Александр Куприн | История Деда Мороза

(Новогодняя сказка)

– Бабулечка, миленькая, сними меня отсюдова!
– Да как же ты залезла туда, горе моё? Коротка ведь стремянка-то. Да и не выдержит меня. Лучше я за Анатолием схожу.
– Ой, не ходи никуда, бабушка! Не оставляй меня тут! Я описаюсь, а ты будешь виноватая!
– Ну хорошо, хорошо – я в окно его кликну. А ты не высовывайся. А то голова твоя глупая перевесит и полетишь вниз вверх тормашками! Что я папе твоему скажу?

И бабушка поспешила к окну. Анатолий таки точно – был во дворе, где трамбовал снег, прокладывая тропу к бане. Ну а что еще положено делать на даче айтишнику? Он немедленно бросил лопату, обтер длинные руки о роскошные красные непромокаемые штаны на широчайших подтяжках, и поспешил на помощь соседке. Вдвоем они извлекли с антресолей облепленную паутиной, перепачканную пылью воспитанницу детского сада «Лучик» Леночку Н. Никаких угрызений совести последняя, впрочем, не проявила, а напротив – принялась командовать.
– Ты, дядя Анатолий, погодь – не уходи! Я сейчас швабру принесу – там что-то важное лежит в углу, – подняла она маленький палец, – что-то в газету завернутое.
И Анатолий действительно выудил шваброй из самого дальнего угла антресолей нечто пыльное, завернутое в старые пожелтевшие газеты.

***
Он родился в столярке, где работали многопьющие мужики-инвалиды. Хотя, это, скорее, зачатие – из столярки той вышли лишь палочки на фанерной подставке с жесткой проволокой вместо рук. Настоящее таинство рождения, конечно же, произошло в цехе набивки. Здесь главным был дядька с обвислыми прокуренными усами в смешных круглых очках, а работали женщины – много переживших войну женщин с усталыми серовато-бледными лицами. На фанерку они насаживали конус из плотной гофрированной бумаги – он обмазывался клейстером, затем в определенном порядке наносилась и распределялась вата. Вскоре вырисовывались тулуп, рукава, воротник и шапка. Теперь оставалось лишь одеть фигуру в специальную бумагу, снова обмазать клейстером да присоединить цветастый пояс, рукавицы и кант. Последней же операцией было обсыпание влажного от клея изделия крошкой слюды. Да-да – настоящей слюды! Затем 15 минут ожидания, специальной кистью смахиваются на железный поднос излишки слюдяных блесток и игрушка идет на ОТК. Конечно же, при таком способе производства все Деды Морозы разнятся, но контролеры ничего не бракуют – просто изделия с непропорциональными руками или с тощей бородой развозятся по городам и весям огромной страны. Качественные же Деды остаются в столице, а уж самые наилучшие поступают в ГУМ на Красной площади, где, собственно, они и встретились.
– Танюшка! Ты глянь же на этого роскошного красавца! Мы просто обязаны его немедленно купить!
– Папа будет гугаться. А я… а я Снегугочку хочу тогда! – решительно заявляет дочь, стараясь перекричать голос из репродуктора, с невероятным оптимизмом призывающий приобретать облигации государственного займа.
– Прелестно! То есть, если мы потратим в два раза больше – папа ругаться не будет? Да и нет Снегурочек-то. Разобрали. Ну что – берем?
– Бегём, что ж! – разводит руками маленькая Таня и варежки, висящие на резинке, уходящей в рукава, согласно качаются в стороны – «берём, берём».

И стали они друзьями. По малости лет, Танюшка было совсем затаскала красавца – треснула кое-где бумага-костюм, облетела слюда, но вот в шестом классе записалась она в кружок «Умелые руки» и сама же деда и отреставрировала! Теперь нос Мороза стал даже краснее, а глаза задорнее. И глазами этими, Новый год за Новым годом, наблюдал он Танину жизнь – как из школьницы превратилась она в молодую женщину-студентку, затем в невесту. И так все катилось ровнёхонько до того дня, когда была куплена вот эта вот глупая дача. Впрочем, это неправильно – разве может быть дача глупой? Глупыми бывают мысли. Вот кто-то и придумал встречать очередной Новый год в деревенском этом необжитом доме, зато с настоящей живой елкой во дворе. Деда привезли из города, опустили по пояс в пустое ведро чтобы, значит, не отсырел – да и поставили во дворе на снег, под собственную, хиленькую тогда ещё ель. Пели песни, водили хороводы и румянили на углях докторскую колбасу – так она, конечно, вкуснее.
Уезжали все как-то быстро да суетно – электричка никого ждать не будет.
Отстояв под елкой и исполнив таким образом свое предназначение. Дед теперь в одиночестве смотрел как легкая метель кружит следы прошедшего праздника. Вращались в снежинках обрывки цветных ленточек, самодельное конфетти и кусочки фольги от шампанского. Так и стоял он несколько дней, всеми позабытый. А спасла его Груша – немногословная и не очень здоровая женщина. Это она продала дом таниным родителям на условии, что ей, Груше то есть, позволят в нем доживать свой век. Интересовало ее ведро, а вовсе не Дед Мороз. Мороза она завернула в газеты, оставленные новыми хозяевами, да и закинула на антресоли. Там Дед и провел кучу лет. И уж сколько потом Таня не пытала бывшую хозяйку – так и не припомнила Груша – куда прибрала она сердечного таниного друга. Плохо у нее с памятью было, а потом она и вовсе померла и на дачу эту почти совсем перестали приезжать – город, дела, карьеры… Вот только недавно снова стали наведываться. А скоро-скоро сюда и вовсе заедут иностранцы. Таджики. Будут тут жить пока не выстроится на участке новый дом.

***
– «Всеобщая забастовка во Франции», – с легким изумлением прочитал айтишник заголовок, – «Хлеборобы Кубани досрочно отправили в закрома Родины…». Боже мой! Татьяна Николаевна – тут же ж История в передовицах! Невероятно! Я возьму эти газеты? Можно?
Но бабушка его не слышит. Губы ее двигаются, глаза увлажнились.
– Дружочек. Дружочек мой нашелся – шепчет старая женщина, улыбаясь.
И вот стоит Дед на столе. Глаза его протерты, нос цел, но стал тусклым и приобрел модный нынче цвет «пыльная роза». В доме чудо как хорошо. За окном свесила колючки немаленькая теперь уже ель. Зачарованный айтишник разложил на полу древние газеты и кажется позабыл обо всем – охает, качает в изумлении головой и громко зачитывает куски передовиц, но никто его не слушает. Леночка принесла мягкие рисовальные кисти и теперь они вдвоем с бабушкой осторожно обметают Мороза. Да и то сказать – полежите-ка полвека на пыльных антресолях – черт-те что к тулупу прилипнет.

Дед счастлив, конечно, но пребывает в некотором смятении. Почему же Танюшка опять стала маленькой и не картавит как раньше? А этот в красных штанах похож на стеклянного петуха. Петух тот был гордостью, украшением и лучшей игрушкой давних ёлок. Оттого заворачивали красавца в газеты особенно тщательно, а имя его было «Трофейный». Цел ли?
А, главное, кто она – эта неуловимо знакомая, грустно улыбающаяся старушка с такими родными и теплыми руками?
Ах, разберемся! Во всем разберемся. Главное – снова при деле.
С Новым Годом вас, люди!

Иллюстрация автора.