Аэропорт

Когда закрыт аэропорт,
Мне в шумном зале вспоминается иное:
Во сне летя во весь опор,
Негромко лошади вздыхают за стеною,
Поля окрестные мокры,
На сто губерний ни огня, ни человека…
Ах, постоялые дворы,
Аэропорты девятнадцатого века!
А.  Городницкий

Рейсы за последнюю неделю по всему Побережью, да и Району задерживали из-за тумана…

Крохотный деревянный аэропорт постепенно наполнялся различным людом: семьями с детьми, улетавшими в отпуск; геологами из многочисленных партий, перебрасываемых из Города в Поселок, а там по Базам и точкам; солидными, пахнущими дорогим парфюмом управленцами из обеих столиц, в модных пальто и лакированных туфлях, с портфелями-«дипломатами», нервно курившими «Кэмел» и «Мальборо», и опоздавшими на все возможные совещания; толстыми, все как на подбор в кожаных пальто, привыкшими ко всему снабженцами, с пухлыми потертыми портфелями; мрачными небритыми и коротко стриженными личностям, смолящими самокрутки из едкой махорки, в рваных телогрейках, и сидевшими по привычке на корточках вдоль бревенчатой стены, со справками об освобождении вместо паспорта. Около них как бы невзначай периодически прохаживался пожилой местный участковый.

Сидели в ожидании и сами летчики и механики, оставшиеся «без машин», опытные «летуны», командиры, бортмеханики, радисты и штурманы, кутаясь в свои замечательные летные кожаные и меховые куртки, и молодые лётчики, только что с курсантской скамьи, направляемые по разнарядке в неведомые, часто не отмеченные ни на одной карте Поселки. Они ещё «форсили» фуражками «с крылышками» и новехонькой синей лётной формой, с топорщащимися погончиками, исподволь поглядывая и даже засматриваясь на бравых «полевых» девиц, в брезентовых штанах, свитерах и выцветших энцефалитках.

«Летуны», каждое утро бодро расчехляли и заводили моторы своих машин, по аэропорту поднималось волнение, но осипший голос радиста объявлял, что погоды нет, и не обещают. В какой-то крохотный просвет улетел лишь самолет санитарной полярной авиации, с двумя тяжелобольными, которым требовалась срочная операция, и куда с дикой руганью, с личного разрешении начальника аэропорта, удалось разместить несколько мамаш с маленькими детьми. «Пусть уж в Городе посидят, там хоть условия лучше», решил командир экипажа, и, уложив спящих малышей на санитарные койки, быстро дал команду на взлёт…

В крохотном буфете закончились все запасы кофе и чая, а деревянный барак аэропортовской «гостиницы» трещал от количества постояльцев, хотя и селили туда в первую очередь женщин и детей…

Больше всех «везло» геологам, так как они спокойно расстилали свои грязные, прожженные, пахнущие костром спальники по углам или вдоль стен и коротали время в ожидании рейса в бесконечном курении, сне, бренчании на раздолбанной гитаре и бесконечном трёпе.

Особняком держались злые биологи, бдительно сторожа вьючники с запасом спирта. Их должны были забросить на Острова, и они уже почти две недели ждали, то вертолета, то самолета, а теперь ещё и погоды. А их работа заключалась (о чем знал уже весь аэропорт) в подсчете яиц в кладках у какой-то там полярной крачки, а за две недели ожидания уже, наверное, и птенцы вылупились, так и считать было уже и нечего…

Уходило время, уходили часы и дни, работы и отпуска, и в любой момент мог пойти мокрый снег, и люди застряли бы ещё на неделю.

В единственном и ближайшем магазине скупили весь перемороженный вермут и портвейн, со слоем осадка на полбутылки, весь «суп из пакетиков», папиросы «Север», консервы «Бычки в томате», томатную пасту, слипшиеся конфеты, засохшее печенье и каменные галеты….

Возле аэропорта горели костры, опытный и голодный тундровый и таежный народ варил «суп из пакетиков», с добавлением засохших еще лет десять назад галет, сдабривая это варево томатной пастой, кипятил чай, отсылая куда подальше местного пожарного и участкового….

– Не можете обеспечить людей питанием – катитесь к черту! – слышалось со всех сторон.

– Спалите же аэропорт, черти! – из последних сил хрипло орал пожарный.

– Да на фиг и нужен такой аэропорт, из которого ничего уже неделю ничего не летает, даже мухи, – отзывались ему.

– Да хоть отошли бы подальше! Ну нельзя же прямо у дверей! – хрипел измученный, небритый, не спавший трое суток пожарный, не расстававшийся с огнетушителем.

– Ну да, подальше! А вдруг рейс объявят! – острили бородатые, в грязных энцефалитках геологи, прихлебывая дымящееся варево из котелков и запивая его промороженным лет пять назад портвейном…

Начальник аэропорта, практически не спавший несколько суток, протирая красные, слезящиеся глаза, в сотый, в тысячный раз охрипшим голосом объяснял, что рейсы отложены не по его вине, что он готов отправить всех хоть сейчас, дали бы ему ТУ-154, но нет, нет самолета, и не будет, и отправлять будут маленьким партиями на АН-24 и вертолётах, а когда, он не знает…Туман везде, туман по всему побережью, и «погоды не дают».

«…Да были бы у меня собачьи упряжки, я бы вас на них сейчас бы и отправил! Всех, к чёртовой матери!», – хрипло орал он на «лакированных» управленцев, сквозь парфюм которых уже явственно пробивался запах застарелого пота, а модные пальто и костюмы потерли всякий лоск от ночевок на полу.

Начальника аэропорта просили и умоляли, ему угрожали, обещали, что снимут с работы, и он, в конце концов, плюнув на всё, вместе с диспетчером напился вдрызг с «летунами», геологами и биологами, всё же «расчехлившими» часть запасов  спирта.

И был месяц июль, и было лето, и пришел туман с Океана, и сидели в ожидании «погоды» все аэропорты в округе, в тысячах километрах, и не было ветра, чтобы хоть частично этот туман разогнать.

И по всему побережью, по всей Низменности, в таких же Поселках, возле таких же деревянных сараев, с гордой надписью «Аэропорт», возле укатанной тракторами взлетной полосы, сидел у костров бродячий северный люд, пил чай из закопчённых алюминиевых кружек и ждал… А уж чего они умели, так это ждать…

А.А. Каздым