Часть первая
Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
Говорят, в мире существует один-единственный танец, при котором нельзя разговаривать и улыбаться, а приглашение на который порой расценивается как смертельная обида.
Для полноты картины скажу, что мастера мирового класса порой запреты нарушают. Разговаривать не отваживаются, а вот улыбки порой скрыть не могут: уж очень влюбчивый народ эти танцоры.
Вы, видимо, уже догадались – речь о танго.
Существует несколько версий о его происхождении. Самая распространенная из них: танец такого рода появился в портовых пригородах Буэнос-Айреса, где на стыке XIX и XX веков встретились и сплелись в одно цельное полотно культурные традиции многих регионов мира – ритмы кубинской хабанеры, африканской кандомбы, аргентинской милонги, испанского фламенко и некоторых других европейских танцев, завезенных иностранными матросами. И хотя в Аргентине это был танец бедных кварталов с обилием иммигрантов, довольно скоро он покорил страну. Чем? Сочетанием лиричного и страстного начала.
«Виновник» этого повального увлечения – Карлос Гардель, иммигрант из Франции, привезенный в раннем детстве в Аргентину, который еще подростком «заболел» танго. Потому что как-то сразу понял: это – не просто танец. Свою философию он сформулировал десятилетия спустя: «В танго вы можете найти историю, традицию и культуру. Это не просто танец, это способ жизни».
Карлос сначала стал звездой Аргентины, а, переехав в Европу, познакомил с танго Париж. Отсюда танец начал свое триумфальное шествие по странам и континентам. Поэтому, кстати, его и восприняли как французское изобретение.
Но не везде танго прижилось сходу. Например, оно было запрещено в Германии и России, что, однако не помешало бешеной популярности этого танца. В 1920–30 годы в СССР оно считалось упадочным и мещанским танцем, тем не менее, заигранные пластинки с мелодиями танго передавались из рук в руки, примерно так, как десятилетия спустя – на машинке отпечатанное «Собачье сердце» Булгакова.
И сегодня этот танец не теряет своей популярности.
Спрессованный считанными минутами рассказ о рождении и триумфе любви. Так называют танго. Оно в Буэнос-Айресе повсюду. Это – национальный символ. Термин «танго» появился раньше. Есть версия о канарском происхождении: дескать, именно так именовали негры игру на барабанах, под звуки которых резвилось это этническое сообщество.
Аргентина считает – конечно, ей. И на правах хозяйки щедро делится секретами танца с любым пришельцем. В витринах магазинов, предназначенных для туристов, желающих сделать первый шаг к постижению аргентинского чуда, – костюмы в черно-красной гамме, широкополые шляпы, чулочки в сетку, бумажные розы-заколки. Оденься подобным образом – и, считай, экипировка к исполнению танго закончена. Вся недолга – осваивать па. И будешь своим на празднике жизни, как о том грезил некогда Остап Бендер. Правда, ему, одесскому аферисту с великими амбициями, виделись исключительно белые штаны, которыми поигрывал ласковый бриз. То есть мыслил он себя, как зрителя, а не исполнителя.
Да, часто танго называют «аргентинским». Позвольте, говорят жители Уругвая, первое танго La Morocha создал уругваец Энрике Саборидо. Да и самое популярное – La Cumparsita – тоже сочинил уругваец Херардо Родригес.
Все правильно, соглашаются аргентинцы, но сочинить – одно, а дать танцу мировую известность – другое. Не будь на свете Буэнос-Айреса, уругвайские сочинения так и остались бы просто музыкальными шедеврами.
Спор между Аргентиной и Уругваем напоминает дискуссию о том, кому принадлежит спагетти. Хотя итальянцы горячо отстаивают авторство, противники утверждают, что привез это блюдо (точнее, рецепт приготовления теста и форму) Марко Поло из Поднебесной, и это ни что иное, как лапша для китайского блюда лагман, которое переводится как «змеиное тесто». Во всей Средней Азии оно так и именуется – лагман. Подобные дискуссии идут вокруг национального авторства бутерброда (немцы или американцы), пенициллина (французы или англичане), электрической лампы накаливания (русские или американцы), мини-юбки (французы или англичане).
Каждая сторона выдвигает собственные аргументы, которые шутя опровергаются противоположной. Ситуация из старого анекдота. Два спорящих приходят к раввину. Первый излагает свое мнение. Раввин говорит: «Ты прав». Второй излагает мнение, несовместимое с первым. Раввин говорит: «И ты прав». Тогда случившийся здесь третий говорит: «Как же так? Это же невозможно! Они не могут быть правы оба!» Раввин говорит: «И ты тоже прав».
Раввину все равно, где правда: он не ставит целью определить ее. Считает, что по-своему правым может быть каждый.
В нашем случае примечательно лишь, что танго, впервые прозвучав в нищих портовых районах Латинской Америки, пересекло океан, ворвалось в изысканные салоны Европы, а затем отсюда, из Парижа, Лондона и Берлина, продолжило покорять мир.
Из экзотического танца, исполнявшегося, как тогда писали газеты, лишь ворами и проститутками, оно, приодевшись, отказавшись от блатной лексики и понабравшись манер, к 1903 году превратилось в завсегдатая элитных вечеринок в Старом Свете.
В Европе достаточно долго шли дебаты, стоит ли пускать в приличное общество танец из маргинальных трущоб Латинской Америки.
На 12-й международной конференции учителей танца, которую в 1913 году проводила парижская Académie internationale des Amateurs professeurs de danse, tenue et maintien, звучали уничижительные мнения. Вплоть до радикальных: дескать, танго – экспорт революции из-за океана. Дипломаты посольства Аргентины во Франции взяли на себя необычную миссию – подтвердить легитимность танца.
Для этого надо было указать особенности танго. Во-первых, для него характерны не придуманные, а естественные позы. Во-вторых, исключены прыжки, и на смену скачущим движениям пришли плывущие и плавные, так называемые кошачьи шаги. В-третьих, партнеры держат друг друга в объятьях, благодаря чему усиливается чувственная сторона…
– Вот-вот, господин посол, – не выдержал кто-то из критиков, – налицо – чистый разврат…
– Забавно слышать такое в Париже, известном во всем мире как город любви, – парировал посол. – Танго завоюет «Мулен Руж» так же шутя, как и ваш знаменитый канкан со стреляющими ножками из-под кружев, вызывающий неизменный восторг. Или вы, господин учитель, априори считаете, что женские прелести аргентинок превосходят французские?
Можно было бы только посмеяться, как это сделали многие участники конференции в Париже. Но реальность порой преподносила весьма грустные примеры. В феврале 1913 года некий житель Вены застрелил свою жену, заподозрив ее в супружеской измене. В официальном обвинении, в части, касающейся личности убийцы, значилось: «Танцует танго». То есть от человека с подобными увлечениями можно ожидать какого угодно криминального деяния.
Европа – ладно, но в 1955 году на родине танго случилось невероятное. В ту пору в Аргентине произошёл очередной военный переворот, и пришедшая к власти хунта объявила танго пережитком прошлого. Аргентинцы последовали примеру СССР, первые годы которого проходили под запретом танца – ему инкриминировали пропаганду буржуазного образа жизни.
Любая страна и народ, живущий в ней, внесли в танговедение свой вклад. В танго есть элементы африканской пляски кандомбе – от поселившихся в той же Аргентине потомков чернокожих рабов, из-за чего танец получил ходовое прозвище Tango negro. Достались ему па от испанской хабанеры и польской мазурки.
Традиционное танго сопровождает звук бандонеона – гармоники с 54 тонами, названной в честь ее изобретателя немца Генриха Банда, учителя музыки, и продаваемой поначалу в его собственном музыкальном магазине в Крефельде. К созданию такого инструмента Генриха побудило желание удовлетворить потребности германских храмов, где было сложно (или слишком накладно) установить орган. Попутно Генрих и его потомки совершенствовали инструмент, увеличивая число тонов до 88 и затем до 100. Бандонеон становился совершенней и составлял нарастающую конкуренцию органу.
Стал он своим и в аргентинском трактире, где его пронзительно-щемящее и вибрирующее звучание было как раз под стать общему настрою посетителей. Среди них были прибывшие со всех концов света ловцы удачи – записные картежники, дамы полусвета, непризнанные поэты, откровенные проходимцы. Так что не совсем уж случайно мечталось Остапу Бендеру о латиноамериканских краях.
Говорят, именно благодаря бандонеону аргентинское танго обрело то, что привлекает обычно поклонников из эмигрантской когорты. Однако этот музыкальный инструмент был не единственным в портовом трактире. Ведь моряки привезли с собой еще один. Мелодион, клавишный музыкальный инструмент, который был изобретен незадолго до бандонеона, в начале XIX века. Это – детище также немецкого мастера Кристиана Бушмана. Свое изобретение (кстати, предшественника аккордеона) он представил в 1812 году и назвал его Handäoline (ручной мелодион). Этот инструмент, довольно компактный и не сложный в освоении, зачастую был на борту суден, развлекая экипажи во время швартовок, и оказался кстати на суше – в портовых трактирах во время исполнения танго.
Правда, повстречал я мелодион с трехвековой биографией не в Буэнос-Айресе, а в Newport News, Virginia, в экспозиции Mariners‘ Museum.
Но это не меняет сути дела – в появление танго вплелась пара отчетливых немецких нот, однако о них знают далеко не все.
Кстати, и французская нота отозвалась довольно отчетливо.
Злачные уголки Аргентины конца позапрошлого века были подобием парижского Монмартра. Такой же трогающий душу перебор, как у мелодиона и бандонеона, примечателен и для musette de cour – французской разновидности волынки, ставшей музыкальным символом Франции.
Французы, как уже говорилось, отличились особой причастностью к истории танго. Началось с того, что в 1858 году семья Туан – выходцы из Нормандии – решила открыть в Буэнос-Айресе кафе «Тортони». Создали копию Café Tortoni на парижском Итальянском бульваре, 22, в котором любили встречаться представители парижской творческой богемы.
Заведение быстро набирало популярность в богемных кругах. Завсегдатаем «Тортони» стал француз Шарль Гарде, ставший в Аргентине Карлосом Гарделем – гением аргентинского танго.
Официальной датой рождения танго-песни в современном понимании считается 1917 год, когда Карлос Гардель впервые исполнил и записал песню Mi noche triste (Моя грустная ночь). Он придумал и канонизировал исполнительский стиль, куда вошли элементы бельканто, мелодрамы и народной музыки, отмечают исследователи.
Прямо в кафе, которое и сегодня ключевое место (ресторан, музей и маленький театр) в столице Аргентины, на Avenida de Mayo, 825, Карлос Гардель писал стихи, музыку и сразу исполнял новые танго. Кстати, ему отчасти принадлежит чехарда относительно места рождения танго. Сам он прибыл вместе с еврейской мамой Бертой Гарде из Тулузы, где и родился, хотя уругвайцы, не оспаривая его иудейского происхождения, считают, что он родом из Такуарембо.
Как бы гению ни приписывали реальные и маловероятные факты биографии, день его рождения (11 декабря) стал Международным днем танго, а законодатель танго и поныне присутствует в кафе «Тортони» вполне зримо – в виде фотопортрета Гарделя на стене.
Под его оригинальные тексты и музыку его многочисленные танго для посетителей «Тортони» нынче исполняют в костюмах начала ХХ века великолепные мастера.
Танго живет переплетением ног, жгучими взглядами, прикосновением бедер. Точно также сладкоголосая «Кумпарсита» и другие бессмертные мелодии любовно и намертво сплавили разные народы, времена, вкусы. Это не удивительно. Несмотря на разность культур, плачут и смеются люди совершенно одинаково. И заботы у них примерно одни и те же. В их числе – жажда самовыражения. Поэтому Себастьян Ачерито, аргентинский танцовщик танго, коротко резюмировал суть общности ценителей танго: «В каждом движении танца вы можете найти кусочек себя и поделиться им с миром».
Фото автора и из авторского архива.
Продолжение в следующем выпуске.
После окончания факультета журналистика ТашГУ работал в ряде республиканских газет, журналов, редакций Узбекского радио.
Эта рассылка с самыми интересными материалами с нашего сайта. Она приходит к вам на e-mail каждый день по утрам.