Редьярд Киплинг о противостоянии Востока и Запада

К 160-летию Редьярда Киплинга

О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места они не сойдут…

Сегодня вряд ли найдётся читатель, не знающий имени Киплинга. Правда, более полувека он пребывал у нас в статусе «детского писателя», автора «Книги джунглей» и «Сказок просто так». Считалось, что всё остальное похоронило время. Заблуждение.

Превратности творческой судьбы

Репутация Киплинга немало пострадала от тех ярлыков, которые за ним закрепила критика: и советская, и зарубежная. Что это за ярлыки? «Джингоист» (шовинист), «бард империализма», «апологет Британской империи». Эти штампы имеют отношение далеко не ко всем его произведениям. Они оказались прокрустовым ложем, т.к. писатель шире их.

Амплитуда колебаний отношения к Киплингу очень широка. Слава пришла к нему в 1890-е годы, когда ему ещё не было сорока. Тогда вышли «Простые рассказы с гор», «Жизнь даёт фору», «Департаментские песенки», «Казарменные баллады», книга очерков «От моря до моря», романы «Свет погас», «Мореплаватели» и «Ким». Это был стремительный феерический взлёт к мировой славе совсем ещё молодого журналиста из английской колонии – Индии. Это была слава и поэта, и прозаика. За его успехами с восхищением следили такие искушённые ценители литературы как Марк Твен, Стивенсон и Генри Джеймс. В 1907 году Киплинг был удостоен Нобелевской премии «за наблюдательность, яркую фантазию, зрелость идей, мужественность стиля и выдающийся талант повествователя». Он оказался самым молодым «нобелиатом». Сейчас об этом мало кто вспоминает.

А уже после первой мировой войны, во время которой он потерял горячо любимого 18-летнего сына, молодые властители дум, или, как их называли на родине, «высоколобые», – Т.Элиот, Э.Паунд, Р.Олдингтон, О.Хаксли – демонстративно перестали замечать былого кумира. Ушёл викторианский век. Радикально изменилось отношение к идеалам, которые воспевал Киплинг. В Англии победили либерально-демократические идеи, и «железный Редиард», который воспевал «право сильного» и пел гимны во славу строителей британской империи, стал казаться жутким анахронизмом. Тех, кого Киплинг считал «становым хребтом Империи», Олдингтон назвал «задом-Империи-привыкшим-получать-пинки». Киплинг призывал «служить великому делу». Быть слугой Империи, в его глазах, – великая честь. А тот же Олдингтон в романе «Смерть героя» от имени всего «потерянного поколения», т.е. тех, кто побывал в окопах первой мировой войны, бросил в адрес «старой доброй Англии» кощунственные слова: «Да поразит тебя сифилис, старая сука! Ты превратила нас, своих сыновей, в мясо для червей!». И молодёжь приняла его сторону. Неудивительно, что когда Киплинг умер в 1936 году, на его похороны в Вестминстерское аббатство не пришёл ни один крупный английский писатель.

Странный парадокс

С наследием Киплинга происходило много парадоксального: в то время как на родине им стали пренебрегать, в послереволюционной России он становится литературным наставником молодых прозаиков и поэтов. В 1922 году выходит сборник его стихов в переводах Ады Оношкович-Яцына, талантливой ученицы Гумилёва и Лозинского. Тогда же пишет свои лучшие баллады Тихонов, в них отчётливы интонации и ритмы «железного Редиарда». Можно было бы вспомнить и Багрицкого, и Луговского, и молодого К.Симонова, которым была явно близка киплинговская проповедь суровой мужественности.

Казалось бы, Киплинг, этот бард империализма, в глазах молодых поэтов революционной России должен быть классовым врагом, а вот, поди ж ты, становится наставником. Парадокс? Парадокс. Некоторые уверены, что наши поэты отбрасывали концепции Киплинга, их привлекали его энергичные ритмы, простота синтаксиса – иначе говоря, поэтика. Ритмы ритмами, но и некоторые концепции Киплинга оказались близки советской идеологии.

Из чего исходил Киплинг? Из идеи служения, из идеи героической жертвенности. Личность у Киплинга добровольно подчинялась «высшему закону», на этом основывалась модель мира, которую он принимал и которую не захотели принять писатели «потерянного поколения», западные либералы, «гнилые либералы», как клеймила их наша пропаганда. Советская литература, рождённая революцией, как это ни парадоксально, имела много точек соприкосновения с киплинговской концепцией мира, потому что исходила из того, что личность обязана принести свои интересы, желания на алтарь великого общего дела, великой цели, оправдывающей средства. Вершину социальной пирамиды у Киплинга венчал монарх, а у нас – вождь (кем оказался наш вождь, мы знаем: царь Николай Романов, прозванный Кровавым, был невинным младенцем в сравнении со Сталиным), но в любом случае это был Вожак, Верховный, кому надлежало повиноваться. Как видите, сам тип мышления оказался сходным, потому и возможным оказалось литературное влияние, дело отнюдь не в ритмах.

Выступая на 1-м съезде писателей в 1934 г., Алексей Сурков потребовал от современной литературы «мужественного гуманизма»: «Давайте не будем размагничивать молодое красногвардейское сердце нашей хорошей молодёжи интимно-лирической водой. Давайте не будем стесняться, несмотря на возмущённое бормотание снобов, простой и энергичной поступи походной песни, песни весёлой и пафосной, мужественной и строгой». Вот эту энергичную поступь, эту проповедь суровой мужественности находили «молодые красногвардейские сердца» в балладах и рассказах Киплинга.

Поскольку Сурков для нас уже не авторитет, напомню, что писал Паустовский об отношении к Киплингу Бабеля. Бабель пришёл в редакцию одесского «Моряка» с книгой рассказов Киплинга и заявил, что «надо писать такой же железной прозой, как Киплинг, и с полнейшей ясностью представлять себе всё, что должно появиться из-под пера. Рассказу надлежит быть точным, как военное донесение или банковский чек. Его следует писать тем же твёрдым и прямым почерком, каким пишутся приказы и чеки. Такой почерк был у Киплинга».

«Кто услышал зов Востока…»

Киплинг откликнулся на этот зов чуть ли ни с младенчества: до пяти лет его, рождённого в Бомбее на исходе 1895-го, растили няни-туземки, он поначалу лучше говорил на хинди, чем на английском. Пребывание в Англии вначале в частном пансионе, а затем в третьесортном колледже в Вествард-Хо, где царил дух муштры и насилия, было нелёгким испытанием для маленького тщедушного очкарика. Но за пять лет он притерпелся, а главное уверовал в пользу уроков подчинения. Он признал систему жестокого воспитания целесообразной, ибо она имела своей конечной целью Дисциплину и Порядок, а это незыблемая основа Закона. О своей школе он напишет в книге «Пройдоха и компания». С.Моэм признал, что более отвратительного описания школы он не встречал. Но дух этой школы определил взгляды и жизненные установки Киплинга, отлившиеся в чеканные строки «Заповеди»:

Умей принудить сердце, нервы, тело
Тебе служить, когда в твоей груди
Уже давно всё пусто, всё сгорело
И только Воля говорит: «Иди!»

Индия, куда он вернулся семнадцатилетним и где семь лет проработал журналистом, осталась его первой жгучей любовью. Англию, где он обосновался после многих лет, проведённых в США, где были написаны знаменитые «Книги джунглей» (1894-95), он называл «самой прекрасной из всех зарубежных стран».

Восток – любимый, обожаемый Киплингом Восток – был для него средоточием пассивного начала, в котором писатель видел много позитивного: глубину философского постижения мира, незыблемость нравственных устоев, простой, нелицемерный и неизвращённый взгляд на жизнь, душевную чистоту, благородство, жертвенность… Как часто эти черты восточного характера в изображении Киплинга торжествуют над ханжеством, лицемерием, чванством и лживостью европейцев!

Когда он писал о «бремени белых», им двигало не презрение к туземцам, он верил в священный долг белых нести цивилизацию, культуру и прогресс в инертные, нищие и дикие афро-азиатские страны, оказывающие этому европейскому вмешательству пассивное, а где и активное сопротивление. Носителем прогресса, культуры, исторической динамики, социальной активности справедливо виделся Киплингу европеец. Только в этом он видел превосходство белого человека и заклинал его «нести бремя белых», т.е. выполнять священную миссию «цивилизатора» по отношению к народам Востока. Британская империя Киплингу мыслилась в идеале воплощением западной цивилизации. Так рождались строки, обращённые к рядовым соотечественникам, прежде всего к солдатам и младшим офицерам.

Твой жребий – Бремя Белых!
Мир тяжелей войны:
Накорми голодных,
Мор выгони из страны;
Но, даже добившись цели,
Будь начеку всегда:
Изменит иль одурачит
Языческая орда.

Как видите, поэт не обольщался. Более того, предупреждал.

Как в воду смотрел, или Предостережения Киплинга

Как ни вспомнить предостережений Киплинга, наблюдая ликующие толпы арабов и пляшущих в Газе палестинцев 11 сентября 2001 года при известии, что в центре Нью-Йорка рухнули в результате теракта башни-близнецы, похоронив более 3000 несчастных, ни в чём не повинных граждан. Ведь это несчастье стало для них настоящим праздником. Можно ли забыть слова поэта – «изменит иль одурачит», читая сегодня сообщения из Афганистана о талибах, которые обезглавили врачей-европейцев, годами безвозмездно лечивших афганских крестьян в глухой провинции, или историю палестинской женщины, которую семья приговорила к сожжению за ослушание и которую вылечили в израильском ожоговом центре, куда она явилась спустя некоторое время как «шахидка», чтобы взорвать спасавших её евреев и тем заслужить прощение семьи?! Примеры можно множить. А бесконечные подтасовки в СМИ: Усама бен Ладен, ныне покойный, расценивал 11 сентября как величайшую победу Аль-Каиды, но в это же время проарабские СМИ запустили «утку» о том, что взрывы торгового центра – это дело рук ЦРУ, сенсация была растиражирована, ей поверили миллионы.

А вот типичные примеры антиизраильской вакханалии в прямом телевизионном эфире: весь мир обходит фотография несчастного палестинца с ребёнком на руках, раненным или убитым якобы израильскими агрессорами, на самом деле он – жертва внутрипалестинских разборок. Другой пример из той же оперы: похоронная процессия движется по улицам Газы, женщины воют, царапают себе лица в кровь, мужчины демонстрируют готовность к отмщению, но вдруг на перекрёстке звучат очереди «калашникова», видимо, происходит очередная разборка, провожающие усопшего в последний путь бросаются врассыпную, а сам «покойник», жертва оголтелых сионистов, вскочив, улепётывает со всех ног. Таких анекдотических сцен можно тоже собрать немало. Дурачат нашего брата, однако…

«Восток – дело тонкое». Нам полюбился этот афоризм красноармейца Сухова из кинофильма «Белое солнце пустыни». Киплинг это понял много раньше, потому и создал свою «Балладу о Востоке и Западе». Мы вынесли в эпиграф первую строку баллады. По числу цитирований она достойна «Книги рекордов Гиннеса». А как звучит вся строфа, образовавшая кольцо хрестоматийного произведения?

 О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места они не сойдут,
Пока не предстанет Небо с Землёй на Страшный господень суд.
Но нет Востока и Запада нет, что племя, родина, род,
Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встаёт?

Первые две строки помнят все, а продолжение забывается. Между тем, Киплинг-неоромантик мечтал примирить непримиримое. Этот классический гармонический взгляд на мир, в котором могут сойтись два равновеликих по силе и благородству противника, более всего отдалил Киплинга от младшего поколения, прошедшего мировую войну, от «полых людей» Томаса Элиота, от «потерянного поколения». Новые поколения европейцев, испытавшие тяготы и ужасы двух мировых войн, не захотели поэтизировать силу, тем более подчиняться ей. В послевоенной Германии в 1946 году заговорило поколение «вернувшихся». Их героем стал «человек с тихим голосом». Сверхчеловеки – Übermenschen, «белокурые бестии», победные марши уже всех «достали». Началась эра толерантности и политкорректности.

Бремя белых, которое поначалу европейцы несли с гордостью, обернулось детской болезнью левизны. Болезнь эта поразила прежде всего интеллигенцию и имела своим последствием безуспешные попытки внедрить в восточные страны европейскую демократию, требование открыть границы собственных государств для обездоленных арабов и африканцев, что привело к исламизации Западной Европы. Спустя несколько десятилетий выяснилось, что односторонняя толерантность стоит недёшево. Достаточно съездить в Лондон, Париж, прогуляться по некоторым районам Берлина, Кёльна, чтобы удостовериться в том, что об интеграции пришельцев в европейское общество речи не идёт. Напротив, парижские ажаны и лондонские бобби не порекомендуют туристам углубляться в мусульманские кварталы, где царит беспредел. Люди Востока, обосновавшиеся в Европе, уже не столь пассивны, как во времена Киплинга. Впрочем, он был больше знаком с буддистами, а не с мусульманами. А это две большие разницы, как говорят в Одессе. Носители ислама хотят жить в Европе по своим средневековым законам, законам шариата и полагают, что окружающие тоже обязаны следовать им, ибо Аллах акбар! Но «чтобы принять ислам, нужна атрофия психики, готовность жить на правах муравья или пчелы, не иметь своей воли и своего личного облика». И это мнение Лоуренса Аравийского, который жил и воевал среди арабов 7 лет, т.е. знал их досконально.

Расположившись лагерем в Пизе, мусульманские «беженцы» справляли малую нужду на ворота Баптистерия, на это резное чудо эпохи Возрождения, соревнуясь, кто пустит струю дальше. Им наплевать на тысячелетнюю европейскую культуру, они надеются и стремятся возродить всемирный халифат, и европейцам в нём нет места. Об этом написала Ориана Фаллачи, известная итальянская журналистка. В последнем эссе «Ярость и гордость» она обвинила европейских интеллектуалов в заигрывании с исламским фундаментализмом и предрекла гибель Европы в волнах «зелёной ненависти».

По сравнению с Фаллачи немец Тило Сарацино, автор книги «Германия самоликвидируется», был куда более осторожен, но ведь ему «леваки» устроили обструкцию, местные политики предали анафеме, его уволили из банка, однако несколькими месяцами позже канцлер Германии признала, что политика «мульти-культи» провалилась. И какие выводы? Новые преференции, т.е. вливание миллионов в бездонную бочку интеграции мусульманского населения. А каков ответ? По сообщениям прессы в Сирии на стороне боевиков сражается немало граждан Германии. Органы безопасности озабочены тем, что произойдёт, когда прошедшие школу убийства вернутся в Германию. А вы задавались вопросом, кто эти граждане?

Киплинг прав и в том, что Восток уважает силу: «сильный с сильным лицом к лицу». Можно добавить, Восток понимает лишь силу. Проявляя слабость, европеец теряет уважение, ибо если у мусульманина сила, стало быть, на его стороне и право. Таков их менталитет. Европейцы забыли собственную историю. Не лишне напомнить о битве при Пуатье (732 г.), когда Карл Мартелл (по прозвищу «Молот») силой оружия избавил Европу от угрозы распространения власти арабов и мусульманства. В XVII веке (1683 г.) война Креста и Полумесяца завершилась победой Яна Собеского над мусульманской ордой и поражением турок-османов под Веной. Вначале Речь Посполитая отразила под Хотином в 1621 г. натиск османов на Восточную Европу, а затем в XVIII-ХIХ вв. Россия, проведя череду русско-турецких войн, принудила турок уйти с Балкан и освободила молдаван, греков, болгар и румын от османского ига ценой многих тысяч жизней своих солдатушек.

А что ждёт Европу в ХХI веке – судить не берусь, ведь в ХХ веке мусульмане пришли в неё не с огнём и мечом, как в былые времена, а взяли её без боя. А сейчас, после того как США во главе с «миротворцем» нобелиатом Обамой, руководствуясь благими намерениями осчастливить мусульман демократией по-американски, нарушили баланс сил на Ближнем Востоке и ввергли в хаос Ирак, Египет, Ливию, Сирию, волна беженцев из Африки и Ближнего Востока накрыла Европу. В США только обсуждают, принимать их или нет, а наша всё более неуважаемая соотечественниками канцлерин пригласила неограниченное количество мусульманских беженцев в Германию, заявив от имени немцев, с которыми не держала совета, а решала единолично: «Мы справимся!» Сколько их уже прибыло – миллион или больше – не знает никто. Сколько среди этих крепких мужчин с дорогими айфонами боевиков ИГИЛ, не знает никто. Но последний теракт в Париже показал, что оружие, из которого террористы-мусульмане убивали французов и гостей Парижа, они получили от араба из Германии, известно, что среди них были и «беженцы» последнего призыва.

Единственный пример, подтверждающий надежду Киплинга на возможность сближения Востока и Запада, – это современные Япония и Китай. Поэт не дожил до того, чтобы, взглянув на облик их городов, познакомившись с достижениями их электронной техники, признать, что эти народы Востока догнали и даже перегоняют Запад, при этом сохраняя верность своей древней культуре, не поступаясь традициями. Не будем забывать, что они чужды исламу.

Реабилитация Киплинга

Т.С.Элиот, тоже лауреат Нобелевской премии, назвавший Киплинга при его жизни «лауреатом без лавров», через шесть лет после его смерти издал «Избранное» из стихотворений Киплинга, сопроводив том большим предисловием, где писал: «Колоссальный дар владения словом, поразительный интерес ко всему, могущественная способность наблюдения умом и всеми чувствами, маска «путника», а под ней загадочный дар провидца, дар, столь тревожащий, что, раз признав его наличие, мы уже не в силах распознать, когда его нет, – делают Киплинга писателем, которого нельзя до конца постичь и масштабность которого невозможно преуменьшить». Именно о киплинговском даре провидца хотелось напомнить сегодня, когда мир переживает наступление мусульманского Востока на Запад.

Грета Ионкис