Судьба Рауля Валленберга в архивных омутах РФ. Часть 7. Попытка открыть архивы после августовского путча 1991 г.

Также читайте:
Часть 1. Начало «дела Валленберга». 1945-1946 гг.
Часть 2. Архивные документы о пребывании Рауля Валленберга в тюрьме в Москве в 1945 – 1947 гг.
Часть 3. Нота Вышинского и сопутствующая ей переписка. 1947 г.
Часть 4. Шведские обращения первой половины 50-х гг. и подготовка советской стороной «меморандума Громыко». 1951– 1956 гг.
Часть 5. «Меморандум Громыко» 6 февраля 1957 г.
Часть 6. Дело «Сварц-Мясников»

Об этом рассказал Анатолий Стефанович Прокопенко (1933-2013), известный советский, российский историк-архивист, один из руководителей архивного ведомства СССР-РФ в конце 80-х – начале 90-х годов прошлого века, заслуженный работник культуры РФ. Окончив Московский государственный историко-архивный институт, А.С. Прокопенко пришел в Главное архивное управление при Совете Министров СССР. В 1974 г. был назначен директором Центрального государственного архива научно-технической документации СССР и направлен в г. Куйбышев (ныне Самара) для завершения строительства нового здания архива. В 1979 г. А.С. Прокопенко вернулся в Москву на должность начальника Государственной инспекции архивов Главного архивного управления при Совете Министров СССР. В 1988 г. его назначают директором Центрального государственного архива, известного в архивной среде больше под названием «Особый архив», который он возглавлял вплоть до назначения в 1991 г. заместителем председателя Комитета по делам архивов при Совете Министров РСФСР (Правительстве Российской Федерации). В 1990 году Прокопенко представил в ЦК КПСС неопровержимые документальные свидетельства о расстреле под Катынью польских офицеров. А 21 октября 1992 г. согласно распоряжению вице-президента РФ N 44-рв вошел в рабочую группу (из 2-х человек) «для координации деятельности по завершению работ, связанных с гибелью весной 1940 года польских   военнослужащих, содержавшихся в Козельском, Осташковском и Старобельском лагерях НКВД». В 1993 г. он одновременно исполнял обязанности директора Центра хранения современной документации. Видимо, за чересчур активную деятельность в «катынском деле», благожелательное отношение к исследователям «дела Валленберга», интерес к фактам использования психиатрии в политических целях в СССР и т.п. А.С. Прокопенко был «удален» из архивов – переведен на работу в Администрацию Президента Российской Федерации, работал в Комиссии по делам репрессированных народов и Международной комиссии по правам человека. Административную работу А.С. Прокопенко успешно совмещал с научной деятельностью. Им было опубликовано более 100 научных и публицистических работ. Среди них вышедший в 1991 г. в Германии сборник документов «Я хочу вырваться из этого ада» (письма с германского Восточного фронта 1941-1945 гг.) с предисловием канцлера Германии Гельмута Коля, книги «Безумная психиатрия» (1997), «Лекари души» (2005), «Чудовище по имени Государственная тайна» (2009) (не была опубликована – осталась лишь в интернете). В последней книге А.С. Прокопенко, человек большой души, совести и честности рассказал о том, что видел в фондах архивов Старой площади и КГБ после провала августовского путча 1991 года, когда была реальной возможность сделать доступной большую часть этих архивов для всех добросовестных, заинтересованных в этом людей. Здесь же и в последних своих интервью он с болью и тревогой говорил, что после кратковременной «оттепели» начала 90-х годов прошлого века, важные архивы РФ стали вновь непроницаемыми для тех, кто хотел пролить свет на грязные тайны советского режима.

Рассказ А.С. Прокопенко о действительном начале архивного дела России в дни августовского путча ГКЧП 1991 года выглядит следующим образом. Председатель Российского архивного управления Рудольф Германович Пихоя ещё 19 августа 1991 г. исчез из управления, и перебрался в Белый Дом, где, «надев на крупный животик автомат, стал частью живого щита  своего лидера. Вид у него, как потом рассказывали, был уморительный. Небольшой, коренастый, внешне напоминавший рассерженного барсука… и автомат на “пузе”. Ему не довелось пострелять, но, обретаясь в Доме Правительства РСФСР, одно благое дело он всё же успел сотворить. Чуть ли не на ходу, подобно Ленину, подписывавшему в дни Октябрьского переворота на колене первые советские декреты, … сочинил два коротких, но взрывных по содержанию указа новой власти о переходе в ведение народа всех архивов ЦК КПСС, КГБ СССР и подмахнул их у Ельцина».

После этого надо было приступать к реализации указов: российские архивные чиновники перебрались на Старую площадь и приступили к экспроприации информационных богатств КПСС.

Однако случилось это спустя неделю после окончания неудавшегося путча. За это время чиновники Старой площади, как могли, уничтожали или прятали свои архивы: уже 19 августа заработали на полную мощь бумагорезательные и бумагосжигательные машины, утром 24 августа, в пятницу, несколько грузовиков с архивными папками под покровом ночи выехали из ворот партийной цитадели и скрылись в неизвестном направлении, увозя тайны, вывозили что-то и по подземке, соединяющей Кремль со Старой площадью. Всё это было возможным до тех пор, пока охрану зданий ЦК КПСС нес батальон дивизии им. Дзержинского. Вскоре чекистов-охранников сменили курсанты Московской и Орловской высших школ милиции и партийные чиновники покинули Старую площадь, «подвергаясь на проходных грязным оскорблениям толпы. Огромная территория владений ЦК какое-то время напоминала мёртвое царство, пронизанное зловещей тишиной. Именно в это время на Старую площадь и нагрянуло нищее племя архивистов… Архив ЦК КПСС, носивший официальное название «Архивный сектор общего отдела ЦК КПСС», никакой головной боли у новых хозяев не вызвал. Партийные архивисты… единственные, кто не бросил свои опечатанные хранилища и никого постороннего в них не пустил”.

Сотрудникам Главархива России пришлось серьезно поработать, чтобы овладеть документами так называемого текущего делопроизводства, т.е. бумагами, что только-только были написаны функционерами и лежали в кабинетах, сейфах, столах

более шестисот помещений Старой площади. Т.о. с партийными архивами победители управились достойно» [1].

Исполнение Указа «Об архивах Комитета государственной безопасности СССР» казалось трудным и, скорее всего, нереальным. Если обитатели цитадели на Старой площади по собственной воле бежали, то «дзержинцы» своей мрачной крепости на Лубянке не покинули и достаточно спокойно выдержали психологическое давление «демократической» толпы, бушевавшей на площади имени их прародителя и кумира Дзержинского, изваяние которого все же было сдернуто с пьедестала. Хотя во главе КГБ и встал демократ В. Бакатин, никто не хотел брать на себя ответственность за выполнение президентского указа. Вдобавок, “Ельцин тайно встретился с чекистами и велел им своей профессии не забывать и не трепаться перед журналистами всех мастей о своей приверженности демократии. Не ваш, мол, это вопрос. Независимов (Прокопенко – прим. авт.) понял, что вот-вот начнётся медленное неафишируемое свёртывание едва начавшегося процесса раскрытия секретных архивов” [1].

В ту пору по отношению к КГБ весьма решительно был настроен Верховный Совет РСФСР во главе с Р. Хасбулатовым. Несомненным радикализмом отличался и натерпевшийся от КГБ и председатель комитета ВС РСФСР по правам человека Ковалёв Сергей Адамович, а также учитель истории, диссидент, не так давно вышедший из «гулаговских» ворот, Арсений Рогинский, возглавивший правозащитную организацию «Мемориал» и его помощники Никита Петров и Никита Охотин. Эти люди, включая А.С. Прокопенко сочинили Постановление Президиума Верховного Совета РСФСР «Об образовании комиссии по организации передачи-приёма архивов КПСС и КГБ СССР на государственное хранение и их использование». Эту бумагу тут же подписал Руслан Хасбулатов. Комиссия была многочисленной – целых 52 человека. «На всякий случай. Председателем назначили тогда влиятельного народного депутата, историка, генерал-полковника, ныне покойного Д.А. Волкогонова. Из фигур, которых ещё и сейчас помнят, – ныне так же покойный журналист Ю.П. Щекочихин, вездесущий боевой священник Г.П. Якунин, наверное, единственный из всей православной братии – политик и народный депутат, один из творцов новой Конституции РФ В.Л. Шейнис, легендарный ректор РГГУ, глашатай перестройки Ю.Н. Афанасьев. Почему-то в эту интеллектуальную компанию затесалась милейшая с виду молодая дама, в ту пору уже народный депутат СССР Э.А. Памфилова. Ещё был очень активный, но куда-то испарившийся через некоторое время словно дух, народный депутат РСФСР со странной для русского уха фамилией Цанкайси, правда, Фёдор Васильевич». В комиссию вошел и А.С. Прокопенко, как заместитель председателя Комитета по делам архивов при Совете Министров РСФСР. «Силовиков» представляли: Краюшкин А.А. – и. о. начальника отдела Межреспубликанской службы безопасности СССР (это название вместо КГБ); Рожков В.М., первый заместитель начальника Центральной службы разведки СССР; Запорожченко В.В., генерал, начальник Центрального архива пограничных войск. “В комиссию вошёл «хитрейший лис»,  ставивший во главу угла  служение корпоративным интересам, – представитель службы внешней разведки Ю. Коболадзе. Однажды в ироничной форме он поведал своим новым «коллегам», явно им презираемым (какие-то жалкие архивисты, недобитые диссиденты, журналюги), что документы Первого управления КГБ СССР им никогда как ушей своих не видать. Единожды озвучив эту мысль, которую, как заметил про себя Прокопенко, никто не оспорил, он более на заседаниях комиссии не появлялся. Позднее, как и все ушлые чекисты, подался в бизнес, стал директором инвестиционной компании  «Ренессанс Капитал»”.

Намерения, изложенные в постановлении, были очень правильные: обеспечить доступ членам комиссии ко всем документам КГБ, какие бы на них не стояли запретительные грифы, определить объем и типы этих документов и самое главное – подготовить регламент организации их использования. «А вот кто это всё будет реально исполнять? Памфилова и Цанкайси? Или Коболадзе с Рожковым? От них всего этого дождешься, когда рак на горе свистнет. Подавляющее большинство членов комиссии никакого понятия не имели, где этот архив КГБ обретается. Многие наивно полагали, что он вот здесь, прямо в подвалах на Лубянке и лежит» [1]. За дело взялись четверо: Прокопенко, Рогинский, Петров и Охотин. Каждый день через подъезды №№ 4 и 5 как на работу они шли в лубянские апартаменты Краюшкина и там вместе обсуждали и набрасывали грандиозный план передачи родному народу архива КГБ. Выяснилось, что никаких постоянных хранилищ КГБ на Лубянке нет. Точное географическое месторасположение их сегодня называть избегают. Хотя в 1991 и 1992 гг. они кое-где в прессе упоминались, но тогда времена были другие. Чекистские архивы, начиная с  Московской области, расположились по удаляющейся на восток,  вглубь России, линии – за Урал… Государственной архивной службе документальная глыба спец-органов была явно не по зубам, и с места она сдвинута никогда не будет. Необходимы новые здания, штаты, регламент передачи и использования весьма опасных с точки зрения возможности разглашения информационной сути чекистских документов. Сказав «А», надо было говорить и «Б». Действительно, почему нетронутыми остаются архивы Министерства Обороны и, в частности, архив разведки Генерального штаба? …А разве меньше КГБ отличились на бесславном поприще уничтожения миллионов душ такие монстры советской власти, как Прокуратура СССР, Главная военная прокуратура, военная коллегия Верховного Суда СССР, наконец, НКВД-МВД СССР. И у всех у них «особые» и «не особые» архивы. Как-то Ельцин предложил главному архивисту страны Пихоя подумать над тем, чтобы и эти хранилища передать в ведение народа. Но последний, струхнув изрядно, решительно отказался от столь щедрого подарка. Тут одни только архивы КГБ денно и нощно вызывали несказанную головную боль. Игра под названием «Сказка о голом короле» продолжилась… Какие только чудные и фантастические проекты не обсуждались и всё с самым серьезным видом. Обе стороны с удовольствием согласились с тем, что здания чекистских архивов, расположенные на территориях, занимаемых воинскими частями или в культовых зданиях, передаваемых к тому же церкви, не могут быть использованы российскими архивистами. Надо, чтобы новый архив, который условно назвали «Центр архивов служб безопасности» … прямо на площади Дзерж…, простите, на Лубянской площади… Никакого эха с Лубянки. – Ну, раз эха нет, значит, и не было того, что эхо порождает, – молчаливо решили в кабинетах демократической архивной власти. А «голый король» – Пихоя,  сурово шевеля усами, на полном серьезе корил Прокопенко: – Вы плохо работаете. Вам поручено дело эпохальной значимости, а оно и с места не сдвинулось. У вас что, нет новых идей? У Прокопенко оказалось очень много таких идей, и он, мысленно смеясь, также на полном серьёзе ошарашивал ими своего незадачливого шефа: – Герман Рудольфович, у нас на девятом этаже здания архива Советской армии пустуют огромные площади, куда хоть сейчас можно свезти все фильтрационные и уголовно-следственные дела из всех сусеков КГБ. А когда отдадим Франции из Особого архива её законные 300 000 досье, на освободившиеся полки свободно уместятся документы секретного делопроизводства…– Нет, это не пойдёт. Это сдача наших демократических позиций в угоду прошлому, – решительно провозгласил Пихоя. – Прошу вас подготовить проект постановления Совета Министров о создании нового архива документов бывших спецслужб. Прокопенко с удовольствием взял из рук Пихоя невидимую иглу с невидимой ниткой и продолжил «шить» виртуальное платье. В итоге получилось ладное постановление, которым поручалось одному – «изыскать для Российского центра специальной документации в г. Москве помещение площадью 2 500 м²», другому – «решить вопрос о дополнительном финансировании деятельности центра», а третьему – «представить в правительство РФ положение о Центре». На том эпопея с передачей в народное пользование документов бывшего КГБ бесславно окончилась, так как из Белого Дома никакого эха не донеслось” [1].

В начале 90-х годов ХХ века Прокопенко познакомился со сводным братом Рауля Валленберга Ги фон Дарделем. Произошло это в доме шведского дипломата в Москве, куда были приглашены члены только что образованной межправительственной российско-шведской рабочей группы по выяснению судьбы легендарного шведа. Все были преисполнены энтузиазма, что вот-вот загадка прояснится. Ведь совсем недавно чекистские архивисты, как они сами выразились, где-то на заброшенных пыльных полках «неожиданно наткнулись на личные вещи Валленберга». Раз сохранились вещи, то где-то рядом должны быть и груды официальных бумаг, рассказывающих о его судьбе. Потекли годы. Комиссия заседала то в Москве, то в Стокгольме, а развязка так и не наступала. Прокопенко особо за деятельностью комиссии не следил, хотя увёртливое поведение её российских членов его поражало. В 1997 году он встретился с Ги фон Дарделем, который приехал в Москву по делам. Сидя в его скромном номере гостиницы за чашкой вечернего чая, Прокопенко не удержался от вопроса на больную тему:

– Ги, что для Вас всё-таки главное в вашей поисковой работе, связанной с Раулем?

– Его собеседник слабо улыбнулся:

– Члены нашей семьи, семьи фон Дардель, а я не могу говорить за Валленбергов, хотели бы знать всю правду о Рауле.  Это хотели бы знать и многие шведы, сколь бы горькой не оказалась правда о брате. Когда он умер? Где похоронен? Где документальные свидетельства? Не верится, чтобы ничего не осталось.

Горбачёвская перестройка вселила надежду, что теперь-то о Валленберге станет известно всё. Впервые иностранные граждане, члены уже упоминавшейся российско-шведской рабочей группы, получили доступ к архиву Владимирской тюрьмы, где, по слухам, содержался швед. Со своей стороны тогдашний председатель КГБ Бакатин обязал своих подчинённых отыскать в недрах Лубянки свидетельства о жизни и смерти дипломата. И что же? Родственникам Валленберга нежданно-негаданно передали личные вещи и бумаги Рауля, якобы случайно обнаруженные. Но они не могли быть доказательством того, что дипломата привозили в Москву. Он мог быть убит в Будапеште, а вещи его забрали

«особисты».

В Особом архиве, где директором был Прокопенко, «высочайшим» повелением было разрешено в поисках следов шведского пленника просмотреть суперсекретный фонд политотдела бывшего Главного управления по делам военнопленных МВД СССР (ГУПВИ). И вот Особый архив преподнёс сенсацию: впервые нашлись официальные документы, свидетельствующие о пленении Валленберга советскими властями. В архив пришли члены международной комиссии А. Рогинский и В. Бирштейн. Независимов усадил их в своём кабинете, обложил толстенными папками. Решили просматривать их, не пропуская ни одного листа. Едва начали – и удача! Пожалуйста – документ о переводе заключённого Валленберга в феврале 1947 года из Лефортовской тюрьмы на Лубянку. Через несколько дней, в другой папке наткнулись на информацию о важном заключенном – личном шофёре Рауля Лангфельдере. Ошибка Рогинского и Бирштейна, заключалась в том, что они, пролистав не более четверти секретных досье, поделились своими находками с другими членами рабочей группы, в которой были и товарищи с Лубянки. Такой ход событий кого-то там  не устроил и Прокопенко, как директору, было настоятельно предложено свернуть дальнейшее изучение «опасного» фонда политотдела ГУПВИ – до особого распоряжения.

Российско-шведская бригада мало-помалу собрала сотни копий документов из российских секретных архивов, свидетельствующих о пребывании Валленберга в СССР. Но все они по времени относились к периоду до 17 июля 1947 г. – то есть до официально объявленной в «меморандуме Громыко» даты смерти шведа. Среди документов отсутствовали самые знаковые: дело Валленберга; акт о его смерти (хотя Ги фон Дардель с неистребимой надеждой до последнего верил, что брат жив); акт о вскрытии после смерти; акт о захоронении и, наконец, самое интересное – протоколы допросов.

– Поиски в архиве Владимирской тюрьмы и Особом архиве были не напрасными, – рассказывал Ги Прокопенко. – Вместе с тем они наводят на мысль, что советские власти никогда не проводили тотальной проверки своих архивов в поисках следов Валленберга.

Многое о причинах таинственного исчезновения Рауля могло бы рассказать таинственно исчезнувшее письмо министра госбезопасности Абакумова министру иностранных дел В. Молотову от 17 июня 1947 года, совпадающее по времени с рапортом доктора Смольцова о якобы смертельном инфаркте дипломата. Письмо это существовало на самом деле, так как отметка о его реальности имеется в реестре архива МИД.

Сегодня всё ещё остаётся надежда обнаружить или подлинник, или копию письма Абакумова. Где оно? Несомненно, или в архиве бывшего КГБ СССР, или в архиве президента России. Да вот только, кто позволит там его искать? Даже в благополучные демократические времена 1992 года, когда Прокопенко достаточно был дружен с генерал-полковником Д. Волкогоновым, которому Ельцин доверил хранение и просмотр сверхсекретных «кремлёвских пакетов», не удалось что-либо прояснить по этому поводу. В начале 90-х годов прошлого столетия, когда моральное давление правозащитников на «органы» было достаточно ощутимо, сторонники версии смерти Валленберга от сердечного приступа дрогнули. Так, бывший руководитель архивной службы ФСБ РФ генерал Краюшкин и некоторые другие отставные сталинские гэбисты в частных беседах соглашались с тем, что шведский дипломат, скорее всего, был расстрелян. Некоторые добавляли – поплатился за знание многих секретов и нежелание сотрудничать с КГБ. Допрашивали его часами, отложились десятки, если не сотни листов с записями вопросов и ответов.   О Валленберге, хотя бы частично о его судьбе, мог бы рассказать тот, кто долгие часы провёл, сидя напротив Валленберга, склоняя его к сотрудничеству с Советами. В начале 90-х годов ХХ столетия был жив ещё, хоть и старенький, но всё соображавший следователь, допрашивавший шведа. Прокопенко не стал называть его фамилии (речь идет о Копелянском – прим. авт.), ибо, по его мнению, подобные ему выкормыши КГБ, для которых  служение «конторе» выше чести, недостойны публичного внимания. Сколько ни просил его Прокопенко рассказать, хоть что-то о Рауле, ничего из этого не получилось. Многое он помнил из того, чем занимался на Лубянке в 40-50-е годы, а вот Валленберга категорически «припомнить не мог». Вот такой у него случился оригинальный провал в памяти. Прокопенко обещал, что попросит тогдашнего президента Ельцина дать ему «индульгенцию», освобождающую его от наказания за разглашение информации по данной им когда-то подписке. Тем более, что КГБ СССР более не существует.

– А причём здесь Ельцин, – простодушно ответствовал старый лис, – если я никакого Валленберга не знаю. Так и унёс с собой в могилу манкурт КГБ правду о Валленберге.

Шведские члены рабочей группы, которым Прокопенко рассказал о своих напрасных потугах узнать хоть что-то о протоколах допросов Рауля, как говорится, из первых уст, понимали, что им это тем более не удастся сделать. Члены комиссии просили передать им хотя бы копии документов, свидетельствующих о расстреле Валленберга и его захоронении. Но с Лубянки ответ один: «Кроме того, что найдено, других документов обнаружить не удалось». И, конечно, так просто и легко было всех собак навешать на уже не имеющих возможности ответить тогдашних руководителей КГБ Абакумова и Берия. Мол, они, заметая следы преступлений и международных тайных связей, уничтожили все документальные материалы, связанные с Раулем Валленбергом. Вот такой менталитет у отечественных спецслужб. Человека схватили, загубили и не могут ничего путного сказать ныне живущим о его судьбе. Даже о том, где он захоронен!

Можно согласиться, что Абакумов полностью контролировал дело Валленберга и перед своим арестом распорядился документы сжечь (почему-то оставив его личные вещи?). Но ему не была подвластна та информация о шведском дипломате, которую он обязан был докладывать Сталину. Думается, эта информация (в вещественном виде) сегодня имеется, кто бы и что бы об этом противоположное не утверждал. Что касается Берии, то он не допускал даже мысли о возможности своего ареста Хрущёвым, причин подчистую уничтожить дело Валленберга у него не было.

Если верить некоторым деятелям из нынешней ФСБ, в Комитете госбезопасности во времена не столь отдалённые якобы образовалась некая «чёрная дыра», и в ней бесследно исчезла значительная часть документально-информационной базы ведомства, в том числе и по делу Валленберга. В сказку о «чёрной информационной дыре» верится с трудом. Ведь шведским дипломатом занимались, кроме КГБ, Народный комиссариат обороны СССР, МВД, МИД, он был в поле зрения Сталина, и везде остались бумаги. Если бы кто-то вознамерился вымарать документальную одиссею Валленберга, ему это не удалось бы сделать полностью. Таково свойство архивов – что-то сохранять в своих недрах от злого умысла. Как ни старался Хрущёв, придя к верховной власти, уничтожить архивные свидетельства его участия в массовых злодеяниях против своего народа, многое осталось.  А уж в архивах силовых ведомств порядок такой, что судьба каждого важного документа, вплоть до его уничтожения, актируется.   Прокопенко рассказывал, что когда ему довелось от имени российского парламента инспектировать Центральный архив КГБ СССР, он увидел такой порядок учёта документов, какого не встречал ни в одном известном ему ведомстве. Так что ссылки архивистов ФСБ на сложности поиска следов Валленберга выглядят убедительными только для непосвящённых.

Ги фон Дардель – человек воспитанный и заинтересованный. Он терпеливо ждал новых вестей (а ведь лет ему было уже немало, мог и не дождаться /не дождался, умер в 2009 г./). Он предпринимал попытки к расширению путей поиска брата. Но с российской стороны не было желания идти ему навстречу.  Можно было бы  возобновить прерванный в 1990 году полистный просмотр упоминавшегося фонда политотдела (№451) ГУПВИ МВД СССР в бывшем Особом, ныне Военно-историческом архиве РФ. Можно было бы проверить архивы бывших тюремных психиатрических больниц МВД СССР, особенно Казанской, где по некоторым данным содержался Рауль Валленберг.

Однако никто не хотел брать на себя пальму первенства в раскрытии истинной трагедии человека мировой мученической славы. Страшновато! Поэтому изворачиваться будут всегда. Так им положено. Когда Прокопенко, например, посоветовал Ги фон Дардель попросить у своих «друзей» из ФСБ для ознакомления дело Толстого-Кутузова, – этот человек с двадцатых годов был агентом чекистов и, видимо, волею госбезопасности отслеживал все шаги Валленберга в Будапеште, – Ги воспользовался предложением, но на Лубянке заявили, что такого дела у них нет. После того как фон Дардель заявил, что Прокопенко утверждает обратное, его попросили повременить ну каких-то пару-тройку дней. В итоге Ги получил в свои руки заветное досье. При очередной встрече с Прокопенко сводный брат Валленберга, обычно погружённый в себя, весело хохотал, рассказывая, как ему вручили тонюсенькое дельце, буквально с десятком-другим отдельных листочков.

– А вы, Анатолий Степанович, какие-то сказки мне рассказывали про толстенное дело этого агента. В нём нет ни слова о брате, – заключил он.

– Ги, я хотел, чтобы Вы на конкретном примере убедились, что если чекисты чего-то не хотят  показывать, они всё для этого сделают.

–  Всё, – решительно ответил его собеседник, – больше ноги моей тут не будет.

Действительно, как-то неловко Прокопенко было после нескольких лет работы шведско-российской комиссии советовать уставшему фон Дардель: «Обратитесь-ка ещё туда-то, запросите то-то». Не делает это чести России. Стыдно, что разыгрывался фарс. Ги фон Дардель, его семью, всех благодарных Валленбергу людей в разных странах меньше всего волнуют слухи о том, на какие-такие разведки он якобы работал, совершал ли с нацистами сделки ради спасения узников венгерского гетто (мол, видите, – Валленберг тоже замешан в грязных связях!) и т.п. Ибо если предположить, что всё это «имело место быть», ничто не изменит мнения о Рауле Валленберге  как о романтичном миротворце и спасителе тысяч людей.

Кажется совершенно понятным, что не должна новая Россия нести на себе крест преступления руководства большевистского государства, сгубившего удивительного человека. Ан, нет. Даже бюст миротворца, что возвышается на скромном постаменте во внутреннем дворике публичной библиотеки Иностранной литературы в Москве, установлен не по воле государства, уничтожившего его, а частных совестливых граждан. От государства – ни грана раскаяния. Наша госбезопасность всегда права! [1].

В другой своей книге, вышедшей значительно раньше, в 1997 г., А.С. Прокопенко описал повадки хозяев других архивов (на раз Минздрава РФ). “Полковник в отставке, но по-прежнему директор Казанской психиатрической больницы (бывшей самой страшной тюремной психиатрической больницы МВД СССР, где, по некоторым данным, содержались легендарный Р. Валленберг и другие разыскиваемые по всему миру важные иностранные персоны), Валитов с армейской прямотой заявил в недавнем интервью корреспонденту «МК», что он и его подчиненные искренне полагали, что в вверенной им тюрьме по заслугам содержались настоящие враги советского народа. К этому и добавить нечего. Хочется только задать вопрос: а во что теперь искренне верит бессменный директор Валитов?

Нынешнее руководство Минздрава РФ, невзирая на свою якобы демократичность, и сейчас под надуманными предлогами не допускает к архивам этой больницы не только независимых врачей-психиатров, но и сотрудников Комиссии при Президенте Российской Федерации по реабилитации жертв политических репрессий, наделенной Президентом огромными правами. Но ведь это когда-то, во времена властвования ЦК КПСС, каждое требование его ответственного сотрудника, обращенное к министерскому или иному чиновнику, выполнялось беспрекословно, и не приведи Господи этому чиновнику вступить в диалог с кем-либо из ЦК КПСС на предмет того, что требование его сомнительно и может быть не выполнено.

Вот что ответил бывший заместитель министра Минздрава РФ А. Царегородцев 9 марта 1995 года Независимой психиатрической ассоциации:

«Минздрав сообщает о получении из Генеральной прокуратуры РФ разъяснения по поводу «поиска следов Рауля Валленберга в психиатрических учреждениях России». Генеральная прокуратура РФ считает нецелесообразным допуск членов группы НПА к медицинской документации, карточкам МВД формы №1, а также к историям болезни пациентов, так как Закон РФ «Об информации, информатизации и защите информации» от 25.01.95 предусматривает, что любая документированная информация подлежит защите, если неправомерное обращение с ней может нанести ущерб ее владельцу, пользователю или иному лицу.

Вместе с тем Генеральная прокуратура РФ не возражает против выдачи информации о пребывании Р. Валленберга в лечебных учреждениях Минздрава, в связи с чем министерство просит представить список предполагаемых учреждений для дачи соответствующего распоряжения».

Если учесть, что органы безопасности по своей иезуитской традиции никогда не обозначали Валленберга в ключевых документах под своей фамилией, то ответ Царегородцева, как говаривал, кажется, В. Ленин, по форме правилен, а по существу – безобразен. Велик и могуч язык чиновников России, который вознес на вершину славы незабвенного праотца отечественной сатиры Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина, но и современные его последователи, хоть чуточку и пожиже талантом, неплохо окучивают дремучий заповедник бюрократии” [1].

ЛИТЕРАТУРА

• Перельройзен Е. Как Прокопенко хотел открыть архивы народу, да не вышло. –  Континент, 30.12.2016.

Евгений Перельройзен
Продолжение следует