КОНТИНЕНТ - Новости и аналитика актуальных событий в мире, мнения и комментарии экспертов и обозревателей
«Наверное, в большинстве семей попытка посмотреть на три поколения вглубь приводит к очень нетривиальным фактам из бытовой, политической культуры и истории нашей страны. Мне повезло, потому есть о чем и знать, и рассказывать: совершенно удивительные ситуации, нетривиальные связи и неожиданные вещи. Есть тут громкие имена или нет, это неважно».
Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
Виталий Дмитриевич Арнольд
Нам довольно много известно о жизни и деятельности великого физика Матвея Бронштейна, но почти ничего о его семье.
Вот что пишет o матери Бронштейна Лидия Корнеевна Чуковская в повести “Прочерк”: “эта простая, необразованная женщина, родом из захудалого еврейского местечка в черте оседлости, располагала к себе добротою, чувством собственного достоинства и беззлобием”1.
Упоминание о семье Бронштейн есть и у Геннадия Горелика в его книге о великом физике: “Семью, в которой родился Матвей Петрович Бронштейн, можно назвать обыкновенной семьей, принадлежащей к провинциальной еврейской интеллигенции в пределах черты оседлости – черты, проведенной на карте России самодержавием. Отец, Петр Осипович, был врачом. Происходя из семьи мелкого торговца, он все же смог кончить гимназию (в украинском городке Немирове) и медицинский факультет Киевского университета. Мать, Фани Моисеевна, систематического образования не получила, умела лишь читать и писать. Это была добрая, от природы очень деликатная женщина, свою жизнь посвятившая заботам о муже и детях”.2
Краткость этой информации побудила меня предпринять собственные поиски, которые существенно дополняют эти описания. Документы, найденные в Винницком, Хмельницком, Киевском и других архивах, и мемуары родственников позволяют нам узнать много интересного о семье матери Матвея Бронштейна, Фани Моисеевны Радбиль.
Настоящее имя ее было на Фани, а Фейга, и родилась она в Виннице в 1878 году в семье купца Мойше Шмулевича Радбиля и его жены Суры. У Фейги было четверо братьев: Аврум, Самуил, Леон и Пинкас. Как человек состоятельный, Моше Радбиль дал возможность сыновьям получить высшее образование: Пинкас изучал медицину в Швейцарии, Аврум – в России, Самуил закончил Киевский политехнический институт, а Леон – Демидовский юридический лицей в Ярославле3.
На фотографии, снятой в ателье Герша Хаимовича Бамы на Почтовой улице Винницы, мы видим Моше Шмулевича Радбиля, человека благородной и внушающей уважение наружности, с его прелестными внуками – малышами Митей и Изей и их сестрой Михалиной.
Слева направо сидят: Моше Радбиль, Митя и Изя Бронштейны; рядом с Моше стоит Михалина. Фото из архива Анны Фетцер, Кембридж.
Материалы Винницкого по воинским делам присутствия4 дают нам сведения о том, что до 1878 годa Моше был приписан к васильковских купцам Киевской губернии, а затем к купцам и мещанам Винницы, где он был владельцем двух магазинов одежды: одного – в доме Копыта на Почтовой, а дрyгого – в Церковных лавках около Собора.
Фейга Радбиль, в миру Фани, выросла в традиционной, религиозной семье, и муж ее, Петр Осипович – тоже; настоящее имя его было Пейсах-Шмуль Иосифович Бронштейн. К сожалению, в архиве отсутствуют метрические книги раввината за те годы, когда родились дети четы Бронштейн, потому нам неизвестны их подлинные еврейские имена. Младший брата-близнец Изя, предположительно, имел другое имя, хотя официально он был Исидором. Как бы то ни было, имена детей русифицировались и вошли таковыми в историю.
Строгое соблюдение ритуалов и обычаев играло большую роль в жизни Моше и Суры Радбиль: “там были свои радости и удовольствия, покой и уют – но все только в кругу семьи, в стенах собственного дома. Люди жили спокойно, хорошо и долго, отдавали Богу Богово и брали от жизни то, что их устраивало”, писала их современница Полина Венгерова5.
Согласно данным Еврейской Переписи 1875 года6, Моше Радбиль родился в 1850 году в местечке Литин в семье купца Шмуля Аврумова Радбиля.
Его юность пришлась на годы правления Александра II, времена весьма либеральные, но дети Моше подрастали в другую эпоху, и получение светского образования было непременным условием для их достойной жизни. Моше помнил отца, который часто судился с кредиторами и временами даже находился в розыске, и не хотел подобного будущего для своих детей.
Данные Еврейское переписи 1875 года по Литинскому уезду Подольской губернии (ДАХМО, дело 226/80/1178). В списке купцов по Литину в графе №4, строке№3 стоят имена Абрашки Юдкова Радбиля и его внуков Моше и Бенюмина Радбилей.
Он с радостью и удовлетворением смотрел на то, как дети учатся, но видел и обoрoтную сторону медали: русско-европейская культура, которую они усваивали, вытесняла в их сознании воспоминания о собственной религии и традициях. Как и его современница, Полина Венгерова, Моше Радбиль мог сказать: мы и наше поколение проживем век и умрем евреями; наши внуки наверное не умрут евреями, но что станется с нашими детьми, это для меня загадка. Понимая, что дети уже не вернутся в мир Талмуда, Моше Шмулевич пытался привить еврейские ценности внукам, но время было упущено, и его попытки не увенчались успехом.
В начале девятисотых умирает жена Моше Сура, и он переезжает в Киев, где становится управляющим имением богатого купца.
Посемейный список Моше Шмулевича Радбиля из материалов Винницкого архива (ДАВиО, дело 230/1/605).
Вспоминает праправнучка Моше, Анна Фетцер:
“Помню, как моя бабушка, Софья Леоновна, показывала мне дореволюционную фотографию семьи своего отца на могиле его матери. К сожалению, эта и остальные архивные фотографии оказались утеряны. На фотографии были отец Леона Моисеевича с портретом жены, его четыре сына, дочь с мужем и детьми. Моя бабушка говорила мне, что, из четырех сыновей Моисея Радбиля, Абрам стал зубным врачом, Самуил – инженером, Петр – врачом-венерологом, Леон – адвокатом.”7
Оставшись после смерти Суры вдовцом, Моше Радбиль несколько лет спустя женится на тридцатичетырехлетней Суре Хане Фридман. В метрических книгах Киевского раввината сохранилась запись о втором браке Моше, датированная 17 марта 1911 года8: «Ктубе Деорейсo (брачный контракт) данный жене мужем на 100 зекуким. Свидетелями были Нахман Нисонович и Яков Геселевич.» Согласно юридическому документу, заверенному раввином 1-го участка Киева, А.Б.Гуревичем, в брак вступили винницкий мещанин Мошко Шмулевич Радбиль, вдовец, и игнатовская мещанка, девица Сура Хана Шевелевна Фридман.
Запись о браке Моше Rадбиля и Суры Ханы Фридман из метрической книги Kиевского раввината (ДАКО, дело 1164/1/495, лист 67)
После заключения брака Моше обращается в Подольскую Казенную Палату с просьбой о причислении его к обществу мещан местечка Гостомель Киевской губернии и 6 сентября 1912 года получает положительный ответ.
****
В отличие от братьев, Фейга Радбиль не имела серьезного образования, тем не менее, природный ум, доброта и душевная тонкость помогли ей создать дом и воспитать чудесных детей. Фейга была прекрасной хозяйкой и матерью, из тех, что в старину называли бас тойвим (буквально дочь добрых, добропорядочных родителей, т.е. женщиной из почтенного рода).
Вспоминает у Лидия Корнеевнa Чуковская:
“Комната Бронштейнов… сияла аккуратностью и чистотой. Ни одной вазочки, нарядной чашки или коврика, но ни пылинки на многочисленных книгах. Всюду поспевали морщинистые умелые руки Фанни Моисеевны. Тратила она мало, готовила вкусно. Относилась она к людям по-матерински. В душевном обличье Фанни Моисеевны я узнавала Митины черты. … Деликатность в быту, доброжелательность, чувство достоинства – от нее. Фанни Моисеевна обезоруживала уступчивостью и беззлобием. Была она хозяйка рачительная, экономная; однако баловала соседей то баночкой варенья, то ломтем пирога, то трешкой в долг. Соседи советовались с нею о том, как получше накрахмалить белье, каким снадобьем вывести пятно на брюках, сколько дрожжей развести для теста. В руках у нее все спорилось.
Фанни Моисеевна деятельно меня пожалела. Заставляла днем по часу – по два лежать, старалась утром, когда я спала, двигаться беззвучно; не позволяла лишний раз подняться по лестнице. В ее заботливости я узнавала Митю.
… В Ворзель, километрах в пятидесяти от Киева, раздобыл мне путевку Петр Осипович. Это прекрасное место … Целые дни я проводила в лесу. Только по воскресеньям приезжал ко мне Изя и привозил письма, книги и «дополнительное питание» в виде пирогов, испеченных Фанни Моисеевной, или свежих ягод”.9
Отец Матвея Петровича выучился медицине в Киевском Университете и начал практиковать в Виннице 1898 году. Его имя стоит в Российском медицинском списке за 1913 год: Бронштейн Пейсах Шмуль-Иосиев, лекарь, вольнопрактикующий в Виннице, Подольской Губернии10. В справочнике “Вся Винница за 1911 год” издания Райхера и Полишера в разделе “Врачи” находим лаконичное “Бронштейн П.О.”, а в путеводителе по Виннице издания Рехлиса11 и Павлушкова за тот же год в списке местных докторов все выглядит вполне репрезентативно: “Бронштейн Петр Осипович, внутренние и детские болезни, телефон №14, Почтовая, дом Шабанова.
Геннадий Горелик в книге о Бронштейне пишет, что “Петр Осипович, несмотря на свое мелкобуржуазное происхождение, был начисто лишен способностей к частной практике, да и весьма средняя его квалификация ничего особенного не обещала. Поэтому он довольствовался службой в государственном медицинском учреждении и соответственно небольшим окладом.”12 Возможно, это утверждение верно по отношению ко времени, когда в Киеве установилась советская власть, но до войны практика доктора Бронштейна находилась в элитном районе Винницы, и, трудно себе представить, чтобы она не приносила стабильного дохода.
Любопытная деталь: в 1907 году имя Пейсаха Бронштейна фигурирует в списке евреев Винницы, с которых взимался свечной сбор. Как известно, люди с низкими доходами такого рода поборами не облагались. С Пейсаха Бронштейна в это время был удержан налог в сумме двух рублей13; столько же заплатил в казну и дядя его жены, почтенный домовладелец, член правления Немировской синагоги Винницы, Бенюмин Шмулевич Радбиль.
Во владении Бенюмина Радбиля в числе прочих находился один из домов в центре Винницы, на Большой Бульварной, поэтому он проходил избирательный ценз по выборам в Государственныю Думу, как владелец недвижимости.14 Отец Бронштейна, Иосиф, дела которого шли не столь блестяще, заплатил в том году более скромную сумму налога – всего один рубль15.
Большая Бульварная улица, переименованная в 1910 году в улицу 19 февраля. Винница, начало ХХ века.
Почтовая улица старой Винницы. Фото из коллекции Зория Файна.
Когда началась Первая мировая война, Петра Осиповича призвали в армию, и через некоторое время Фейга с детьми переехала в Киев к отцу.
Михалина училась в элитной гимназии, а близнецов решили обучать дома; впоследствии мальчики сдали экстерном экзамены за три класса гимназии.
Возможно в Киеве семья снимала квартиру в доме Берла Морозa, поскольку в 1938 году Изя с родителями жил именно по этому адресу. Вспоминает Лидия Корнеевна: “Это была пятикомнатная коммунальная квартира на пятом этаже. Длинный коридор, и в каждой комнате – семья. В комнате Бронштейнов, если присчитать и меня, четверо: мать, Фанни Моисеевна; отец, Петр Осипович; Митин брат-близнец Изя и я.”16
В доме Берла Овсей-Вольфовича Мороза были многокомнатные квартиры, которые после революции, естественно, стали коммунальными. Кстати, дом начали строить летом 1910 года по проекту инженера Иосифа Зекцера, к концу 1911-го заканчивалась отделка, в 1912-м его заселили. По дореволюционному описанию, там были расписные потолки, изразцовые печи, лоджии, летние сады, лестницы с мраморными ступенями, центральное отопление и даже “разговорные трубки” из швейцарской.
Как же сложилась судьба братьев Фейги Радбиль?
Перед нами фотография младших, Пинкаса и Леона, студентов-реалистов, сделанная в ателье Бамы в Виннице. Реальные училища, которые в то время стали только появляться, открывали для своих выпускников дорогу в высшие образовательные учреждения. Их отличие от классических заключалось в том, что студентам давались общеобразовательные и технические знания, а вместо классических латинских и греческих языков преподавали английский, немецкий и французский языки. Вспоминает Анна Фетцер, правнучка Леона Радбиля: “Знаю, что прадед очень хорошо учился и, согласно семейной легенде, сдал вступительный экзамен по математике за брата, когда тот поступал в университет. Все дети в семье с легкостью учили языки и владели многими.”17
Братья Радбили: Леон (справа) и Пинкас (слева), студенты Винницкого реального училища, начало ХХ века. Фото из Архива Анны Фетцер.
Здание училищa, выстроенное в Виннице в 1890 году на средства купцa Цаля Лейбовича Вайнштейна.
Известно, что Леон Моисеевич Радбиль окончил полный курс наук в Демидовском Юридическом Лицее в 1911 году с золотой медалью и стал успешным адвокатом; Пинкас Радбиль изучал медицину в Базеле и Страсбурге и получил специальность врача-венеролога.
Из воспоминаний Анны Фетцер: “Леон женился в 25 лет на 26-летней Кларе (Екатерине) Моисеевне Глинер. Помню их брачное свидетельство 1911-го года, подписанное винницким раввином. Дыра на слове “врача” – “дочери врача”. Отец прабабушки Кати был полковым врачом. Его очень ценили и предлагали повышение по службе, но это невозможно было без крещения. Он не был религиозен и готов был креститься ради повышения, но прапрабабушка Женя ему не позволила”.18
Свидетельство о браке Леона Моисеевича Радбиля и Клары Моисеевны Глинер. Фото из архива Анны Фетцер.
У Клары был брат Жорж, Григорий Моисеевич Глинер. Во время войны он был эвакуирован из Киева в Орджоникидзе, где возглавил кафедру в медицинском институте. В 1944 году вернулся в Киев и тоже стал заведующим кафедрой во вновь открывшемся мединституте.
Григорий Глинер с супругой. Начало ХХ века. Фото из архива Анны Фетцер.
“До революции у моей бабушки Софьи Леоновны была французская бонна, в доме были кухарка и кучер, – продолжает Анна. – Я не знаю, в какое время мой прадед переселился в Россию. Бабушка закончила школу в Саратове в 1929-м году, там жили тогда ее родители и там же, год спустя, она познакомилась со своим будущим мужем.
Мой прадед, Леон Радбиль, был вскоре арестован и сослан на строительство Беломорканала как представитель дореволюционной интеллигенции. После освобождения из лагеря прадед с женой уехал в Казань, где в 38-м году он преподавал право на бухгалтерских курсах вместе с моим будущим отцом.
Моя бабушка после ареста и расстрела мужа осталась одна с тремя маленькими детьми. В то время бабушка жила в Москве, но в 41-м году эвакуировалась с детьми в Казань. Жили в очень тяжелых условиях, войну пережили только благодаря тому, что прадед носил на черный рынок тома из своей громадной библиотеки (из этой казанской библиотеки прадеда до нашей домашней библиотеки дошло несколько книг, изданных в 19-м веке, – большей частью по юриспруденции. Две из них, помню, читала в детские годы: “Историю цивилизации Англии” и “Судебных ораторов Франции 19-го века”). Бабушка работала донором, за что давали буханку хлеба. Жили в нищете и, когда встал вопрос, идти ли старшим девочкам в 9-й класс, за что требовалась небольшая плата в те годы, или в ремесленное, прадед сказал, что, пока он жив, его внуки будут учиться. Благодаря ему, всем внукам удалось закончить университет.
По свидетельствам людей, лично знавших моего прадеда, он был широко образованным, исключительно порядочным и честным человеком.”19
Вспоминает внук Леона Радбиля, Валерий Антонов: «Дед, действительно, был “царский спец”, так как получил великолепное дореволюционное образование. О качестве его я мог судить хотя бы потому, что об архитектуре дед был осведомлён больше, чем его внук-архитектор.
Он был хорошим профессионалом, потому что когда началась сталинская компания по арестам старых “царских спецов”, (надо было набирать заключённых для строительства Беломорканала) деду дали вместо положенной десятки всего три года.
Он рассказывал: «Допрашивали меня, как и всех, в жарко натопленной комнате, одетым в шубу. Допрашивали непрерывно, спать не давали. Следователи менялись каждые четыре часа. В один из таких пересменков мне удалось стащить со стола лист бумаги и карандаш. Я отказывался подписывать что бы то ни было. Когда, наконец, меня отвели в камеру, я, отвернувшись от глазка надзирателя, написал обстоятельную жалобу на незаконное ведение допроса. И ссылался на все статьи уголовного кодекса, которые они нарушили.
И стал ждать.
Тогда, в тридцать третьем, органы ещё пытались придать работе с подследственными хотя бы видимость законности и поэтому периодически допускали к заключённым проверочную комиссию на предмет возможных жалоб.
Комиссия вместе с тюремным начальством стояла перед строем заключённых и спрашивала, есть ли жалобы. Если и находились смельчаки, отдающие себе отчёт о последствиях, то всё равно их устные жалобы к делу не пришьёшь. Ни бумаги, ни карандашей, разумеется, зэкам не выдавали. Так что я скомкал в комок свою жалобу и кинул под ноги главному в комиссии. Свидетелей хватало и жалобу пришлось поднять. В тот же вечер меня, предварительно избив, отправили в лагерь с “детским” сроком – 3 года20.»
Леон Моисеевич Радбиль с внучкой Моряной Кузьминичной Антоновой. Фото из архива Анны Фетцер.
Судьба младшего брата Леона, Пинкаса Радбиля сложилась трагически. После завершения учебы в Германии в 1914 году он вернулся в Россию и начал частную практику как врач-венеролог в Киеве. В тридцатые годы Пинкас, работал главврачом одной из киевских больниц и осенью 1941 года руководил эвакуацией медицинских учреждений Киева. Ему удалось отправить в тыл жену Розу и дочь Софью, но сам он эвакуироваться не успел и погиб в Бабьем Яру.21
Софья Петровна Радбиль, в числе шестнадцати других родственников из Киева, приехала в Казань к жившему там Леону Моисеевичу с семьей. В двух небольших комнатах коммуналки на улице Горького их было 20 человек; и всем сумел помочь Леон Моисеевич Радбиль.
В Российском Государственном Историческом архиве сохранились документы студента медицинского факультета Страсбургского университета Пинхаса Радбиля:22 его зачетная книжка на немецком языке с выпиской о прослушанных лекциях, справка из Базельского университета, удостоверение о сдаче латыни из Первой Херсонской мужской гимназии, свидетельство о благонадежности и многое другое. Последний документ из Страсбурга датирован 1 августа 1914 года; вскоре Пинкас возвращается в Женеву.
В книге “Список российских поданных, застигнутых войною за границей” 231914 года издания находим его имя и адрес: Пинкас Радбиль, Женева, avenue du Mail, 20. Мог ли он предполагать, что его ждет в России?
Увы, история не терпит сослагательного наклонения…
Не менее трагична судьба Аврума, старшего брата Леона и Пинкаса. Задолго до революции Аврум закончил весьма престижное учебное заведение – Одесское коммерческое имени Императора Николая I училище, затем получил медицинское образование и в 1904 году был удостоен звания зубного врача.24
Очевидно, Аврум хотел попробовать свои силы на ином поприще и в 1906 году записался вольнослушателем на юридический факультет Новороссийского Университета, где в течение двух семестров изучал юриспруденцию; затем он оставил эту затею и вернулся к медицинской практике.
В 1910 году Аврум Радбиль женится на Хане Свислоцкой из Тыкоцина. В метрической книге Одесского Раввината есть запись об этом браке. Любопытно, что Тыкоцин (на идише Тиктин) находился довольно далеко от Одессы – в Подляском воеводстве Ломжинской губернии Царства Польского, и был родиной не только отца создателя эсперанто, Марка Заменгофа, но и самой известной еврейской писательницы Восточной Европы конца XVI начала XVII веков, Ривки Тиктинер, автора книги проповедей на идиш “Меянекет Ривка” (“Кормилица Ривка”).
Согласно статистике из “Еврейской энциклопедии” Брокгауза и Ефрона в Одессе 1910 года из 313 зубных врачей был 291 еврей26, и только один из них, Аврум Радбиль, упомянут в “Историческом очерке”, выпущенном к 50-летию Одесского Коммерческого Училищ.27
До женитьбы Аврум снимал жилье на Садовой и в Театральном переулке, но потом они с Ханой переселились на Екатерининскую 9, в доме Лантье.
В октябре 1941 года, на третий день после оккупации Одессы, трехкомнатная квартира, в которой проживали супруги Радбиль была реквизирована. Аврум и Хана погибли28, где и при каких обстоятельствах, – неизвестно. Mногих одесских евреев, выброшенных из своих жилищ, в те дни гнали на артиллерийские склады, расположенные на Люстдорфской дороге. По мере заполнения людьми склады поджигались…
Заявление зубного врача Абрама Рaдбиля на имя ректора Императорского Новороссийского Университета с просьбой о зачислении его на юридический факультет; Одесса, 9 сентября 1906 года. Из студенческого дела вольнослушателя Абрама Радбиля (ДАОО, дело 45/5/10961).
Запись о браке Аврума Радбиля из метрической книги Одесского РАввината. ДАОО, дело 59/5/135.
Средний брат, Самуила Моисеевич Радбиль, закончил Политехнический Институт в Киеве и получил специальность инженера-путейца. В 1918 году Самуил Радбиль женился на юной красавице Рахили Розенблюм. В киевском архиве сохранилась запись об их бракосочетании29, заверенная свидетелями Иосифом Коганом и Соломоном Скомаровским. В день бракосочетания жениху было 30 лет, невесте –19. До войны Радбили жили в Киеве, потом были эвакуированы в Казань, и так там и остались; Рахиль Радбиль – доцент, кандидат наук, со временем возглавила кафедру английского языка Kазанского пединститута. Жили они с Самуилом в коммунальной квартире неподалеку от сада “Эрмитаж”.
Запись о браке Самуила Радбиля в метрических книгах Kиевского раввината (ДАКО, дело 1164/1/539).
Сын Самуила Моисеевича, Оскар Радбиль (1919-1993), стал известным врачом-гастроэнтерологом, автором медицинских учебников и словарей. Он преподавал в Киеве и затем в Казани, где возглавлял кафедру; в Москве он работал в институте медицинской информации. На счету доктора медицинских наук, профессора, Оскара Самойловича РАдбиля было свыше 350 печатных работ, в том числе 20 монографий. “Я помню, как на вопрос родственницы о том, сколько он знает языков, Оскар Самойлович (или “дядя Карик”, как его звали родные) ответил, что знает девять”, – вспоминает Анна Фетцер.29
Оскар Самойлович рассказывал однажды родным, что Лидия Кoрнеевна Чуковская, будучи в возрасте, приходила к нему на консультацию в одну из платных клиник. Оскар Самойлович сообщил ей, что она – вдова его двоюродного брата Матвея Петровича Бронштейна, и этот факт бесконечно ее удивил.30
Самуил Моисеевич Радбиль с женой Рахилью и сыном Оскаром. Фото из архива Анны Фетцер.
Оскара Самойловича Анна впервые встретила во время приезда к бабушке в Москву. Дядя Карик всю свою жизнь помогал ее семье. “Поскольку он был очень знаменит в медицинской среде, у него было множество связей в любых областях медицины. Не было ни одного члена нашей семьи, кому когда-нибудь не помог бы Оскар Самойлович. Он был гениальным диагностом и не раз спасал моих родных, поставив правильный диагноз на основе рассказа о симптомах, в то время как другие врачи не могли поставить диагноза”31.
Радбили были в родстве не только с Матвеем Бронштейнам, но и со знаменитым физиком Эммануилом Рашбой. Двоюродная сестра Софьи Леоновны Радбиль была замужем за известным в Киеве врачом Яковом Рашбой. Его племянником и был Эммануил, который с женой Эрной проживает сейчас в Бостоне. Тетя Анны Фетцер, Моряна, хорошо помнит его по Казани, где их всех приютил Леон Радбиль в 1941-м. Эмику, как звали его родные, было тогда 14 лет.
****
Kузеном Фейги Бронштейн был видный адвокат, гласный Винницкой Думы и депутат Центральной Рады, Хаим Бенюминович (Ефим Вениаминович) Радбиль. Как мы знаем, у Моше Шмулевича Радбиля был младший брат Бенюмин, член правления Немировской синагоги Винницы, a после 1917 года – ее бессменный габай.32
В семье Бенюмина и Эйды Радбиль 14 февраля 1888 родился их младший сын Хаим. У него было три брата: Аврум, Самуил и Мойше.
Хаим получил домашнее образование и успешно выдержал экстерном экзамены за курс VII классов Винницкого реального училищa33, после чего поступил в Императорский Новороссийский Университет в Одессе на юридический факультет.
Его однокурсник, замечательный поэт Дон Аминадо – в миру Аминодав Пейсахович Шполянский – с большим сарказмом описывал безрадостную атмосферу, царившую в стенах этого учебного заведения.
“Новороссийский университет того времени, – писал Дон Аминадо, – был одним из самых мрачных во всей империи. А еще мрачнее и бездарнее был его юридический факультет “34. Подобно трем сестрам, Шполянский стремится из провинции в Москву, а вместо этого попадает в Одессу, в ‘‘университетскую ссылку”.
Юный идеалист, увлеченный идеями социальной справедливости, Радбиль смотрел на жизнь с большим оптимизмом, нежели его однокурсник; учился он легко и с удовольствием и не был анахоретом. В студенческие годы Хаим Рaдбиль знакомится с юной одесситкой Дорой Левковой и вскоре делает ей предложение. Летом 1909 года Хаим и Дора вступают в брак, а весной 1911 года Рaдбиль с женой и дочерью Надей возвращается в Винницу, где начинает юридическую практику помощником присяжного поверенного в конторе Исидора Львовича Розенберга, что на Театральной улице. Имя Радбиля заносится в списки помощников присяжных поверенных Винницкого Окружного суда35 и стоит там до 1917 года.
Дело студента Императорского Новороссийского Университета Аминодава Шполянского и фото из его студенческого удостоверения. (ДАОО, дело 45/5/15184)
Дело студента Императорского Новороссийского Университета Хаимя Рaдбиля и его фото ( ДАОО, дело 45/5/10594).
В 1917 году Хаима Радбиля избирают членом Центральной Рады36 от Объединенной социалистической еврейской рабочей партии; имя его стоит и в числе кандидатов в Российское Учредительное собрание по Подольской Губернии. Кроме того, в 1917 году Рaдбиль вместе с четырьмя другими кандидатами от еврейских социалистов становится гласным Винницкой Думы.
Еще в 1905 году юный Радбиль состоял в винницком отделении партии «Поалей-Цион”, а затем вместе с Авнером и Красиловским был одним из руководителей отколовшейся от поалейционистов местной группы “СЕРП.37
Во время погрома в Винице 20 октября 1905 года Радбиль был в штабе самообороны; о происшествиях в городе после Манифеста 17 октября рассказывается в его очерке “Четыре дня в Октябре”. Двадцать лет спустя, вспоминая былое, Радбиль напишет об одном из своих товарищей: ”Авнер – подпольщик, связной, присланный из центра. Он не знает никакого языка, кроме еврейского, и когда говорит на митингах у синагоги, раскачиваясь, как еврей на молитве, его слова проникнуты такой революционной силою и верою… Трибун, боец! Он волнует на трибуне и был бы великолепным на баррикаде. Милый Авнер, он пропал потом, я никогда больше его не видел, говорили, что он убит. Милые друзья, ясные тени безвозвратной моей юности, моих золотых надежд и мечтаний38…”
Винницкая группа Еврейской социалистической рабочей партии. Слева направо во втором ряду: Авнер, Ефим Радбиль, Ефим Рехлис, Самуил Красиловский. В первом ряду сидят: слева – Дора Рабинович, справа Ева Капун. 1905 год.
Рожденные в года глухие
Пути не помнят своего.
Мы – дети страшных лет России –
Забыть не в силах ничегo.
Александр Блок
****
K счастью, профессиональным революционером Радбиль не стал; его призванием c юных была литература. В августе 1918 году Радбиль пишет замечательный стихотворный памфлет “Заседание Городской Думы”, опубликованный во втором номере сатирического журнала “Красный смех”, a в 1919 году издательство “Логос” выпускает литературный “Альманах” с его “Думскими эскизами”. Сатира автора, склонная к дружескому, игровому юмору, буквально пронизывает строки памфлета: «Гласный Килъ, плотный социалист, счастливый обладатель румяныхъ щекь, хорошаго пищеварения и могучего голоса, состоялъ въ непримиромомъ споре съ падежами и наклонениями коварной русской речи. По вышеуказанной причине г. Киль предпочиталъ изъясняться въ Думе по-еврейски, послe чего на гласныхъ, ближе знавшихъ русский языкъ, возлагалась Думой ответственная задача заняться переводомъ мыслей Киля»39.
Статьи Рaдбиля публикуются в таких изданиях, как “Свободное слово”, “Маяк”, “Слово Подолии”; он пишет сатирические драмы – “Собачий залог” и “Вова-коммунист” – и читает лекции в винницком отделении Культурлиги – уникальной организации, на годы вперед определившей развитие еврейской культуры.
Дружеский шарж на Радбиля из газеты “Маяк”, выполненный художником И. Шафиром. Из архива Александра Логинова.
Еще в Киеве, во время работы в Центральной Раде, Радбиль знакомится с большим еврейским поэтом, членом Культурлиги,40 Давидом Гофштейном, дружба с которым продолжается долгие годы. Русский еврей, человек двух культур, остро ощущавший свою связь с еврейством, Радбиль обладал поэтическим дарованием и хотел донести до читателя образцы современной еврейской поэзии.
В 1928 году он выпускает сборник “Из новых еврейских поэтов”41, где публикует переводы с идиша стихотворений Гофштейна, Маркиша, Галперина и Квитко42. В предисловии к сборнику Радбиль пишет: «Русская и русско-еврейская читающая публика, не зная еврейской поэзии в подлиннике и не имея перевода, не подозревает об ее существовании. Решив теперь издать переводы, написанные в часы досуга семь лет тому назад и отнюдь не предназначавшиеся для печати, я не собираюсь восполнить указанный пробел, а хочу лишь положить начало».
Титульный лист сборника переводов Радбиля. Копия из собрания Национальной Библиотеки Украины имени B.И.Вернадского в Киеве.
Вот что писал о Радбиле секретарь Винницкой Культурлиги, Шмилык Ортенберг: «В её отделении я встретился с лучшими представителями еврейской демократически настроенной интеллигенции. Выйдя из разных партий, они в то время были, как правило, попутчиками новой политики и старались продолжить культурную работу на еврейском языке. В этой когорте интеллектуалов выделялся Х. Радбиль, с которым я позже сотрудничал в ОЗЕТе и других общественных организациях. Юридическое образование Радбиль получил ещё до революции. В городе он считался авторитетным юристом с безукоризненной репутацией. Радбиль был человеком широких литературных интересов, обладал хорошим художественным вкусом, любил еврейское искусство. В то время он работал над темой: «Образ еврея в классической русской литературе». Позже он перевёл на русский язык и издал стихи Давида Гофштейна. В жизни Радбиль был гуманистом, глубоко сочувствующим страждущим и бедным людям. Знакомство с ним оставило в моей памяти заметный след.» 43
Советская власть беспощадно расправлялась со всеми, кто не следовал линии партии, и попутчики не были исключением. Бывший Депутат Украинского парламента и гласный Винницкой Думы, самым нелицеприятным образом отзывавшийся о большевиках в печати времен Рады и Директории, Радбиль был для властей лицом подозрительным. Стихи поэтов-идишистов Квитко, Гофштейна, Маркиша и Гальперна, которые он перевел и опубликовал в 1928 году, очень скоро станут непечатными; a конец НЭПа означал прекращение издательской деятельности Радбиля. Кроме того, за плечами у него была служба в разогнанной Культурлиге, и, главное, – членство в “Поалей Цион”, которую большевики ликвидировали eщe 1928 году.
К концу двадцатых годов большинство гласных уже покинули Винницу, и Радбиль понимает, что не стоит искушать судьбу – надо уезжать как можно дальше от родных мест. Завершив дела в Виннице, Радбили перебираются в Выборг Ленинградской области, где Хаим Бенюминович находит работу юрисконсульта в строительном тресте. В начале 1931 года семье удается переехать в Ленинград, и там в его жизни снова появится Рашель, знакомая с юных лет винничанка, с которой Хаим оформит брак после развода с Дорой Левковой.
В Ленинграде Рашель устраивается юрисконсультом на завод по производству ящиков, обслуживающий конфетную фабрику имени Самойловой. В 1933 году у нее рождается дочь Элла, и в скором времени Радбили получают комнату в коммунальной квартире #3 по адресу Таврическая, 27, где их прописывают 23 мая 1933 года44. Там они проживут до февраля 1942 года, до самой эвакуации в Ташкент, по возвращении из которой Хаим Радбиль будет служить в юридической консультации на Литейном, 7445 и иметь жилье неподалеку.
Казалось бы, все складывается неплохо, но в стране начинается антиеврейская кампания, и в 1948 году Радбиля исключают из Коллегии адвокатов и увольняют с работы. Он уничтожает большую часть своего личного архива: стихи, мемуары, эссе, оставляя только книгу ”Из новых еврейских поэтов” и сказку, написанную для внука еще в Ташкенте. Через пару месяцев его настигает первый инсульт, а через несколько лет – второй46, и в марте 1956 года Хаим Бенюминович умирает…
Уже закончился XX съезд, наступила оттепель. Гражданская панихида проходила на Моховой, в квартире Радбилей; большая комната заполнилась быстро, а люди все шли и шли.
С траурной речью выступил адвокат Геннадий Зиновьевич Кайданов. К нему присоединились близкие друзья и коллеги Радбиля, Яков Семенович Киселев и Михаил Самойлович Иссерзон. “Для таких людей, как Радбиль, “адвокат” было не только обозначением професии, но и в первую очередь душевным и нравственным складом характера; неистребимой, органической потребностью в справедливости, готовностью к борьбе за нее”, – говорил о своем учителе и друге Яков Семенович Киселев.
Хаим Бенюминович Радбиль (1888-1956). Фотография из архива Александра Швальбаума.
”Мой дед был заядлым пушкинистом и библиофилом и имел прекрасную библиотеку, – вспоминает внук Радбиля, Александр Швальбаум. – Чего там только не было: и академическое издание Пушкина, и ”Фауст” Гете, и старинный альбом о жизни императора Павла, и книга по истории МХАТа, не говоря уже о замечательных альбомах по живописи! ”47
Александр хорошо помнит и Рашель Львовну Радбиль, милую, интеллигентную женщину, которую очень любила его мать. После второго инсульта Радбиля парализовало, и Рашели пришлось продать почти всю его библиотеку, чтобы платить сиделке, которую они вместе с Эллой по очереди сменяли у постели больного.
В годы перестройки Александру Борисовичу Швальбауму выдали в Коллегии адвокатов личное дело его деда, которое он счел нужным передать Элле Радбиль. Элла Ефимовна скончалась в 2003 году, и дело Радбиля кануло в Лету48: но, если оно когда-нибудь найдется, мы, безусловно, узнаем еще много интересного об этом замечательном человеке.
Елена Цвелик
Ссылки:
Эта рассылка с самыми интересными материалами с нашего сайта. Она приходит к вам на e-mail каждый день по утрам.