29 сентября. Годовщина чудовищной трагедии Бабьего Яра

Всем безвинным жертвам – вечная память.
Всем палачам и их последышам – анафема!
Нет прощения!

Photo copyright: DAVID HOLT. CC BY-SA 2.0

***

«Всем жuдам города Киева и окрестностей явиться в понедельник, 29 сентября 1941 г., к 8 часам утра, на угол Мельниковской и Дохтеревской (возле караимского и еврейского кладбищ).

Взять с собой документы, ценные вещи, а также тёплую одежду, бельё и прочее. Кто из жuдов не выполнит этого распоряжения и будет найден в другом месте, будет расстрелян.

Кто из граждан проникнет в оставленные жuдами квартиры и присвоит себе вещи, будет расстрелян».

(Объявление на подъездах киевских домов, сентябрь 1941)

***

“Нехватка жилья, особенно в Киеве, в результате обширных пожаров и взрывов была ощутимой, но после очищения от евреев её удалось устранить благодаря вселению в освободившиеся квартиры…

29 и 30 сентября спецобработан 31771 еврей…”

Генрих Мюллер. Отчет № 6, от 31 октября 1941 г.

***

Над Бабьим Яром памятников нет.
Крутой обрыв, как грубое надгробье.
Мне страшно. Мне сегодня столько лет,
как самому еврейскому народу.
Мне кажется сейчас – я иудей.
Вот я бреду по древнему Египту.
А вот я, на кресте распятый, гибну,
и до сих пор на мне – следы гвоздей.
Мне кажется, что Дрейфус – это я.
Мещанство – мой доносчик и судья.
Я за решеткой. Я попал в кольцо.
Затравленный, оплеванный, оболганный.
И дамочки с брюссельскими оборками,
визжа, зонтами тычут мне в лицо.
Мне кажется – я мальчик в Белостоке.
Кровь льется, растекаясь по полам.
Бесчинствуют вожди трактирной стойки
и пахнут водкой с луком пополам.
Я, сапогом отброшенный, бессилен.
Напрасно я погромщиков молю.
Под гогот: “Бей жuдов, спасай Россию!”–
насилует лабазник мать мою.
О, русский мой народ! Я знаю – ты
По сущности интернационален.
Но часто те, чьи руки нечисты,
твоим чистейшим именем бряцали.
Я знаю доброту твоей земли.
Как подло, что, и жилочкой не дрогнув,
антисемиты пышно нарекли
себя “Союзом русского народа”!
Мне кажется, я – это Анна Франк,
прозрачная, как веточка в апреле.
И я люблю. И мне не надо фраз.
Мне надо, чтоб друг в друга мы смотрели.
Как мало можно видеть, обонять!
Нельзя нам листьев и нельзя нам неба.
Но можно очень много – это нежно
друг друга в темной комнате обнять.
Сюда идут? Не бойся – это гулы
самой весны – она сюда идет.
Иди ко мне. Дай мне скорее губы.
Ломают дверь? Нет – это ледоход…
Над Бабьим Яром шелест диких трав.
Деревья смотрят грозно, по-судейски.
Всё молча здесь кричит, и, шапку сняв,
я чувствую, как медленно седею.
И сам я – как сплошной беззвучный крик,
над тысячами тысяч погребенных.
Я – каждый здесь расстрелянный старик.
Я – каждый здесь расстрелянный ребенок.
Ничто во мне про это не забудет!
“Интернационал” пусть прогремит,
когда навеки похоронен будет
последний на земле антисемит!
Еврейской крОви нет в кровИ моей.
Но ненавистен злобой заскорузлой
я всем антисемитам, как еврей,
и потому – я настоящий русский!

© Евгений Евтушенко, 1961

***

“…Если цивилизация сегодня в опасности, если ей суждено выродиться или погибнуть, то это произойдёт с восторженной помощью доверчивых людей. Сегодня они мне кажутся опаснее самих их наглых вождей, потому что делается-то всё – их руками. А их становится угнетающе много, и чудятся впереди такие Бабьи Яры, Освенцимы и всеобщие Хиросимы, какие нам ещё и не снились.

Хочу, чтобы я ошибался. Молюсь.

Прошу вас, люди: опомнитесь”.

© Анатолий Кузнецов, 1969

***

Амен…

Андрей Стругацкий