Загадки судьбы узника дома Булычева

К биографии ученого и анархиста Евгения Карловича Тегера, или разведчика?

Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.

Буквально на днях опубликовал этот обширный материал.

В первый раз мне попался на глаза этот персонаж, когда я готовил материал к юбилею краеведческого отдела Герценки.

Но вот мне позвонил из Москвы Тарас Бочкарев и предложил найти подробности биографии Евгения Карловича Тегера.

В Интернете я обнаружил немало материалов о Евгении Карловиче, где о нем написано, как о розенкрейцере. О розенкрейцерах опубликовано огромное исследование, но как оказалось никто из этих исследователей в архивах города Кирова не бывал и дела Е.К. Тегера не видел, что вполне в духе сегодняшних времен.

Вот выдержки из некоторых документов:

Из письменных показаний Е.К. Тегер от 31 мая 1940 года:

«Занимаясь психологией, я пришел через опытную гипнологию к экспериментальному оккультизму.

В 1913 году, возвращаясь в Москву из Якутской ссылки, я прочел по этому вопросу несколько публичных лекций (Якутск, Бодайбо, Иркутск, Москва).

За восемь месяцев моего проживания в Москве я вступил в общение с «Русским спиритуалистическим обществом» и редакцией его органа – журнала «Ребус».

Указанное общество пропагандировало на православно-христианской базе спиритизм и занималось в закрытом кругу опытами медиумизма.

Публичные заседания общества происходили еженедельно по понедельникам. Опытов медиумизма на них не проводилось.

Редактором «Ребуса» был Петр Александрович Чистяков, через которого я познакомился в обществе с оккультистом Борисом Алексеевичем Нечаевым, поэтом Валерием Яковлевичем Брюсовым и другими.

Через Чистякова я познакомился в Румянцевской (ныне им. Ленина) библиотеке с заведующим каталожным отделом Александром Сергеевичем Петровским, а через него с другими работниками библиотеки – Палом Николаевичем Батюшковым, Николаем Петровичем Киселевым, Квасковым.

Петровский был антропософом. В 1913-1914 годах, когда я с ним познакомился, он жил на одной квартире с Михаилом Ивановичем Сизовым, также антропософом.

Легальное, зарегистрированное в установленном порядке, «Русское антропософическое общество» помещалось в их квартире. Там я и познакомился с М.И. Сизовым и моей будущей женой Магдалиной Ивановной Викентьевой (урожденной Сизовой), Владимиром Михайловичем Викентьевым, Борисом Николаевичем Бугаевым (поэтом Андреем Белым) и другими.

Я посетил несколько раз собрания антропософического общества. На них занимались чтением и разбором книг по антропософии, написанных Рудольфом Штейнером.

Упомянутый выше Павел Николаевич Батюшков был теософом. Познакомившись еще в Якутске с теософической литературой, я потерял к ним интерес, поэтому московское теософическое общество не посещал.

Весной 1914 года я бывал раза два в Гипнологическом обществе доктора Каптерева. Там я нашел занятия самого доктора Каптерева элементарными формами гипноза.

То, что я нашел в Москве, вернувшись из якутской ссылки, было, с моей точки зрения, крайне неудовлетворительно. Я обсуждал этот вопрос с Брюсовым, и он подтвердил, что в Москве, да и других городах, я вряд ли встречу лиц, занимающихся экспериментальным оккультизмом.

Брюсов этими вопросами весьма интересовался, так как до написания своего романа «Огненный ангел» он занимался оккультными опытами и изучал по подлинникам средневековые ритуалы де Абано. Ценными указаниями Брюсова я пользовался при своих систематических занятиях в Румянцевской библиотеке.

Работы в широком масштабе в области экспериментального оккультизма мне в ту пору поставить не удалось. Позднее помешала Империалистическая война, а затем война Гражданская».

«1 октября 1939 года на Колыме я был вызван с рабочей командировки в УРБ, в свой лагпункт. Зав. УРБ объявил мне, что я отправляюсь этапом на место получения срока, в город Киров, для пересмотра дела.

В Киров я был доставлен 4 ноября 1939 года и из пересыльной тюрьмы переведен в одиночку внутренней тюрьмы, где пробыл до 4 декабря 1939 года.

За указанный период времени меня несколько раз вызывали на допрос. Фамилию лица, производившего допрос, я не знаю. Допрос касался моей биографии вообще, дела, дела, по которому я получил срок, и дополнительных, через год, показаний Всеволода Михайловича Нордмана.

Последний в 1935 году был временно моим начальником, когда я в течение двух недель работал в Кировской конторе «Заготзерно» в должности инспектора по финансовой части. После моего ареста в апреле 1937 года, Нордман показал, что однажды в разговоре с ним я восхвалял западную культуру. В 1938 году, будучи арестованным, он дополнительно показал, что я якобы вербовал его в шпионы».

В моей статье есть еще много других интересных подробностей жизни Евгения Карловича.

Но вот, что главное.

Вот в чем загадочность судьбы Тегера.

В следственном деле отсутствуют документы о пересмотре дела, на основании которых он был вызван с Колымы в Киров.

Никакого документа об окончании следствия в деле нет, что вообще-то нехарактерно для аналогичных документов 1940 года.

В материалах Государственного архива Кировской области нет ни одной анкеты Е.К. Тегера, нет его дела как ссыльного, когда он был в Вятской губернии до революции.

Создается впечатление, что все это было изъято специально для заметания следов.

Недавно прочитал такой афоризм Черчилля:

Черчилль жаловался, что не может предсказать действий России, поскольку «Россия — это загадка, завёрнутая в тайну, помещённая внутрь головоломки».

И хотя сегодня приписывают Черчиллю то, что он никогда не говорил, но с этим афоризмом нельзя не согласиться…

Все это дает возможность сделать предположение, что Евгений Карлович Тегер был направлен в Германию для нелегальной работы, тем более что довольно широко известен интерес нацистов к теме изучения экспериментального оккультизма.

Будущие исследования покажут, насколько эта версия соответствует истине…

Александр Рашковский, краевед

Подпишитесь на ежедневный дайджест от «Континента»

Эта рассылка с самыми интересными материалами с нашего сайта. Она приходит к вам на e-mail каждый день по утрам.