прибрежных районах Котор и Тиват. Это в основном католики, культурно близкие к хорватскому населению Дубровника. Около 5% населения – албанцы. Причем, каждый этнос имеет свою историческую среду обитания. К примеру, основные регионы проживания босняков (мусульман славянского происхождения), — северные области страны, граничащие с Боснией и Герцеговиной, а также города Плав, Рожае и Беране. Албанцы сосредоточены на юго-востоке страны, в районе озера Шкодер и в городах Улцинь и Тузи. Это тоже облюбованные мусульманами места.

Но и в Подгорице мусульман хватает. Я это понял, когда меня, в тот момент получившего приют в столице Черногории, спозаранку разбудил призыв муэдзина на молитву. Сразу вспомнился Ташкент 90-х, когда надо всеми кварталами Чиланзара звучал не призыв, а сама молитва – репродукторы исторгали арабскую речь, напоминающую песню. Не знаю, как остальные мечети, но та, подгорицкая, рядом с которой я поселился, принадлежит турецкой общине, о чем свидетельствовала табличка у входа.

В этом пестром этно-религиозно-культурном пространстве сравнительно недавно, считанные десятилетия, оказались наши экс-соотечественники – россияне и украинцы. Как они себя чувствуют? Да по-разному. В принципе благополучно. Особенно те украинцы, кто, продолжая жить в Германии, приобрели в Черногории недвижимость и сдают ее западным туристам, а в родном Львове –  квартиру согражданам – беженцам с востока. Причем, понятно, числятся по немецким документам неимущим. А сам ездят регулярно в Котор и Львов, кассируя месячную плату.

О таком гешефте россияне только мечтать могут. Среди них тоже разные люди. Есть челноки, кто ездит в Черногорию по делам. Есть те, кто, опасаясь непредсказуемых событий на исторической родине, предпочитают отсидеться в красивейшей стране Европы.

Живут россияне и украинцы на одних тех же улицах, порой в одних и тех же домах. В Рисане, где я остановился (а дело было середине сентября, под занавес каникул), с раннего утра до позднего вечера стоял ор. Под окнами носилась тройка подростков, которые фехтуя кричалками разного рода и пугая котов, которые привыкли к спокойному выпасу, порой ночуя в подъездах домов и даже однажды в багажнике автомобиля, случайно незапертого на ночь владельцем. Кричали то на трех языках – или сразу, то переменно – на русском, украинском и сербохорватском. Соревновались они не только мощью голосов, но и еще в гендерном спектре: кто словцом позабористей зацепит проходящих мимо соседок – девчонок-черногорок.

Хотя слабый пол спокойно может дать сдачи (по общепринятому орднунгу, женщина в Черногории слабым полом себя не считает и, если надо, может врезать по полной), но все знали: ничего хорошего от русских не жди. Это – отголосок казахской байки: «Появился у тебя русский сосед – пора затачивать топор».  И хотя в каноническом виде эта поговорка отсутствует, настороженность казахов, особенно сейчас, после февраля 2022-го и с появлением в республике тысяч релокантов с буквой Z на заднем стекле авто, понять можно.

Так что в Рисане пока дело ограничивалось окриками от возмущенных черногорских мамаш. Этнический состав троицы был пестр: один черногорец, полтора русских и пол-украинца. Соперничая друг с другом по какому-то пустяковому поводу, матерились исключительно на великом и могучем. Собственно, точно так же, как это делают украинские школьники на улицах, в школах и в вагонах метро Германии. Похоже, языка Шевченко они не освоили, зато русский мат – в совершенстве.

Русский след встречает туриста, прибывшего в Черногорию на отдых, проявляясь довольно отчетливо. К примеру, прием у русскоязычного врача обойдется в 200 евро, у местного – в 70, а, случается и вовсе бесплатно, смотря на какую сердобольную душу (а такие среди коренных черногорцев сплошь и рядом, особенно когда болен ребенок) попадешь.

Другое воплощение русского следа нас ожидало на стоянке такси в Перасте, городке, до которого мы из Рисана добирались пешком по принципу «Жизнь гуськом», о котором я рассказал чуть позже. В общем, наша небольшая компания, натрудив ноги на ступенях Пераста, насладившись прогулкой на катерке к острову Мадонна на Рифе, за пару часов подустала и стало понятно, что возвращение будет не таким проворным.

Захотелось комфорта. Он был возможен. На стоянке такси стоял дядечка-диспетчер, который, позвонив по мобильнику, вынес вердикт: машина прибудет минут через десять. Нас, естественно, интересовал вопрос цены. Диспетчер осклабился, услышав нашу русскую речь. «Вы из России?» Мы переглянулись. Четырех жителей Евросоюза охватило легкое волнение. И оно было объяснимо.  Двое – граждане Узбекистана, которые в России жили несколько недель, будучи в командировке или в гостях у родни. Самый младший кандидат в пассажиры, пятилетний карапуз, по-русски лепетал довольно бойко, лишь в минуты волнения переходя на немецкий, который освоил в яслях и детском саду. Он, родившийся в Германии, был, кстати, единственным гражданином ФРГ. Конечно, мы могли бы разом гаркнуть: «Да чего уж там, все мы из России!» Но – вот же проклятый немецкий орднунг – слаженно соврать мы уже вряд ли смогли. Непременно сбились бы. К тому же карапуз со своей обезоруживающей осведомленностью мог бы нас сдать в одно мгновение.

Россиянкой по факту рождения была лишь одна дама. Она-то, оценивая серьезность ситуации, выступила вперед: «Ну, конечно, из России!» «Из какого города?» – прищурился диспетчер. «Из Тольятти». Тот нахмурился: о городе с итальянским именем, в котором он, как максимум, предполагал пока незнакомого ему композитора,  в жизни не слышал. Россиянка закрепляла успех: «Это город такой, на Волге».

Диспетчер пожал ей руку. Стал загибать пальцы, раскладывая тариф по географическим полочкам. Говорил он на сербохорватском. Но мы без перевода понимали: мзда отнюдь не одинакова. С гражданина Евросоюза – 40 евро, с китайца или японца – 50 евро… В мозг его был вживлен политический счетчик, при котором 5-километровый путь воплощался в конкретные, но очень разные евро.

Более всего нас волновала собственная судьба. «А Россия?!» – не сговариваясь, гаркнул слаженный коллектив, принадлежа России только на четверть. «А Россия… Путин… Братья! А брату…» Он произнес какое-то слово, обозначавшее, скорее всего, нечто особенное. Пока не изрек вердикт: «А брату – 10 евро». То есть брату почти задаром. Мелькнула наглая мысль: в принципе, мог бы в знак братства и из уважения к Путину вовсе забыть о деньгах. Но такси-стоянка принадлежала не черногорцу и не сербу, а боснийцу. А это совсем другой менталитет.

Я вдруг представил, как тяжело пришлось бы, попади он к политдиспетчеру, обладателю российского паспорта буряту. Тому, кто пересылал на родину выдранный из бучинского домика унитаз. За такси из Пераста выложил бы не меньше полтинника. И вопль «Да не китаец я, а россиянин!» ни за что бы бурята не спас.  Не родись бурятом, прослывешь богатым…

Региональная такса на услуги подсказывала самое правильное гражданство и вообще – успешный стиль поведения в Черногории.  Не знаю кто как, а я почувствовал себя засланцем коллективного Запада в Черногорию. Хотя мог быть воспринят и как засланец коллективного Востока. Паспорт-то прежний, узбекистанский.

Но я что-то заболтался. Вернемся на улицу, где я имел двухнедельный опыт знакомства, а именно – возможность очевидеть и ушеслышать малые пацанские войнушки, которые неизменно заканчивались распитием сладких газировок. Никаких обидных терминов типа «ватник» или «хохол». Обычные озорники.

При этом отцы этих семейств по пятницам ближе к полуночи устраивались на балконах, где, как говорится в странах исхода, квасили по-взрослому. Однажды, решив по случаю высоких температур постелить себе на балконе рисанской квартиры, где жил с родней, я слушал пространную, но чрезвычайно интересную речь. Выступал перед малоопытными россиянами мужичок, в котором сразу угадывался украинец, поскольку часто повторял на ридной мове: «Ховорю вам ще раз…» Тема лекции: как и на чем именно лучше всего разводить жителей Вьетнама, Анголы и Венесуэлы, в чем успел за последние месяцы убедиться новоявленный Бендер.

Говорил он, как профессор, отчетливо и конспективно, завершая обзор по каждой обобранной им стране тостом «Ну, по пять сантиметров!» Только человек, знакомый с реалиями СССР, смог бы расшифровать происходящее – по отчетливым в полной тишине булькам в стаканы. Возможно, этому лектору принадлежала встреченная мной на парковке в Рисане сверкающая Volvo с украинским номером, заработанная как в том фильме – непосильным трудом, то есть откровенным мошенничеством за пределами исторической родины, которой можно гордиться своими изобретательными гражданами.

«Халявщик, – оценил мой знакомый украинского беженца, утомленного хроническим бездельем в благополучной стране Европы. – Еврейское культурное наследие сказывается… Как это, о чем я говорю? Ты знаешь, что у иудеев положено к вечеру пятницы освобождаться от молока, поскольку нельзя зажигать огонь. Надо отдавать его соседям-христианам». «Пардон, при чем тут евреи?» «Молоко на иврите halav. Так и повелось: халява – все, что задаром, без копейки затрат. Стиль сегодняшнего поведения большинства украинских беженцев в Европе».

На балконе в пятницу вечером молока смешанная украино-русская компания точно не пила. Но ситуация под неизменное «Ну, по пять сантиметров!» была вполне приличествующая моменту. Как и на магазинном прилавке, где лектор и его прихожане незадолго до посиделок отоварились крепким спиртным по известному принципу «Бери сразу три, чтобы не ходить за второй!» Они ни словом не вспоминали о том, что сейчас происходит на российско-украинской границе. Они жили своей жизнью и ею дарованными рискованными приключениями.  Ну что сказать?! Война войной, а бизнес по расписанию.

Расписание в данном контексте – еще и табличка на двери магазина IDEAL, в которые поочередно ныряют кандидаты в Бендеры и их отпрыски, та же отвязная троица. Впрочем, в Черногории и без таблички знают: магазины работают с раннего утра и часов до 8, а то и 9 вечера. В воскресенье закрыты. Ну да, война. Но она где-то там, за горами-долами. В Черногории по поводу того, как враждуют Россия и Украина, вообще не заморачиваются.

Вот товары из этих стран – другое дело. На полках магазинов царят мир и покой. Здесь, конечно, нет, как в русских магазинах на Брайтоне, кефира Ukrainian с фото киевского Майдана, гербом и флагом Украины. Отсутствуют другие атрибуты, свидетельствующие о любви к Родине – неважно, к какой именно.  Все проще: товар и ценник.  Черногорские мужчины радуются тому, что под пиво из Никшича, о котором я уже рассказывал, отлично идет вяленая и копченая рыбка с Каспия (ну это если денег хватит, взгляните на ценники).

Они бы точно ахнули, если бы от украинского лектора узнали, что тот же товар в киевском магазине «Дары моря», что на улице Павловской, продается в пересчете на евро за 8–12, то есть в 4–5 раз дешевле российских аналогов.

Ну, взрослым одни (весьма не дешевые) радости жизни, их детям – свои, вполне доступные украинские сладости. Но когда эти папы сами ходили в коротких штанишках, с удовольствием охотились за вкусняшками от владельца кондитерской корпорации Roshen (основана в 1996 году) Петра Порошенко, шестого президента Украины. Он одним из первых понял, что сплотить соседей вполне возможно, консолидируя их кулинарные вкусы.

Вкусняшки, конечно, роднят народы. Но есть мощная финансовая скрепа, которая объединяет понаехавших в Рисан и другие города россиян и украинцев. О ней громко говорить не принято, чтобы не сильно било по ушам черногорцев. Дело в том, что с точки зрения мошенников, независимо откуда приехавших, Черногория – страна, просто предназначенная для развода. Обожаемое ими слово «халява» способно материализоваться для пришельцев с экс-советского востока без особых усилий. Это без проблем.

Но вот применительно к обычному черногорцу выражение «хапуга» – это, что называется, ни с какого бока.  Сами судите: странно ожидать скидку на товар или услугу у жителя страны, чей кошелек, мягко говоря, довольно скуден. Но – менталитет. Здесь не удавятся за копейку. Видимо, в негласном кодексе чести этого народа прописано правило: готовность прийти на выручку, если у клиента по каким-то причинам недостает денег на покупку.

Черногорец верит на слово, а то и вовсе без долгих раздумий простит долг. Нет, не соседу, не знакомому, просто первому встречному. «Ай, завтра занесешь. Ну, через неделю. Не получится – так через месяц. А если и так не можешь – забудь про долг. Когда-нибудь сочтемся». Такие речи нередки не только в магазине или на базаре. Даже в ресторане. Им называется даже какая-то непрезентабельная и давно не крашенная корчма на 3–4 столика, причем, вам может не хватить стула.

И это не рекорд великодушия.  Есть более впечатляющий пример. Моему родственнику, живущему в Черногории, понадобился rutter 5G. В принципе, это – жизненная необходимость, прежде всего, для водителя автомобиля в горной стране, где традиционные проводные Интернет-услуги труднодоступны. Иными словами, вопрос безопасности. В трех городах Черногории приборов не было вовсе: раскупают как пирожки. Продавцы пообещали, что как только появится… Через недельку один позвонил. Прибыл, приходи, забирай. «Слушай, – говорит продавец. – У меня есть карточка Телекома, дающая право на 200-евровую скидку. Так что гони сотню и вещь твоя». Для сведения: цена прибора – 300 евро. Никакие уговоры не помогли! Продавец так и не согласился. «Это мой тебе подарок. Я же ничего не потерял. Только приобрел – клиента и друга».

То есть цена вообще не при чем. Все решает личная приязнь. Есть что-то дороже денег. Это происходит в Черногории на каждом шагу. Ну да, просто понравился человек. Когда-нибудь и он ответит добром. Для черногорца магазин, базарная площадь, ресторан – место, где можно порадоваться знакомству, общению, неважно с кем – с соседом, родственником или с незнакомцем. Евровзаиморасчеты могут удручать встречу. А жизнь дана нам… правильно, для радости.

Философия

Невольно вспоминается английский поэт эпохи романтизма Джордж Гордон Байрон, более известный как лорд Байрон. В его стихах нередки мотивы о путешествиях, природе и борьбе за свободу, которые идеально перекликаются с черногорским духом. Ему приписывают выражение: «На момент создания мира последним было сотворено Черногорское побережье, и оно стало совершенством».

Я вот что подумал: может, это сама природа с ее врожденной тягой к гармонии сотворила особую человеческую особь и воплотила ее в рядовом черногорце?!

Фото из соцсетей и семейного архива.